Ломберный столик, карты, мелки, щетка. ГМП.
Князь же Юсупов новые заводы и фабрики заводил, старое производство улучшал и расширял, сам входил во все экономические тонкости. Повторюсь, что в Юсуповской библиотеке хранилось приблизительно семьсот книг в разделе «Экономика» (при жизни владельца он носил несколько устаревшее теперь название «Экономия»). Почти каждая из них содержала собственноручные пометки Николая Борисовича, свидетельствующие о том, что про Адама Смита и его теорию князь знал отнюдь не из «Евгения Онегина»[201].
П. П. Соколов. «Разговор». «Говорильня» Московского Английского клуба. Рисунок середины XIX века.
Сельским хозяйством в начале XIX столетия князь занимался сравнительно мало; основная часть его крестьян жила на оброке, полагая это за большое благо. Лишь к концу жизни Юсупов попытался вернуться к более традиционной барщине, когда крестьянина несколько дней в неделю заставляли бесплатно работать на хозяина. Эта «контрреформа» послужила одной из причин уменьшения поступления реальных денег и увеличению долгов Юсупова[202].
Фабрично-заводские начинания Сиятельного князя в первые годы XIX века вызывали у его современников непонимание и брезгливую зависть. «Марать руки» изготовлением чего-либо полезного полагалось ниже дворянского достоинства. Сколько гадостей говорилось за спиной Николая Борисовича, когда он завел у себя сразу несколько фабрик, в том числе и часовую! Сплетники-современники утверждали, будто бы Юсупов подражает Вольтеру, который на старости лет обзавелся сразу несколькими фабричными производствами, приносившими ему весьма ощутимые доходы. Подражать «фернейскому гению» в вольтерьянстве и безверии — это всегда приветствовалось, это прогресс и демократия, а вот заниматься делом — для русского барина времяпрепровождение постыдное. «Пустился в спекуляции!» — самое мягкое выражение, отпускавшееся в спину Юсупову младшими современниками, далекими от реалий отечественной экономики.
Э. М. Фальконе. «Амур с луком». ГМУА.
Когда же графы Толстые и князья Трубецкие бросились в конце 1820-х годов устраивать собственные фабрики, то оказалось, что «поезд ушел». Большую часть производства уже успели захватить конкуренты — замоскворецкие купцы да фабриканты, преимущественно бывшие крепостные «Тит Титычи» из пьес члена Московского Английского клуба А. Н. Островского.
Так, соклубник Николая Борисовича по Английскому клубу декабрист Михаил Федорович Орлов, после восстания декабристов оказавшийся под надзором полициив Калужской губернии, активно занялся собственными хозяйственными делами. Как-то он обратился к Юсупову с просьбой продать одну из приносящих доход фабрик, на что получил вежливый ответ в духе того, что «семечками не торгуем». Тогда Орлов принялся заводить «с нуля» свои собственные фабричные предприятия. Ничего не скажешь — товар на них выпускался отменного качества, но себестоимость его во много раз превосходила реальную продажную цену[203].
Э. М. Фальконе. «Амур». ГМУА.
Между прочим, Михаил Федорович много раз проповедовал в стенах «Говорильни» Московского Английского клуба свои теоретические выкладки по экономике, а Юсупов оказывался среди его немногих слушателей. Хорошо все-таки, что декабристы не пришли к власти. Ведь Орлов был одним из руководителей тайного общества и при иных обстоятельствах возглавил бы всю русскую экономику и тем самым принес бы громадные убытки не столько своему семейному бюджету, сколько государственному, заставляя крестьян выращивать простое зерно по себестоимости жемчужин.
Приходно-расходные книги Московской конторы князя Юсупова за 1797–1831 годы, за небольшим исключением сохранившиеся и изученные, позволяют проследить процесс формирования Юсуповского бюджета. За 1798 год чистый доход составил 99 724 рубля 64 копейки. Основным источником поступления денег в этот период являлся оброк и иные подати с крестьян. Еще одной статьей дохода была поставка в казну сукна и каразеи[204].
От родителей Николаю Борисовичу досталась, по меньшей мере, одна крупная фабрика, находившаяся в селе Ряшки Полтавской губернии (пожалованная его отцу императрицей Елизаветой Петровной с обязательством поставки в казну сукна). Основана она была еще немцем — фельдмаршалом Минихом, после опалы которого перешла в казну, а потом к князю Борису Григорьевичу Юсупову. Имелись также разного рода производства в Ракитном и окрестностях.
11 декабря 1803 Николаю Борисовичу из казны была пожалована подмосковная Купавинская шелковая фабрика, ставшая после модернизации главным княжеским сокровищем. С нею вместе князю перешло свыше 1802 десятин земли и крепостные крестьяне. Здесь же работала бумажная и часовая фабрики; позднее часть производства оказалась перепрофилирована на сукно из-за падения цен на щелк[205]. Юсупов смог поставить производство на бывшей казенной шелковой фабрике так, что постоянно получал от нее значительную прибыль, чем государство никогда особенно не могло похвастаться. Отсутствие реальной прибыли и постоянный рост убытков, собственно, и послужили причиной передачи фабрики в частное владение.
Уже в 1806 году фабрика принесла Юсупову 126 338 рублей дохода, тогда как все остальные княжеские фабрики дали «всего» 92 802 рубля прибыли. Когда же прибыль Купавинской фабрики уменьшилась из-за проблем со сбытом, князь перепрофилировал шелковое производство на суконное. Суконных фабрик у Юсупова имелось в разное время несколько. Не стеснялся сиятельный аристократ и торговли. В 1808 году московские Лубянский и Ильинский магазины князя дали 171 тысячу дохода. От торговли на ярмарках сукнами и шелком тогда же удалось выручить еще 19 с половиной тысяч рублей[206].
Общий бюджетный оборот хозяйства князя Юсупова постоянно рос и в иные годы превышал 2 миллиона рублей, тогда как бюджет всего Российского государства, скажем в 1815 году, составлял 327 с небольшим хвостиком миллионов рублей. Таким образом, бюджет одного князя Юсупова составлял иногда половину процента общегосударственного! (Справедливости ради стоит заметить, что у купца Алексеева — почти пять процентов!)[207].
Разумеется, всем порядочным людям очень интересно знать — как же «бедный» Юсупов делился своими денежками с государством, сколько платил налогов и податей? А нисколько! В 1815 году князь заплатил Московской шестигласной думе один единственный прямой поземельный налог в сумме одна, именно одна, тысяча 238 рублей и 41 копейка! Николай Борисович никогда и не скрывал, что использует свое видное общественное и государственное положение, дабы иметь всевозможные льготы, в том числе и налоговые[208].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
