— Значит, за это мы их арестуем? Ты спятил?
— Надеюсь, что нет. — Гунарстранна улыбался во весь рот. — Фрёлик, ужасно хочется курить.
— А я бы чего-нибудь съел.
— Начинай курить, Фрёлик, и ты забудешь о еде!
— Тебе всегда хочется курить. Ну, слезай со своего любимого конька! Что такого интересного ты нашел в старом свидетельстве о браке? Что дает нам основания для ареста?
— Сам посмотри, — с улыбкой ответил Гунарстранна.
— Уже посмотрел. Ты, главное, скажи, на что смотреть!
— На девичью фамилию невесты. На фамилию матери Амалье Брюн.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Орел в руке
Глава 44
ПРОБУЖДЕНИЕ
«Просыпаться нельзя, — подумала она. — Хочу проспать до утра». Как только мысль оформилась в голове, она поняла, что непременно проснется, потому что ночь сегодня не такая, как всегда. Она лежала, укрывшись одеялом и зажмурившись. Нет ничего хуже, чем просыпаться среди ночи в полном одиночестве.
Когда она наконец отважилась открыть глаза, ее взгляд упал на пол. На полу желтела полоска света из соседней комнаты. Яркий луч, похожий на луч лазера, падал не только на паркет, но и на стену. Она не шелохнулась. Лежала тихо-тихо, стараясь дышать ровно и спокойно, и вспоминала о том, как она вот так же проснулась несколько дней назад.
Сейчас самое важное — лежать тихо, чтобы одеяло не зашуршало и она не выдала себя. «Почему? — спросила она саму себя и тут же ответила: — Потому что». На самом деле никакого рационального объяснения не было. Она понимала одно: надо лежать тихо, расслабиться и воспринимать все происходящее как должное. Когда она притворилась спящей, ей стало немного легче. Наступило какое-то оцепенение, помогавшее ей пережить ужасные часы, когда она просыпалась в тихой комнате совершенно одна — без Рейдара.
Как только она вспомнила о Рейдаре, перед ее мысленным взором тут же возникло его белое, безжизненное тело — пустая оболочка, в которой больше не было души. Бренные останки старого, несгибаемого, тщеславного человека, окружавшего себя непроницаемой броней. С течением времени она стала его бояться. Она боялась говорить ему, о чем она думает, потому что Рейдар не относился к ней всерьез. Он обращался с ней как с маленькой. С ней, пятидесятичетырехлетней Ингрид Есперсен, обращались как с маленькой девочкой!
Машинально, забыв обо всем, она вздохнула от жалости к себе. Но, услышав тихий вздох, тут же оцепенела. Она совсем не хотела ни вздыхать, ни шевелиться.
«Я неудачница, — подумала она. — Как странно сложилась жизнь! Мне уже за пятьдесят, я вдова, но по-прежнему, как ребенок, жалею себя. Но не потому, что я осталась одна, а потому, что мне никогда не удавалось жить так, как я хочу. Всю жизнь приходилось угождать другим, отказываться от своих желаний. А ведь все могло бы быть совершенно по-другому, если бы я не боялась… Я слишком всего боялась. И мне показалось, что Рейдар способен меня защитить. Ну и что вышло? Каким образом Рейдар защитит тебя сейчас? Страх, который куда-то прятался, когда Рейдар был рядом, проснулся снова… Я стала пленницей страха, от которого мне уже не освободиться».
Ингрид лежала тихо и думала о своей жизни. Совершенно верно, она вышла замуж за Рейдара, потому что рядом с ним она чувствовала себя в безопасности. А теперь Рейдара нет, и страх, от которого она бежала столько лет, догнал ее.
Зря она все-таки выбрала Рейдара. Надо было выйти за ровесника, жить счастливо, растить детей. А теперь уже поздно… Теперь она уже не может иметь детей. «Да, но ведь ты сама никогда не хотела детей», — напомнила она себе. Верно, не хотела, но все же могла бы их иметь. Хороший муж заставил бы ее. Женщина, которая уверяет, что не хочет детей, — сама еще ребенок. Она не способна стать взрослой. И вот что получилось в результате!
«Я старею. Мужчины еще обращают на меня внимание, но по большей части из вежливости или из жалости. Я всегда переходила из рук в руки, как трофей. Я похожа на американских старух с подсиненными волосами. Я цапля, птица неправильного размера. Да, я несу свои годы с достоинством, потому что так и не поняла, что значит стареть. Женщины помоложе презирают меня, а мужчины помоложе стыдятся, потому что я использую все доступные мне средства, чтобы оставаться молодой, то есть отрицать себя. В глазах других я лишена достоинства».
Новый звук снова заставил ее оцепенеть. Она лежала на боку с широко открытыми глазами, глядя на пол и на желтую полоску света. Она была не одна.
