Он аккуратно оторвал меня от База, который кинулся вперед, бормоча что-то о прощальном поцелуе.
– Баз сегодня ужасно весел, – заметил Хьюго. – Стоит ему начать, он уже не может остановиться и заходит слишком далеко.
– Ничего страшного, – спокойно ответила я. – Он не имел в виду дурного.
– Ты уверена? – Хьюго испытующе посмотрел на меня. – Хотя неважно.
Он повел меня к стеклянным дверям, на небольшую террасу с чугунной балюстрадой. В дальнем ее конце спускалась в сад лестница. Фонари за окнами не горели – не знаю, по недосмотру или хозяева специально позаботились о романтическом настроении гостей. Глаза не сразу привыкли к темноте. Из тени слышался смех, лепет и вскрики парочки, углублявшей свои знания друг о друге. Хьюго уже шел по лужайке. Его светлый костюм светился, как маяк. Он оглянулся. В лунном свете его белокурые волосы стали серебряными.
Сад был великолепен – от дальней стены доносился плеск фонтана, в кронах шелестел ветерок. Справа цвели белые розы, настолько безупречные, что казались пластмассовыми. От их аромата, крепкого, как духи, у меня закружилась голова. Белые лилии, мне по пояс, напоминали бокалы для шампанского, только с неровными краями – матовые, бледные, жутковатые в своем совершенстве цветы. Стебли были очень темными, невидимыми в ночном мраке, поэтому цветы будто плавали в воздухе. Я зачарованно смотрела на них.
– Сэм! – крикнул Хьюго с другого конца лужайки. – В следующем году я свожу тебя на Цветочную ярмарку в Челси. А сейчас давай ползи сюда. Я и не подозревал, что тебя так интересует садоводство.
– Можно сделать шлюху культурной, но нельзя заставить ее думать, – заявила я, догоняя его. – Дороти Паркер[84].
– А о беседках она ничего не говорила? – спросил Хьюго, направляясь к упомянутому строению. Беседка располагалась в углу сада: чугунные дуги соединялись наверху в купол, а розы и плющ так плотно оплели стены, что заметить ее с террасы было невозможно. Наверное, именно этим она и понравилась Хьюго. Внутри стояли деревянные скамейки, и я энергично запрыгнула на одну.
– Я чувствую себя, как Лиль в «Звуках музыки», – заявила я. – Мне скоро семнадцать, я очень наивна, и мне говорят, что я очень невинна! Мне скоро семнадцать, чиста я, как роза…
В этот момент Хьюго закашлялся.
– …мужчины – пижоны, любители бренди, что я знаю о них, кто бы ответил? Ведь я не готова войти в мир мужчин…
– Тебе нужен старый, мудрый товарищ, который объяснял бы тебе, что надо делать, – уверенно заявил Хьюго. – Слезай с этой дурацкой скамейки.
– Не слезу.
Хьюго задумчиво посмотрел на меня.
– Ладно, может быть, так даже лучше, – сказал он, снимая куртку и бросая ее на скамейку. Затем начал расстегивать пояс.
– Хьюго.
– Ты можешь произнести это имя с удивлением и трепетом в голосе?
– Хьюго.
– Нет, так еще хуже. Похоже, режиссер из меня никудышный. Плевать.
Он схватил меня, опустил на землю и прислонил спиной к чугунному каркасу беседки. Я инстинктивно вытянула руку и схватилась за столб. Хьюго целовал меня настолько старательно, что я не заметила, чем занимаются его руки. Подол платья находился уже где-то на талии.
– Очень разумно. Не останется пятен от травы…
– Стой, – сказал Хьюго, обхватив мою задницу и посмотрев на меня так, что мне пришлось покрепче уцепиться за беседку.
– …рот тебе зажму я!
И зажал.
Крики мы услышали позже. Очевидно, кричали уже достаточно долго, а до того в саду что-то произошло, но мы не заметили бы и брикстонский мятеж, даже если бы автомобили таранили нашу беседку. Вопли проникли в мое сознание, но показались мне лишь отголосками тех криков, которые издавала я сама, и, если бы Хьюго вдруг не закрыл мне рот рукой, я бы не обратила на них внимания.
– Хьюго, – в конце концов сказала я слабым голосом, открывая глаза. Хьюго был так красив, что, если бы не прижимал мои руки к беседке, я бы стиснула его в объятьях: глаза широко раскрыты и затуманены, черты размыты, точно я смотрела на него через рассеивающий фильтр.
– Хьюго? Хьюго?
Он стоял неподвижно. Я висела, обхватив его ногами. Мне не хотелось, чтобы он двигался, но в саду кто-то все же кричал, причем не очень далеко от нас…
Я дернула за пояс, которым были обмотаны мои запястья, и он соскользнул на землю. Хьюго по-прежнему не двигался, но потом принялся качать головой из стороны в сторону. Как замедленная киносъемка: человек вытряхивает воду из ушей. Я поцеловала его в распухшие губы:
– Хьюго, там кто-то кричит в саду.
Он опустил меня на землю. Я едва держалась на ногах. Мы медленно, как лунатики, привели себя в порядок и застегнули все, что нужно было застегнуть. Я взяла со скамейки его куртку. Мы не могли вымолвить ни слова. Я слышала, как по саду бегут люди, крики слабели, но голоса становились громче. Из окон по-прежнему гремела танцевальная музыка, но это не имело к нам никакого отношения. Мы были где-то очень далеко.
– Все нормально? – спросил Хьюго. Я кивнула. Он провел рукой по волосам, пытаясь привести их в порядок. – Ладно. Пойдем посмотрим, что случилось.
Странно, но нам обоим хотелось пойти и посмотреть, что произошло, хотя разумнее всего, наверное, было бы спрятаться в беседке и переждать грозу. Хьюго взял меня за руку. Я чуть не вздрогнула от его прикосновения. Мы находились в том состоянии, когда страшно прикасаться друг к другу, будто может произойти взрыв: тело очень чувствительно, чуть ли не изранено тем, что произошло.
– У меня болят запястья, – безразлично сказала я, когда мы вышли в сад.
– У меня болят губы. И рука. Ты меня укусила. Он показал мне больное место. Я поцеловала его. Наши глаза встретились, и по моему телу побежали мурашки – точно через меня тянут веревку. Его глаза, огромные и серые, как открытое море. Мы замерли, но через некоторое время глубоко вздохнули и пошли к дому, схватившись за руки.
– Хьюго! Сэм!
Это был голос Софи. Она, задыхаясь, бежала нам навстречу. Ее бритая голова и грубые ботинки выглядели нелепо в этом изысканному саду. Софи остановилась перед нами, и я заметила, что всю ее трясет.
– Кто-то только что пытался убить Фиалку!
Глава двадцать вторая
Фиалка лежала у самой террасы. Вокруг нее толпилось несколько человек. Джейни пыталась ее приподнять, но Фиалка сопротивлялась, что-то бормотала о своей голове. Наконец, Джейни удалось пристроить ее у себя на коленях. Кто-то включил в саду фонари, и лужайку залил странный фосфоресцирующий зеленый свет. Со всех сторон ее окружали пестрые клумбы. Но на каменные плитки рядом с террасой свет не попадал, и кожа Фиалки казалась неестественно белой на темном фоне, ее лицо и плечи плавали в сумраке, как цветки лилий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
