Камерон потянулся к ноге Скиллета, как будто пытаясь ее схватить. Скиллет засмеялся и отскочил. Камерон снова выкинул вперед руку. Скиллет засмеялся громче. Камерон опять… Черт! Не к ноге он тянулся.
— Чтоб тебя!.. — крикнул Скиллет. Он не заметил, что меж двумя камнями дожидался своего хода пистолет.
— Подарочек тебе, друг, — просипел Камерон, взводя курок. Он поднял оружие, но рука не слушалась, не могла осилить веса вовсе не тяжелого пистолета, ствол дрожал, клонясь к земле.
Скиллет отпрыгнул, раскинув руки для удержания равновесия, вправо, влево, ухмыльнулся.
— Давай, давай! — подбодрил он полумертвого врага. — Тебе и в грот-то не попасть.
— Ох, браток… — простонал Камерон, опуская руку. — Плох я.
— Ничего, Джимми, потерпи. Скоро хуже станет.
— Помоги, друг. Кончаюсь я.
— Так тебе и надо!
— Света не вижу, Фрэнки. Подойди ко мне.
Фрэнки подошел. Простоват был Фрэнки Скиллет, Попался на удочку. Не совсем еще ослаб Джимми Камерон, да и свет он пока что видел. Следующим высказался пистолет.
— БАНГ! — сказал он очень громко, проворно вздернутый Джимми Камероном, всего в трех футах от скиллетова пуза.
— Ха! — выдохнул Камерон. — Тебе теперь, небось, не лучше?
Скиллет не упал, но выстрел отбросил его на два шага. В ушах звенело, штаны тлели, ниже пупка чернела обуглившаяся дырка. Он сунул туда палец, взвыл в тоскливом ужасе, упал на спину, уселся, снова взвыл, заплакал, застонал, призывая мать, продавшую его, пятилетнего, пятнадцать годков назад щетинщику на Пудинг-лэйн. Деньги нужны были ей на выпивку.
Камерон устало ухмыльнулся и откинул пустой пистолет. Он глянул на товарища по команде, подумал, что не мешало бы докончить… Видит око, да зуб неймет. Не дотянуться. Скиллет сидел в двадцати футах, нянчась со свежей раной.
— Теперь готов и ты, придурок. Хана тебе.
— И тебе тоже.
— Ублюдок.
— От такого слышу.
Прошло некоторое время, гнев их утих, уступил место жалости к себе.
— Глоток водицы бы… — протянул Камерон.
— И мне бы…
— Наверху фляга…
— Я б сходил… — всхлипнул Скиллет.
— Я тоже.
Солнце опускалось, близилась ночь. Камерон заговорил снова.
— Слышь, Фрэнки… Зачем ты это, а?
— Что?
— Ножом…
— Кэп велел.
— За что?
— Ты человек Сильвера…
— Ну и что?
— Вы, суки, хотели все добро прибрать и оставить нас на «Морже» с носом.
— Чушь собачья! Никто на «Льве» об этаком не помышлял.
— Кто сказал?
— Я говорю. И любой скажет. И Долговязый Джон тоже.
— Хм… А кэп…
— Сука твой кэп! Я тебе скажу, кто вчера орал.
— Ну?
— Фрезер орал. Когда мы ставили рею. Фрезер.
— Брось…
— Фрезер! Этот сука Флинт его прикончил.
— Ну?..
— А кто еще? Не мы же.
— Ну, эти… там… из лесу.
— Бред собачий. Знаешь, что Фрезер мне сказал?
— Ну?
— Он сказал, что этот шум… Это Флинта фокусы. Это он выделывался ночью.
Снова смолкли. Вспоминали, что они слышали о Флинте. Хорошего-то ничего, собственно, и не слышали. Сознание туманилось, они слабели, стонали, раны ныли, жгли, и наступление темноты почему-то убеждало, что никаких таинственных ночных существ в лесах и в помине не было.
— Фрэнки…
— Ну…
— Чего это мы тут охраняли?
— А я знаю? Флинт сказал стеречь холм.
— А что, если он вернется?
— Дьявол! Что, если он хочет загрести все добро?
— Черт!
— Чтоб меня…
— Надо валить отсюда, парень. Он нас мигом прикончит, коль не уберемся.
Камерон и Скиллет начали спуск с холма Подзорная Труба. Ползком, конечно, как же еще. Зубами скрипели от боли, помогали друг другу, как и положено братьям по доброму ремеслу, подбадривали, не давали обессилеть. Они даже попытались что-то сделать друг для друга. Скиллет вытащил нож из спины Камерона, а Камерон отрезал этим ножом штанину от брюк Скиллета, чтобы завязать дырку от пули.
Однако вытащенный нож лишь усилил кровотечение, а повязка со скиллетова брюха быстро сползла и потерялась от трения о землю.
Но все же спуск часто легче подъема, да еще и по козьей тропе, так что они покрыли добрую сотню ярдов до полной темноты и услышали, наконец, в отдалении бодрый голос приближающегося к ним человека, распевающего знакомую песню в такт уверенным шагам
Пятнадцать человек на сундук мертвеца!Ио-хо-хо, и бутылка рома!
Удивительно, насколько этот голос приободрил Камерона и Скиллета. Нет, не ящерицы они, чтобы на брюхе ползать. Героическими усилиями, помогая друг другу, они поднялись на ноги. Держась друг за дружку и зажимая раны, они удвоили скорость, хотя теперь двигаться приходилось вверх по склону.
На удивление далеко удалось им уйти, прежде чем бодрый певец их догнал.
Глава 39
6 сентября 1752 года. Южная якорная стоянка. Борт «Льва». Две склянки предполуденной вахты (около девяти часов берегового времени)
Испанская пушка Израэля Хендса изготовилась к действию. Осталось только зарядить да запалить.
— Отличная работа, мистер пушкарь, — похвалил Сильвер. — Отличная работа, мистер боцман.
— Рад стараться, капитан! — ответил каждый из них.
Сильвер удовлетворенно кивнул и оглядел палубу «Льва», на всем пространстве которой, девяносто футов на двадцать, кипела бурная деятельность, лишенная всякого смысла. Концы сращивались и разъединялись, комингсы люков отдирали ломами с жутким скрипом и приколачивали обратно со страшным грохотом тяжелыми молотками. Плотницкая команда распиливала старые деревяги на дюймовые кубики, сея по ветру опилки. Спускали и поднимали топсели. На корме тренировалось отделение мушкетеров. Они изображали приемы заряжания, целились в воздух и воодушевленно орали:
— Ба-бах!
Не было на свете более занятой команды по эту сторону ворот Бедлама.
— Все путем, разрази меня гром, — проворчал Сильвер, — Пусть хоть сам царь Соломон попытается найти иголку смысла в этом стоге сена. Хоть он там и отличил цветы настоящие от искусственных при помощи пчел.
Сильвер прогрохотал со своим костылем к борту, вытащил подзорную трубу и уставился в сторону «Моржа».
— Этим обалдуям, должно быть, наш цирк уже приелся, — сказал боцман, одарив Израэля Хендса ободряющим толчком под ребра. Хендс ухмыльнулся и ответил тем же.
— Должно быть, так, мистер Сойер, — подтвердил Сильвер. — Вряд ли кто сюда и смотрит. — Он еще раз обозрел бесполезную активность своей команды. — А теперь, ребята, принимайтесь за настоящую работу, которая не показухи ради и о которой на «Морже» знать ни к чему.