Ее затрясло, по спине пробежал холодок. Волосы на затылке встали дыбом. Страх парализовал ее, высасывал из нее жизнь, лишал возможности сопротивляться. От страха у нее расширились зрачки, стало трудно дышать.
Она медленно подняла и опустила указательный палец. Палец ее слушался. Правда, ниже пояса все как будто стало чужим. Зато она чувствовала, как кровь бежит по жилам, как работает сердце, разгоняя кровь по оцепеневшему от ужаса телу.
Ей показалось, что в комнате слышится чье-то ровное дыхание; и вдруг пришло осознание: дышащий знает, что она лежит неподвижно и прислушивается.
Опять послышался тот же звук. Кто-то негромко откашлялся. И оцепенение сразу прошло. Она напружинилась, как кошка, готовая прыгнуть, — ноги согнулись в коленях, руки она непроизвольно выставила вперед. Перед глазами появилась картинка: она летит… к парадной двери и свободе. Она собралась с духом. Кровь ударила ей в голову. Наверное, поэтому дальше все было сравнительно просто.
— Вижу, ты проснулась, — сказал голос. — Самое время!
Глава 45
ТРИСТА ШЕСТОЙ НОМЕР
Была ночь. Даже самые выносливые ночные обитатели улиц попрятались от мороза.
— Мне еще тогда показалось странным, что они постоянно жили в отеле, — зевая, признался Фрёлик, когда Гунарстранна свернул с Парквейен и поехал по Драмменсвейен к центру города.
— Ты познакомился с ними в «Континентале»?
Фрёлик кивнул:
— Они сказали, что всегда там останавливаются, когда приезжают в Осло. Обмолвились, что хотят переехать сюда насовсем из пригорода.
— Они не дали тебе свой домашний адрес?
— Дали. Они живут в Тёнсберге. Но я не знал…
Чтобы не застрять на трамвайных путях, инспектор Гунарстранна остановился рядом с Национальным театром.
— Конечно не знал, — буркнул он, глядя на темные окна отеля «Континентал» перед тем, как открыть дверцу машины и выйти.
Он глубоко вдохнул ночной воздух и услышал за собой глухой удар: Фрёлик захлопнул дверцу машины. На морозе у них сразу замерзли уши; при разговоре изо рта вырывались клубы пара. Вот патрульная машина свернула с улицы Карла-Юхана на Университетсгате. Вопреки правилам, водитель нахально включил проблесковый маячок и проехал перекресток на Стортингсгата на красный свет. Потом патрульная машина повернула налево и скрылась за углом.
Гунарстранна посмотрел на ярко освещенный вход в отель «Континентал». Очень хотелось поскорее очутиться в тепле.
— Ну как, готов? — спросил Фрёлик.
Гунарстранна кивнул:
— Да, готов.
— Тогда пошли!
Они перешли на ту сторону. Фрёлик остался внизу, у стойки портье. Гунарстранна на лифте поднялся на третий этаж. Через три минуты он очутился в узком тамбуре у входа в номер на третьем этаже и прислушался. Из-за двери номера не доносилось ни звука. Он поднял руку и посмотрел на часы. Выждав еще немного, постучал. Одновременно внутри зазвонил телефон.
На звонок Фрёлика ответили далеко не сразу. Потом дверь чуть приоткрылась, и в тамбур высунулась женщина в спортивных штанах и выцветшей футболке.
— Херманна нет, — сообщила она, сонно зажмуриваясь от яркого света в коридоре.
— Не важно, — сказал Гунарстранна, глубоко вздыхая. — Я пришел поговорить не с ним, а с вами.
— Со мной? — Женщина прижала загорелую руку к груди и смотрела на инспектора озадаченно и вместе с тем недоверчиво.
Гунарстранна снова глубоко вздохнул.
— Нам с вами необходимо поговорить о вашем муже, — сказал он. — О вашем муже, его бурном прошлом и в особенности о его знакомствах с таксистами.
Глава 46
РАЗГОВОР В МАСКЕ
— Где? — спросил он.
Ингрид Фольке-Есперсен сидела на кровати. В кресле у окна виднелись очертания человеческой фигуры — мужской фигуры. Особенно четко выделялись голова и плечи. Она плотнее укуталась в одеяло. Ей хотелось что-то сказать, но язык не повиновался.
— Где он?
Ей удалось лишь ошеломленно покачать головой.
— Где он? — мягко повторил мужчина. Он встал и шагнул раз, другой, третий.
«Сейчас что-нибудь сделает», — подумала Ингрид.
Свет… он включил люстру. Свет резал глаза. Она зажмурилась, но успела заметить, что на голове у мужчины вязаный шлем-балаклава с дырами для глаз и рта. Как у налетчика. И в правой руке он держал большой нож. Сверкнуло стальное лезвие. Губы в прорези зашевелились; неизвестный небрежно прислонился к стене.
