Без единого слова Хэзэрд отпихнул Ку и вошел в комнату, спокойно прикрыв дверь за собой. Он был мокрый от дождя, его твидовая куртка пахла сыростью, длинные волосы прилипли к голове, шее и горлу. Откинув их, он пристально всматривался в полутьму, сердце колотилось от страха, который не отпускал его всю дорогу. Слова Ку немного успокоили — его сын был жив. И поэтому он вознес краткую молитву индейским духам.
Глаза Трея приоткрылись, когда он услышал слабый звук открываемой двери, и, посмотрев на отца, он улыбнулся.
— Здравствуй, папа.
Хэзэрда шокировал вид Трея, но, когда он заговорил, голос не выдавал волнения.
— Как ты? — спросил он, не замечая тела посреди комнаты, весь во власти ошеломляющей радости, что сын жив.
Трей заметно похудел, кожа обтянула лицо, подчеркивая большие глаза, блестевшие в свете жаровни. Он раскинулся с босыми ногами на подушках кушетки, как будто никто не угрожал ему недавно смертью, и совершенно не обеспокоенный мертвым телом в ярде от него.
— Прекрасно, — ответил Трей, слабая улыбка приподняла уголки рта. — Ты не хотел бы попробовать средства Ку и забыться?
Хэзэрд не двинулся, но тряхнул головой, отказываясь, темные волосы блеснули от этого движения.
— Твоя мать хочет увидеть тебя, она очень беспокоится и просит, чтобы ты вернулся домой.
Плавно повернувшись, Трей вытащил листок бумаги, лежавший под роскошной кушеткой.
— Я не безнадежен с точки зрения выздоровления, ты знаешь, — сказал он, снова улегшись, губы растянулись в полуулыбке. — Здесь, — добавил Трей, протягивая лист бумаги, — я дал себе неделю, чтобы избавиться от всех злых демонов. — И увидеть Импрес в опиумных грезах, подумал он, настолько реальных, что он мог коснуться ее шелковистых волос и теплой кожи. Найти утешение в изнурительной борьбе с самим собой. — Я бы приехал домой завтра.
Взяв предложенную бумагу, Хэзэрд пробежал ее глазами и положил на стол, стоящий рядом.
— Думаю, лучше, если ты приедешь сегодня. — В его спокойном глубоком голосе слышалась властность, хотя слова он выбирал самые дипломатичные.
Перехватив выразительный взгляд отца, брошенный на тело Джейка Полтрейна, Трей сказал тихо:
— У меня не было выбора… он был готов убить меня.
— Я на твоем месте сделал бы то же самое, — ответил Хэзэрд, посмотрев на своего единственного сына. Трей был жив, а ради этого он продал бы душу и убил бы дюжину Джейков Полтрейнов.
— Я никогда не убивал человека голыми руками, — голос Трея перешел почти на шепот, теперь, когда все было кончено, когда ярость и ревнивый гнев прошли.
Жизнь стала более сложной, философски подума Хэзэрд, слыша колебание в голосе Трея, чем в его молодые годы. В те дни отомстить нападающему было делом чести.
— Некоторые живут дольше, чем должны, — пробормотал мягко Хэзэрд, подумав, что законы белых людей иногда позволяют людям жить, хотя они вовсе не заслуживают этого.
— Он говорил об Импрес, — сказал Трей. В памяти вспыхнули обрывки слов Джейка, и он глубоко затянулся, чтобы успокоить нервы.
— Ты скучаешь по ней. — Это не было вопросом. Губы Трея искривились в печальной улыбке.
— Больше, чем ожидал. До сих пор я никогда не скучал по женщине.
Первым импульсом Хэзэрда было спросить: «Хочешь, я привезу ее обратно?» Похищение женщин всегда было в обычаях племени Абсароки. Но он подавил импульс как анахронизм, хотя, как человек действия, считал быстроту и решительность заслугой. По крайней мере, раз и навсегда был бы выяснен вопрос, почему она молчала. За прошедшие годы, подумал Хэзэрд печально, он научился приспосабливаться к «цивилизованным» манерам, похищение, может быть, как экзотическая форма ухаживания, была бы осуждена окружающими. И в этом смысле его вмешательство выходит за пределы отцовских прерогатив.
Двинувшись вперед, он перешагнул через тело Джейка и, дойдя до сына, положил руку на плечо Трея.
— Поедем домой, — сказал он мягко. — Твоя мать ждет.
Трей переоделся в кожаные брюки и полосатую рубашку и, когда через несколько минут они вышли, вежливо поблагодарил Ку, который ожидал в холле.
Глаза Хэзэрда были холодны, выражение лица замкнутое.
— Если вы будете так добры присмотреть за тем, чтобы все было убрано, я был бы очень благодарен.
Почтительно кивнув, Ку понял, что может назвать цену и она не будет оспариваться, но ожидается, что он будет помалкивать. Сама тактичность, он огветил:
— Считайте, что все выполнено, мистер Блэк.
На следующий день Трей вместе с семьей отправился в летний лагерь, и в горах, окруженный друзьями, занятый охотой, скачками и всеми летними развлечениями, все реже грустил об Импрес. Через неделю он поехал на Медвежью гору и попросил духов помочь ему найти успокоение. Там перед глазами у него появились символические образы: он увидел духов, которые летали на огромных краснохвостых ястребах, внезапно превратившихся в горных пони; Импрес, одетая в ковбойскую одежду, но с огромными бриллиантами в ушах, сидела рядом с ним у костра, и, когда он протянул руку, чтобы коснуться ее, она исчезла, а на ее месте появилась Валерия. Духи взяли его за руку и успокоили, когда он закричал от ярости, придали ему силу, напоминая о предках, наследии и вере. Они мелькали перед его глазами в мистическом танце жизни, убеждая при свете дня и под звездным небом на Медвежьей горе, что сущность человека в нем самом. И как времена года сменяют друг друга, так и в сердце тоску сменяет радость.
Обновленный и освеженный, Трей спустился с горы с мыслью, что время — лучшее лекарство. Он провел все лето в горах, помогая управлять отцовскими табунами лошадей, которых перевели на свежие пастбища в предгорья. Как и раньше, он выигрывал все скачки на Рэлли и находил удовольствие в победе. И хотя он проводил время с Рэлли больше, чем обычно, его клан понимал, что он нуждается в одиночестве.
К концу лета Трей был в отличной форме. От соли его лицо стало совсем бронзовым, он был здоров как никогда.
Глава 17
В середине сентября Трею сообщили, что Валерия родила девочку. Ребенок был полукровкой. Увидев ее, Валерия отказалась прикоснуться к нему и известила, что отправляет ребенка на ранчо. Возникла суматоха, обзвонили весь город, чтобы разыскать кормилицу, а Блэйз торопливо оборудовала детскую комнату к тому времени.
На следующий же день, когда Трей приехал домой из летнего лагеря и впервые увидел крошечную инфанту, лежащую в розовой колыбели, он был сразу же очарован. Глядя на него огромными глазами, она гукала и пускала пузыри, и улыбалась ему неясной блуждающей улыбкой.
— Она такая развитая, — гордо прошептала Блэйз, стоя рядом с Треем. — Большинство детей начинают улыбаться гораздо позже.
