— Кузина Бесс, ты только посмотри! Эй, Дьюк, и ты тоже! С юга двинулись голубиные стаи, с каждой секундой их становится все больше. Сколько провианта! Вот летит стая, которой не видно конца. Всю армию Ксеркса можно было бы кормить целый месяц. А пуху-то сколько! Хватит, чтобы набить перины всем здешним жителям… Ксеркс, да было бы вам, мистер Эдвардс, известно, это греческий царь, который… Нет, он не то турок, не то перс, что возмечтал завладеть Грецией, точь-в-точь как эти пернатые разбойники мечтают завладеть нашими пшеничными полями, когда снова будут пролетать здесь осенью. Собирайтесь же быстрее! Мне не терпится угостить их дробью!
Мармадьюк и молодой Эдвардс, казалось, полностью разделяли его энтузиазм, ибо зрелище и в самом деле не могло не радовать сердце охотника. Наскоро позавтракав, все представители сильного пола поспешили из дому.
Если небо и в самом деле будто ожило от бесчисленного множества голубей, то и поселок тоже пришел в движение: все были на ногах — мужчины, женщины и дети. У каждого из мужчин и у каждого мальчугана в руках было какое-нибудь оружие — все, что угодно, начиная от французского ружья для охоты на уток, с дулом длиной почти в шесть футов, и кончая самым обыкновенным пистолетом. У многих мальчишек были также самодельные луки из прутьев молодого грецкого ореха и самострелы, сделанные по образцу старинных арбалетов.
Жилье человека, движение в поселке и шум голосов напугали птиц и заставили их несколько отклониться от прямого полета в сторону гор, и теперь они летели куда-то вдоль горных склонов, поражая необычайной стремительностью полета и своим невероятным множеством.
Как уже упоминалось выше, от крутого склона горы и до самых берегов Саскуиханны тянулась проезжая дорога, по обе стороны которой раскинулись широкие поля, — деревья здесь были вырублены и поляны расчищены с самого начала заселения края. И вот на этих-то полянах вплоть до восточной горы и вдоль опасной крутой тропы, вьющейся по ее склону, разместились жители поселка. Охота началась.
Среди охотников можно было заметить и высокую, тощую фигуру Кожаного Чулка. Он расхаживал по поляне, держа ружье на руке; его собаки бежали за ним по пятам. Они то обнюхивали убитую или раненую птицу, которые падали теперь одна за другой, то жались к ногам хозяина, как будто разделяя его негодование по поводу такого хищнического и недостойного истребления пернатых.
Выстрелы раздавались все чаще, иногда слышались целые залпы, когда над полем, покрывая его, словно туча, черной тенью, пролетала особенно большая стая. Иной раз легкий ружейный дымок вырывался из голых кустов на горе, и перепуганные птицы взлетали выше в тщетной попытке скрыться от смертоносных пуль и стрел, пущенных в самую гущу стаи.
Так велико было количество птиц и так низко они летели, что некоторые охотники, стоявшие на горе, сшибали бедняг длинными шестами.
Все это время мистер Джонс, презиравший столь примитивные способы уничтожения, готовился с помощью Бенджамена к более решительной и действенной атаке. После когда-то происходивших здесь военных столкновений остались сувениры войны, которые время от времени обнаруживаются на всей территории западной части штата Нью-Йорк. В Темплтоне, в самом начале его заселения, был в свое время найден небольшой фальконет — пушечка, стрелявшая ядрами весом в один фунт. По-видимому, ее оставили здесь белые в один из своих набегов на поселения индейцев: вынужденные отступить, солдаты, вероятно, бросили обременявшую их пушечку в лесу. Это миниатюрное орудие очистили от ржавчины и поставили на колеса, и теперь оно было вполне пригодно к дальнейшей службе. Вот уже несколько лет все выдающиеся и радостные события отмечались здесь залпами из фальконета. Каждый год в утро 4 июля залпы эти долго гремели в окрестных холмах; и даже капитан Холлистер, слывший знатоком по этой части, утверждал, что пушечка, несмотря на свои малые размеры, для салютов вполне годится. Правда, от долгой службы ее боевые качества несколько снизились, так как запальное отверстие уже стало величиной чуть ли не во все дуло. Однако Ричард сообразил, какую услугу может оказать ему сейчас это оружие, если он хочет по-настоящему расправиться с быстрыми врагами. С помощью лошади пушечку вытащили на открытое место, по мнению шерифа наиболее пригодное для установки орудия такого рода, и мистер Помпа принялся заряжать ее. Сверх дроби насыпали пригоршню пороха, и дворецкий объявил, что орудие готово к бою.
Появление фальконета привлекло зевак, состоявших главным образом из мальчишек, которые не преминули огласить воздух криками восторга и ликования. Жерло пушечки навели прямо в небо, и Ричард, держа щипцами раскаленный уголек, уселся рядом на пень, терпеливо поджидая стаи, достойной его внимания.
Столь велико было количество голубей, что многочисленные, раздающиеся с разных концов выстрелы привели лишь к тому, что только небольшие стайки оторвались от основной массы птиц, по-прежнему мчавшихся над равниной. Казалось, здесь пролетало все пернатое племя. Никто не подбирал дичь, она валялась на полянах в таком изобилии, что вся земля была чуть ли не сплошь покрыта трепещущими жертвами.
Кожаный Чулок молча, но с тяжелым сердцем наблюдал все происходящее. Он ничем не выражал своих чувств до тех пор, пока не увидел, что для охоты катят пушечку.
— Вот что получается, когда в вольный край приходят люди! — сказал он. — Каждую весну, сорок лет подряд, я видел, как пролетают здесь голуби, и, пока вы не начали вырубать леса и распахивать поляны, никто не трогал несчастных птиц. Я любил смотреть на них, они составляли мне веселую компанию — ведь они никому не приносили никакого вреда, они были безобидны, как ужи. Но теперь мне становится не по себе, как только я заслышу свист их рассекающих воздух крыльев, — я знаю, что сейчас же сбегутся все озорники поселка и поднимут стрельбу. Но бог не потерпит, чтобы живые создания гибли зря, — враги голубей и всяких других тварей скоро понесут за это кару… Ах, вот как, здесь и мистер Оливер! Видно, и он не лучше остальных, коли собирается палить в голубиные стаи, словно перед ним воины Минго.
Среди охотников находился и Билли Керби. Он то и дело заряжал свой старинный мушкет, стрелял вверх не глядя и радостно вопил, когда жертва падала прямо на него. Он услышал слова Натти.
— Как! Старый Кожаный Чулок ворчит, что на свете становится парой голубей меньше? — воскликнул он. — Если бы тебе пришлость по два, а то и по три раза пересеивать пшеницу, как приходилось мне, ты бы не стал жалеть этих крылатых чертей. Ура, ребята! Палите по ним вовсю! Эта забава получше, чем стрелять в голову индюшки!
