Депутаты кивнули — понимаем. Причем не только фракция «Вера», даже единороссы и некоторые коммунисты. Поэтому последующие дни с регламентом обращались не очень вежливо. Пропускали через голосование в трех чтениях то, что требовалось голосовать в одном и отправлять на согласования. Так возник никому прежде не известный Оперативно-информационный отдел: структура для отслеживания олигархов, способных еще раз устроить покушение на президента. Полномочия нового органа были вполне сравнимы с полномочиями ВЧК 1918 года.
Когда депутаты оценили возможности нового органа, то не то, чтобы послышались протесты, но хотя бы шутки. «Зачем теперь нужен Следственный комитет при Генпрокуратуре? Видимо, чтобы работать курьером у Оперативного отдела. А сама Генпрокуратура? Видимо, секретаршей». Все равно проголосовали, как рекомендовал новый полпред Костылев. Точно так же быстро приняли закон о вице-президенте — назначать его должен был действующий лидер государства. Уже была прописана схема, как, не тратя времени, изменить Конституцию под новый государственный пост.
Из-за всех этих хлопот депутаты подтянулись, дисциплинировались. Посещали каждое заседание, не доверяя коллегам бегать по залу, тыкать кнопочки. Вне заседаний ходили по буфетам и курилкам, шушукались, ждали.
Сегодня шушуканье стало особенно активным. Было непонятно: поставят на голосование законопроект о вице-президенте, или сбудется слух, что его отменили, причем свыше. По думским креслам пока еще не разнесли проект закона, но и отмены не было.
Больше всего шумел секретариат. Именно на него выпала основная нагрузка: по первому сигналу множить изменившиеся законы и распространять среди думцев. Костылев появлялся в секретариате еще чаще, чем в зале. Целовал девчонок, шутил, раздавал шоколадки, изредка покрикивал. Носился, как щенок, спущенный с поводка, того и гляди, сам начнет печатать листы и убежит с ними в зал заседаний. «Не супермен, а супербой», — вспоминала старую песенку одна из ветеранш секретарской службы.
В этот день Костылев вообще всех удивил.
— Девочки, законопроект о вице-президенте распечатан? Хорошо. Нет, разносить не надо. Повестка? Да, меняется. Надо распечатать вот этот документ, чтобы был готов к раздаче. Но нести в зал лишь по моему сигналу. Ладненько?
Девочки вздохнули — опять суета. Без особого интереса распечатали первый экземпляр. Одна, помладше и новичок, взяла бумагу с принтера и охнула, прочтя содержание:
— «О приостановлении моратория на высшую меру наказания для лиц, причастных к покушению на первых должностных лиц государства и их близких». Это, что ли, нашли заказчиков, тех, кто Столбова убить хотел?
Секретарши, общей мудростью, пришли к выводу, что скорее всего так и есть.
* * *
Город Воляйск построил или гений, или везунчик. Сам город растекся на гребне невысокой горы, а рудоплавильный завод — внизу, у реки, чтобы вода крутила колеса. Когда работу воды взял на себя пар, и к небу потянулись заводские трубы, выяснилось: ветры из близких прииртышских степей гонят дым в сторону от города, по коридору с невидимыми стенами. Там, где дождик прибьет к земле заводской дым, родятся грибы-мутанты, а в самом городе — хоть санатории строй, среди многоэтажек.
Именно поэтому мэр города придумал ежегодный «Уральский марафон». Нынче для участия в нем приехал президент России.
Мэр, Николай Кольцов, по происхождению был горкомовским секретарем. Но, в отличие от большинства своих братьев по статусу, в 90-е принялся не грести под себя народное добро, а воплощать разные идеи и инициативы, которые прежде вызвали бы недоумение. К примеру, на пешеходной улице — реально пешеходной, сам себе не позволял по ней ездить и другим тоже, поставил небольшие памятники великим певцам: Шаляпину, Вертинскому, Высоцкому. После многочисленных просьб молодежи и обещаний не мусорить на «пешеходке» — Цою.
Памятники были дешевы, отливались на местном чугунном заводе, славного среди прочего, художественным литьем. Поэтому в городе появилось их много, простых, добрых и понятных. Памятник заводчанину на отдыхе — Субботний Гармонист. Пес, задравший ногу у первого электрического фонаря. Вагоноважатая, Вернувшийся Солдат — у его стоптанных чугунных сапог лежали цветы не только в дни официальной памяти. А старинное заводское управление в псевдоготическом стиле, в стороне от дымного коридора, мэр не отдал под торговый центр. Завел ежегодный театральный фестиваль, до которого иногда добирались даже европейские труппы: ради экзотики и очень красивых мест.
