Камилла, Нора и миссис Ландри пересекли лужайку и подошли к ее краю, чтобы полюбоваться видом на реку. Камилле пришлось полностью переключиться на роль хозяйки дома, поскольку миссис Ландри больше интересовалась Камиллой, чем рекой.
— Ты такая же красивая, как твоя мать, — сказала она. — Возможно, даже еще красивее. Но между вами есть разница. У твоей матери была склонность действовать бесшабашно, по натуре она была сорвиголова, что всегда могло привести к беде. Ты выглядишь более уравновешенной.
Была ли она уравновешенной? Вряд ли, если внутри все до сих пор колотило от страха, который она любой ценой должна была скрыть.
— Не уверена, что это комплимент, — ответила Камилла матери Норы, радуясь тому, что ее голос не дрожит. — Я так рада, что вы пришли, миссис Ландри. Мне известно, что вы и моя мать были близкими подругами, и я хочу о многом вас расспросить.
Но теперь стали прибывать другие гости, и поговорить им не удалось. Скоро вся лужайка оказалась усеянной небольшими группами леди и джентльменов. Гортензия, Летти и Бут передвигались среди них, приветствуя старых друзей, знакомясь с младшими членами семейств соседей; все трое вели себя непринужденно, легко вернувшись к давно усвоенной манере поведения.
Гортензия, остановившись рядом с Камиллой, довольно язвительным тоном произнесла:
— Ты ведь знаешь, почему пришли эти люди, Не так ли? Старики явились из любопытства. Посмотреть, во что мы за это время превратились. Молодые здесь для того, чтобы взглянуть на тебя и решить, достойна ли ты их общества.
Камилла засмеялась, но ей было не по себе. Прием, казавшийся прежде веселой забавой, потерял для нее привлекательность, когда над ним с явной враждебностью нависла тень Грозовой Обители.
Солнце, как обычно, исчезло за выступом скалы слишком внезапно, хотя небо выглядело еще более ярким на фоне темного силуэта горы. Дом сиял огнями, слуги зажгли свечи в японских фонарях, и скоро лужайка и веранда засверкали, как драгоценные камни, отливая голубизной, зеленью и желтым золотом. Внизу на склоне холма, где темнели кусты, светлячки зажгли свои летучие фонарики.
Скрипачи из деревни расположились на веранде и приступили к игре; к ним жадно устремились молодые люди, желавшие потанцевать. Камилла едва успевала перевести дыхание, переходя от одного партнера к другому. В какое-то мгновение она заметила освещенный огнями пароход, проплывавший мимо них по Гудзону, и подумала, что пассажиры, наверное, с завистью взирают на праздник в Грозовой Обители. Когда-то она мечтала именно об этом. Воплотившись, мечта показалась ей пустой иллюзией.
Когда музыканты грянули вальс, кто-то тронул Камиллу за плечо, и она, повернувшись, увидела перед собой лицо Росса Грейнджера. От этой приятной неожиданности все сомнения Камиллы унеслись прочь. Радостный трепет, пронизывавший все ее существо, был замешен на горе и страдании, но в этот момент восторжествовала радость. Она больше не задавала вопросов собственному сердцу. Росс Грейнджер был ее любовью, и так будет всегда, нуждается он в ней или нет. В нем ее сила и спасение — безопасная гавань, которая укроет ее от душевных бурь. Форма его подбородка, посадка головы почему-то придавали ей уверенность, а также силу и готовность противостоять судьбе. Она снова оказалась в кольце его рук, не пытаясь скрыть радость, засиявшую в ее глазах.
— Извините, что опоздал, — сказал он. — Надеюсь, приглашение осталось в силе. Вы ведь меня пригласили, не так ли?
— Конечно, я вам рада! — воскликнула она; в ее голосе звучало только счастье, а отголоски боли отозвались в сердце.
Росс мягко вел ее в танце, и она чувствовала в его прикосновениях нежность, чего не было перед отъездом. Может быть, он тоже немного скучал по ней?
— Вы нашли в Нью-Йорке то, что искали? — спросила она и затаила дыхание в ожидании ответа. — Вы скоро уедете?
— Не уверен, — ответил он. — Я должен сперва покончить с кое-какими делами.
— Вы имеете в виду работу на моего дедушку?
— Работу на вас. Как шли дела в мое отсутствие?
— Плохо, — доверительно прошептала она. — Ужасно! Я должна с вами повидаться.
— Это не так трудно. Я перед вами.
— Вы не понимаете. Я должна повидаться с вами вне дома. Там, где нас никто не увидит и не услышит.
— Где и когда пожелаете.
Камилла с лихорадочной быстротой перебирала возможные варианты.
— Тогда завтра утром на кладбище, — решилась она наконец. — Вы сможете прийти туда к десяти?
— Конечно.
Вальс подошел к концу, и Камилла неохотно высвободилась из объятий Росса, чувствуя, что окажется в безопасности только тогда, когда ее снова обнимут его руки. Теперь пульсация боли и потерянности возобновилась, и радости пришлось отступить.
Тем временем на столиках на лужайке появились закуски и прохладительные напитки, и Камилла, переходя от одной группы гостей к другой, оказалась, наконец, возле столика миссис Ландри и села рядом с Норой. На веранде Летти заняла место у арфы, и зазвучали старые мелодии Шотландии. В Хайленде на Гудзоне проживало много выходцев из этой страны, и музыка тети Летти была принята с восторгом; некоторые пожилые люди слушали ее со слезами на глазах.
Однако Лора Ландри не была шотландкой и не отличалась сентиментальностью; к тому же она больше любила говорить, чем слушать.
— Нора сказала мне, что вы неплохая наездница, — обратилась она к Камилле. — И что вы приобрели собственную лошадь. Я обрадовалась, узнав об этом. В былые времена все мы ездили верхом. Особенно Алтея.
— Знаю, — сказала Камилла. — Я нашла на чердаке ее серую амазонку и теперь надеваю весь костюм: высокую шляпу, сапоги и так далее. Мне кажется, что люди постарше, которых я встречаю во время верховых прогулок, думают, что видят перед собой призрак Алтеи, вернувшийся на Грозовую гору. Миссис Ландри, были ли вы в Голубых Буках в тот день, когда моя мать упала с лошади и погибла?
Пухлое, самоуверенное лицо исказилось от боли.
— Я была здесь, когда Оррин Джадд принес ее с горы. Бут в поисках Алтеи зашел в Голубые Буки, надеясь, что она все же не поехала на гору. Поэтому я пришла сюда и стала ждать ее в Грозовой Обители.
— Я слышала, что после гибели Алтеи здесь произошла какая-то неприятная история, — допытывалась Камилла.
— Вы хотите сказать, что я закатила сцену? Разговаривая со мной, не обязательно сглаживать острые углы. Я действительно устроила сцену. Алтея была слишком хорошей наездницей, чтобы лошадь — как бы она ни вела себя во время грозы — могла выкинуть ее из седла. Я почувствовала: тут что-то неладно, это не несчастный случай. Мне хотелось понять подоплеку происшествия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
