– Лейтенант Консидайн, – произнес безликий голос за восемь тысяч миль от Персидского залива, – меня зовут Фрэнк Шилдс, я являюсь заместителем директора Центрального разведывательного управления. Вы меня слышите?
– Прекрасно слышу, господин заместитель директора.
– Постараюсь быть по возможности краток… Ваш юный друг отказывается разговаривать с правительственными чиновниками любого уровня, и я не могу его в этом винить. Ему слишком много лгали от лица правительства.
– Значит, он говорил мне правду! – прервал его летчик, не скрывая свое облегчение. – Я знал это!
– Он говорил вам правду, – согласился Шилдс, – однако исходя из соображений его личной безопасности мы пока что не можем связать его с тем человеком, на разговоре с которым он настаивает. Быть может, это произойдет через несколько дней, когда мы позаботимся о дополнительных мерах безопасности, но не раньше.
– Не думаю, что он с этим согласится. Наверное, и я бы на его месте с этим не согласился.
– Вы знаете, где он находится?
– Нет, не знаю. Следующий вопрос, пожалуйста.
– Это не вопрос, лейтенант, это просьба. Пусть он скажет что-нибудь, все равно что, что известно только тому человеку, с которым он хочет поговорить. Выполните?
– Когда я его найду, господин заместитель директора, если это вообще произойдет, я передам ему вашу просьбу.
– Мы будем ждать, лейтенант. Ваш старший связист имеет коды, с помощью которых можно на меня выйти. Это лишь цифры; наш разговор никому неизвестен.
– До свидания, сэр. Надеюсь, я смогу вам помочь. – Консидайн снял наушники, и дежурный связист выключил рацию.
– Слушай меня внимательно, Джеми, – сказал летчик, усаживаясь напротив встревоженного подростка. Они разместились на ящиках в грузовом трюме на нижней палубе. – Мне показалось, этот человек говорил искренне. Правда, голос его звучал так, словно он забальзамирован, но, по крайней мере, он предложил дело. Он сказал, что он большой гуру из разведки, и ему необходимо учитывать все составляющие сложной диаграммы.
– Лютер, я вас не совсем понимаю.
– Он боится ловушки. Он сказал, что понимает твое требование говорить только со своей матерью, потому что тебе уже лгали от имени правительства. Он упомянул заботу о «личной безопасности» и пообещал принять «дополнительные меры», прежде чем свести вас с матерью вместе. Он беспокоится о вас обоих.
– Другими словами, не исключено, что я – вовсе не я, а подсадная утка, наживка.
– Очень хорошо… Где ты этому научился?
– Я слышал, как дядя Эверетт беседует с мамой. Хотя оба они были из Джи-2, их направляли обеспечивать контрразведывательные меры в других подразделениях.
– Боже милосердный, – с чувством пробормотал Консидайн. – Я уже говорил, что твоя мать, наверное, замешана в чем-то серьезном, но это оказывается гораздо серьезнее, чем я мог предположить. Она противостоит специалистам мирового класса. Господи, Джеми, ты отдаешь себе отчет в том, что наш главный разведчик связался по защищенной линии с Пентагоном, оттуда его перенаправили в ЦРУ, затем в Государственный департамент, и, наконец, он вышел на Томаса Кранстона из Белого дома, который является тенью президента во всем, что касается национальной безопасности. Если помнишь, именно он пообещал тебе устроить разговор со своим Большим боссом!
– Я не знаю президента, я знаю свою мать. Никто не сможет изобразить ее голос, никто не знает того, что знает она.
– Только это и хотел от тебя этот Шилдс – то, что знает твоя мать, и больше никто. Теперь понимаешь? Как только твоя мать подтвердит, что ты – это ты, Шилдс начнет действовать. По-моему, его желание разумно, поскольку, похоже, происходящее затрагивает высшие эшелоны власти. Итак, Джеми, скажи мне что-нибудь.
– Ну хорошо, дайте подумать. – Соскочив с ящика, Монтроз-младший принялся расхаживать по стальной палубе трюма. – Ладно, – наконец сказал он. – В детстве, когда я был еще совсем маленький, мама и папа подарили мне плюшевую игрушку, ягненка, такого, о которого невозможно пораниться. Никаких острых углов, все пришито очень прочно. Много лет спустя, через несколько месяцев после гибели отца, мать продала дом и мы переехали на другое место – там было слишком много воспоминаний. Когда я помогал ей разбираться на чердаке, она нашла маленького ягненка и сказала: «Смотри, это же Малькомб». Я не помнил ни ягненка, ни тем более его имени. Мама объяснила, что папа смеялся, когда я называл ягненка Малькомбом, потому что я с трудом выговаривал это имя. По ее словам, так звали героя какого-то мультфильма. Конечно, ничего этого я не помню, но я полагаюсь на слово мамы.