«Уральский марафон» был любимой затеей мэра. Кто хочет (правда, молодые чиновники и спортивная школа — обязаны) должны были пробежать дистанцию от километра до сорока по улицам города. Почему-то выходило так, что в этот день всегда светило солнце. И бегуны, а их было всегда не меньше двадцати тысяч, бежали по чистым весенним улицам, что кружились вокруг городского холма. Устал — взглянул вперед, как за поворотом показалось синее море леса — к северу и востоку. Или степные проплешины — на юг. Или холмы на западе. И от этого разнообразного пространства ноги несут еще быстрее.
Сегодня в пробеге участвовал Столбов. Бежал рядом с мэром Кольцовым. Они выбрали скромную дистанцию — десять километров. Мэру годы не позволяли большее, Столбов пробежал бы и двадцать, но время поджимало, а визитный марафон только начался. Опыт разговора на бегу у мэра был, поэтому общение можно было назвать «встречей в спортивных костюмах».
— Михаил Викторович, — говорил мэр, — если можно, давайте чуть быстрее. Меня одного, может быть, и перегнали бы, а вас — стесняются.
Столбов улыбался, увеличивал скорость и продолжал расспрашивать Кольцова о том, как тот управляет, как обходит те рифы и скалы, на которые натыкались иные мэры, старавшиеся не красть, а хоть что-то еще и делать.
…Прошлой осенью Кольцов, как верный член «Единой России», делал все, чтобы партия «Вера» взяла минимум голосов на подвластной ему муниципальной территории. Так старался, что председатель одного из ТИКов (территориальных комиссий) получила условный срок за фальсификации. После победы Столбова на Кольцова пошел вал доносов. Столбов, много слышавший о мэре и прежде, не позволил расправиться.
Выбежали за очередной поворот. Впереди, между городским парком и загородным поселком, синело озеро Глубокое, уже свободное от ледяного чехла. Кажется, разбегись сейчас, и ноги понесут тебя вперед, навстречу синеве и солнцу…
— Николай Витальевич, давайте немного вырвемся. Надо поговорить, — сказал Столбов. Мэр кивнул и ускорился, а когда чиновная толпа прибавила тоже скорость, обернулся, мотнул головой, и те притормозили. В деликатной близости бежали только президентские охранники.
— Николай Витальевич, — сказал Столбов, — очень вы мне нравитесь. Заставить бегать каждого пятого мужика хотя бы раз в год — чудо. Хочу, чтобы вы и дальше городом управляли.
Кольцов чуть не сбил скорость от комплиментов. Столбов продолжил.
— Поэтому не угрожаю и даже не предупреждаю — умоляю. Вот тот поселок, который мы сейчас видели. Арсеньевский? Экологи, конечно, народ кипишистый, но в этом случае правы: нельзя строить в водоохранной зоне. Уговорите, чтобы баньки убрали. Торговый комплекс «Подсолнух» не обязательно строить прямо на мелком рынке, пусть они существуют вместе. Плохо получилось с «Ветхим жильем» — застройщик по программе какой-то совсем нечестный, смените его. И, напоследок, извините, лезу в семейные дела, но пусть зять сменит работу — сами лучше меня знаете, какую и почему. Сделайте так, очень прошу. Хочу, чтобы вы и дальше руководили городом.
— Я понял, Михаил Викторович, — со вздохом: проговорил мэр: кому приятны выволочки.
— И хорошо. Через год прилечу, побегаем подольше. Хорошо у вас!
И вправду, хорошо. Аккуратные трехэтажки послевоенного классицизма, сосны вдоль улицы, идущей в гору, а наверху — синева и солнце. Весь день бы тут бегал или ходил!
* * *
— Эти идиоты, к счастью для меня, быстро перепрограммировались с большой кровавой мести на желание поиметь бабло. А у меня налички оказалось немного. Будто предвидел: почти все, что мне отдал Михаил Викторович (не мелочь, кстати), положил на карту. Когда они меня первые полчаса мутузили, да еще обсуждали разные анальные и оральные кары из репертуара пресс-хаты, у меня был большой соблазн сказать, где карта и назвать код. Не назвал. Так что, Татьяна Анатольевна, считайте меня пионером-героем.
Макс обнаружился в собственном кабинете, прикованный к батарейной трубе. Чувствовал себя он более-менее прилично: хотя в синяках, и на щеках полосы от скотча, но внутренних повреждений вроде не было, мог свободно ходить.
Его похитителей собрали в соседней комнате. Татьяне пришлось повиниться: со щеками свекольного цвета она рассказала охранникам, как хотела спасти сотрудника фонда «Возвращение», работавшего на аутсорсинге. То, что сотрудник до недавнего времени был не рядовой, она умолчала. К счастью, охрана никаких подробностей не знала. Пришлось выслушать очень деликатную, но все же укоризненную нотацию и согласиться с ней. Разве что, поспорив в одном пункте: «Я дурочка, я не знала, как иначе поступить».
