Филипп II герцог Орлеанский, высоко подняв голову, прошел через толпу дам и кавалеров, только изредка кивками головы он приветствовал ту или иную пару. Он подошел к стае морских волков, остановился и долго их рассматривал. Затем повернул голову к маркизу де Сеньоле и произнес:
— Французский флот покрыл себя незабываемой славой, сражаясь с неприятелем на морях. Король и народ Франции никогда этого не забудет, они будут всегда помнить своих славных моряков. — После этих ничего не значащих слов герцог сделал приглашающий жест рукой и закончил свою великую мысль. — Приглашаю вас присоединиться ко мне и отведать лучшую французскую закуску и бокал замечательного французского вина поднять в честь ваших подвигов.
Филипп не успел сделать и шага, как орава морских волков обогнала его и прорвалась в только что приоткрытые двери второй залы. Герцог Орлеанский с некоторым сомнением посмотрел пиратам и корсарам вслед и задумчиво покачал своей головой.
Настала пора моих действий, я слегка отодвинул в сторонку молодую даму, с которой пытался договориться о встрече тет-а-тет и решительно направился к Филиппу.
Глава 13
1
Я оказался совершенно случайным свидетелем внезапно образовавшегося побоища, развернувшего на одной из парижских улиц.
Случилось это так, с мадам Ксавье, личной служанкой мадам де Ментенон, мы решили вместе провести один вечерок. После прогулки по набережной Сены вместе приняли ванну, затем покувыркались в постели, распивая бутылку очень неплохого красного вина. Когда мадам слегка запыхалась, ей вдруг потребовалась пара минут на отдых, то я незаметным щелчком пальцев вежливо попросил мадам Ксавье немного поспать.
Сам же в это время принялся повсюду разыскивать вахмистра Епифаненко, мне с ним было нужно решить одну маленькую проблему. Но к своему великому удивлению вдруг узнал о том, что сам вахмистр и десяток его драгун отсутствуют в казарме. Одну из своих фаянсовых тарелок я поставил ребром, ее плоское донышко превратил в экран магического поиска, а сам настроился на физические параметры вахмистра Епифаненко. Вскоре на экране тарелки я уже мог наблюдать следующую картину.
Десять организованных бойцов отчаянно бились с целым скопищем парижских люмпенов и алкашей. Они собрались во что-то вроде атакующего клина и, ощетинившись остриями своих шпаг и стилетов, ходили в атаки на собравшуюся и бурлившую перед ними толпу бродяг и прощелыг. Я получил истинное удовольствие, наблюдая за тем, как ловко и хватко эти парни пускали в ход свои шпаги и кинжалы! После каждого их такого выпада на землю валился очередной бродяга, который, получив даже не смертельную рану, прямо-таки богохульствовал, требуя помощи от своих товарищей или приятелей. Но этот раненый оставался на зловонной парижской мостовой, его братва в этот момент отбивалась от очередного натиска.
Этот парижский сброд в свою очередь был до зубов вооружен, казалось бы, примитивным оружием, собственного изготовления, но, тем не менее, оно было смертельно опасным в руках отдельных личностей из этой толпы. Они профессионально работали своими, то ли мечами, то ли большими ножами, выкованными из каминной кочерги, пытаясь ранить или даже убить кого-либо из бойцов постоянно атакующей десятки. Но за все время моего наблюдения за этим побоищем только один боец из отважной десятки получил глубокий порез предплечья, но он даже не вышел из общего строя для того, чтобы перевязаться.
Я бы сказал, что парижский сброд давным-давно покончил бы с этими бойцами, так как обладал неоспоримым преимуществом. По своей численности парижане в несколько раз превосходили своего противника, но они явно проигрывали своему противнику в организованности и качественной подготовке одиночного бойца. К тому же эта парижская толпа имела несколько лидеров, которые беззаветно храбро сражались с чужаками. Но лучше бы эта толпа имела бы всего одного такого лидера, тогда ею руководил бы один человек! Тогда бы у толпы не было бы множества непонятных целей и задач, тогда бы дневные грабители и наемные убийцы могли бы организовано и коллективно драться.
Сейчас же каждый участник этой парижской толпы дрался только ради самого себя, не смотря на то, что драка со стороны противника велась не на жизнь, а на смерть. Когда очередной парижский бомж или его приятель попадал в сложную ситуацию, то к нему на помощь уже никто более не приходил. Этот же храбрец, случайно оказавшийся в сложном положении, тут же атаковался противником, получал ранение или бездыханным трупом выходил из боя.
Я все же душой и сердцем болел за эту десятку парней, против которых собралось так много парижских лавочников и простолюдинов. Среди этого народа было немало безголовых храбрецов, которые горели желанием померяться с этими парнями своими силами. По моим расчетам, эта полуночная драка могла бы затянуться надолго, она могла бы закончилась далеко за полночь с конечным итогом в десяток трупов и победой этой великолепной десятки.
Сколько бы раз я не говорил вахмистру Епифаненко, что его кавалеристам пора кончать с таким ночным развлечением, что его плутонгу вряд ли удастся перебить всех разбойников и душегубов Парижа?!
Этот же детина вахмистр только мягко улыбался мне в ответ из-под своих роскошных седых усов, его же парни каждую неделю не упускали случая померяться силами с этим парижским плебсом в конце каждой недели. Глубоко в душе я прекрасно понимал поведение этой детины и его солдат, был согласен с его пониманием положения, когда его плутонг внезапно оказался далеко за пределами родины.
Нежданно-негаданно военная служба забросила этих парней и их вахмистра в далекий и французский Париж. В той стороне не было ни одного знакомого человека, девицы или мужика, с которыми можно было бы неплохо провести внеслужебное время. Поговорить о любви, выпить анисовки или хорошо подраться на кулаках до первой крови. В этом же французском Париже, особенно на первых порах, простому русскому человеку попросту негде было развернуться, не с кем было поговорить по душам, а уж драться приходилось до самой смерти.
Сколько здесь не верти по сторонам головой, вокруг тебя одни только люди, которые говорят на каком-то непонятном шепелявом языке. Если же попробовать и самому на нем поговорить, то свой язык можно к чертям собачьим поломать. Вот и приходится русскому человеку на чужбине изъясняться жестами рук и пальцев. Только как можно было бы этими самыми руками договориться с какой-либо местной девчонкой о любви? Всегда впоследствии вдруг выясняется, что это ты зря время тратил на эти пустые разговоры! Той девчонке требовалось денег заплатить за эту самую любовь, французы лягушатники попросту не понимали, что же это за настоящая любовь такая без денежных выплат?! Ну, а какой русский будет деньги платить за любовь, когда любовь за деньги для русского человека, — это же самый настоящий стыд и срам, да и только! Любой русский человек не приемлет платного подхода к любви, он и жизни не сможет прожить без этой чистой и бесплатной любви! Ведь, когда он руками махал, договариваясь с француженкой, он в первую очередь именно любовь в виду имел, а не секс там какой-то?!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