– Значит, это и есть то, что нам нужно? – спросил Консидайн. – Имя плюшевого ягненка?
– Это все, что приходит мне в голову. И я не могу представить, что это имя известно еще кому бы то ни было.
– Будем надеяться, этого окажется достаточно. Кстати, ты изучил снимки вилл?
– Я отметил две похожие. Полной определенности нет, но, по-моему, меня держали в одной из них. – Неуклюже сунув перебинтованную руку в карман, подросток достал десяток моментальных фотографий.
– Я взгляну на них после того, как доложу начальству. И еще, когда я вернусь, тебя будет ждать переселение.
– Куда?
– Мой командир звена получил трехдневный отпуск. Он летит в Париж, куда на неделю прибудет его жена, она у него редактор какого-то модного журнала. А его сосед по каюте лежит в лазарете с корью – ты можешь поверить, с корью? Не успеешь оглянуться, и за штурвал истребителей начнут сажать двенадцатилетних мальчишек!
– Мне уже пятнадцать, и я прошел одиннадцать часов летной подготовки. Я уже готов к самостоятельному полету, Лютер.
– Это меня утешает. Ладно, до встречи.
Лесли Монтроз находилась в стеклянной кабинке, которая была установлена посреди большого белого помещения, заставленного всевозможным электронным оборудованием. Повсюду мерцали зеленоватые экраны, дополненные циферблатами и шкалами приборов. Центр обслуживали десять мужчин и женщин, специалистов в области защищенной связи. Это был центр международной связи МИ-6, куда стекались сообщения со всего света. Лесли сидела перед компьютеризированным коммутатором, к которому были подключены три телефона, все разных цветов: зеленый, красный и желтый. Из невидимого громкоговорителя донесся женский голос:
– Мадам, будьте добры, снимите трубку зеленого телефона. Связь установлена.
– Благодарю вас. – Монтроз потянулась к телефону, чувствуя волну захлестнувшего ее беспокойства. Опасаясь худшего, она дрожащей рукой взяла трубку. – Офицер, откомандированный в Лондон, слушает…
– Все в порядке, Лесли, – остановил ее Фрэнк Шилдс, – туманных литургий не требуется.
– Фрэнк?
– Утверждается, что это оборудование позволяет добиться такой конфиденциальности, как будто мы с вами сидим вдвоем в деревянном туалете на краю Аляски.
– Тут я ничего не могу сказать, но с тех пор как Джеффри Уэйтерс попросил меня прийти сюда для важного разговора, мое сердце мчится по «американским горкам». Он даже не сказал, что это будете вы.
– Он сам ничего не знает, и если он по-прежнему честен, как и подобает выпускнику Итона, то ничего и не узнает, если только вы сами ему не расскажете.
– Ради бога, Фрэнк, что случилось? – Монтроз внезапно понизила свой голос до монотонного шепота. – С моим сыном что-то стряслось?
– Возможно, у меня будут для вас новости, Лесли, но сначала я должен задать вам один вопрос.
– Вопрос? Мне не нужны никакие вопросы, я хочу услышать известия о своем ребенке!
– Вам говорит что-нибудь имя Малькомб?
– Малькомб – Малькомб? Не знаю я никаких Малькомбов! Что это еще за глупости?
– Успокойтесь, подполковник. Подумайте хорошенько…
– Тут и думать нечего, черт побери! – воскликнула Монтроз, близкая к истерике. – Что за хрен этот Малькомб и какое отношение он может иметь к моему сыну? Я знать не знаю никаких Малькомбов – и никогда не знала… – Внезапно Лесли осеклась. Ахнув, она отстранила от уха трубку зеленого телефона и, широко раскрыв глаза, уставилась невидящим взором сквозь стекло на белую стену. – О, господи! – наконец прошептала она, поднося трубку к уху. – Та маленькая плюшевая овечка, ягненок, игрушка трехлетнего мальчика! Джеми назвал ее в честь героя мультфильма…
– Совершенно верно, Лесли, – подтвердил Фрэнк Шилдс, находящийся в четырех тысячах миль от нее, у подножия хребта Грейт-Смоки. – Плюшевая игрушка вашего сына, о которой давным-давно забыли вы оба, до тех пор, пока…
– Пока мы не нашли ее на чердаке! – воскликнула Монтроз, не дав ему договорить. – Это я ее нашла, но Джеми ничего не помнил, и я ему все рассказала. Это Джеми! Вы разговаривали с моим сыном!
– Не напрямую с ним, но он в безопасности. Ему удалось бежать; для подростка его возраста это выдающийся подвиг.
