— Ха! — резко выдохнул бритоголовый и резко поднялся с испуганно взвывшего стула.
— Тише, — буркнул хозяин кабинета. — Не порти мебель.
— Спасибо, Павел Ильич, уважил, — злобно и весело щерясь, бритоголовый прижал руку к груди.
— Ступай, Саша, — раздраженно выдохнул Павел. — Ничем тебе помочь не могу. И разговаривать ни с кем не буду. Да и не с кем.
Александр подмигнул собеседнику, развернулся и широким шагом устремился к двери. Паркет скрипел под его тяжелыми сапогами, а стол по привычке хранил многозначительное молчание до тех пор, пока посетитель не вышел, хлопнув дверью. И лишь тогда стол позволил себе издать тихий осуждающий скрип.
— Сукин сын, — бросил столу Павел Ильич, промокая носовым платком внезапно вспотевший лоб. — Весь в мамашу, псина лохматая. А уж та такой сукой была…
Пряча платок в карман кителя, Павел обернулся к двери и внезапно оскалился вслед ушедшему посетителю, показав острые мелкие зубы.
— Ладно, — прошептал он. — Что сделано, то сделано.
Стол, шокированный оскалом владельца, благоразумно промолчал.
* * *
— Дурак ты, Кобылин, — печально сказал Григорий, укоризненно глядя на Алексея поверх кружки пива, уже поднесенной к провалу в разлохмаченной бороде.
— Знаю, — уныло признался Алекс, нервно двигая свою кружку по деревянной столешнице.
Григорий жадно припал к пиву, и белая пена осела на его бороде жирными хлопьями, неприятно напоминавшими шампунь. Кобылин отвел глаза, окинул взглядом темный зал ресторана, в котором Борода назначил встречу бывшему напарнику. Подвальное помещение, низкие потолки, под которыми застыли вечные клубы сигаретного дыма. Темно. Лишь от стойки, за которой застыла барменша, исходит яркий свет. Из темноты доносится бульканье, кашель, звон посуды. Слава богу, ничего не видно — темно, да и столы отделены друг от друга высокими деревянными стенками, образуя приватные кабинетики, пропахшие кислым пивом и перегаром. Да и барменша — одно название. Толстая баба лет сорока, типичная «бабаманя» из школьной столовки. Смотрит хмуро, неприветливо, словно намекая — вас тут много, а я одна, пошли прочь, ироды, не мешайте работать. Кобылин поморщился. Не ресторан — кабак, самый натуральный. Но кто же знал?
Когда Гриша позвонил наконец на домашний номер и предложил встретиться, Алексей с радостью согласился. Встреча с другом, которому можно высказать все, что накипело в душе — этого Алексею не хватало больше всего. Оказалось, что за время работы в конторе он отвык жить один. Ему была нужна хоть одна живая душа, с которой можно было поговорить. Откровенно. О таких делах, о каких не расскажешь случайному знакомому. И вот Борода явился в назначенное время. Прихромал к столику, бедняга, поднявшись с постели ради одного молодого и глупого охотника. Прямо скажем — дурака.
— Просто слов нет, — выдохнул Борода, хлопая опустошенной в один глоток кружкой о столешницу. — Это же надо такое учинить — спалить общежитие!
— Да это не я, — обиженно вскинулся Кобылин.
— Знаю, — отрезал Григорий, шумно отдуваясь, — слышал. Все равно — дурак. Как ты уцелел, не понимаю. Герой, твою мать. Дуня Маклаудов. По всем раскладам ты должен был сдохнуть уже раз сто.
— Просто повезло, — отмахнулся Кобылин.
— Ты бы поберегся, Леша, — посоветовал Григорий. — Пруха — штука опасная. Сейчас везет, а потом разом как навалится… Зря ты в это дело полез, ой зря.
— А что делать было? — зло бросил Кобылин. — Всем же насрать было, так? Бегали по городу, покойников несчастных кромсали, а толку — ноль. Вернее два. Ноля.
— Ты это брось, — отозвался Борода. — Жизней мы спасли много. И в этом толк есть.
— А Олег что делал? Его бы послушал, так сейчас бы все и гонялись за мертвяками до сих пор!
— Да вышли бы мы на твоего некромансера, — нахмурился Борода. — Может, чуть позже, но вышли бы.
— Чего ж раньше об этом не подумали? — отозвался Алексей. — Дело-то плевое, все на поверхности лежало. Лишь чуть надо было мозгами пошевелить. Даже мне это удалось. А всю контору на это дело натравить — так за полчаса все выяснили бы.
— Если бы да кабы — то росли б во рту грибы, — буркнул Борода. — Чего теперь гадать.
— Гадать надо, почему Олег не сделал этого раньше, — сказал Кобылин. — Почему он сразу не предположил, что это дело рук некромансера, и не начал расследование. Почему вместо этого весь состав носился как угорелый по городу, стреляя направо и налево.
— Потому что охотникам положено стрелять направо и налево, — отозвался Григорий, и в голосе его зазвучали обиженные нотки. — Этим, знаешь ли, тоже надо кому-то заниматься.
— Это не охотники, а стая дикая, — в сердцах бросил Алексей. — Прав был подземник. Поодиночке все люди как люди, а как в кучу соберутся — толпа.
— Кстати, о стаях, — буркнул Гриша. — Ты уверен насчет оборотней?
— Я же тебе рассказывал. Это их рук дело. И наверняка они что-то еще придумают.
— Пока тихо, — Борода покачал головой. — Не нравится мне это.
— Надо копать, — жестко сказал Кобылин. — Рыть до седьмого пота. Что-то они затевают. Надо их опередить. Узнать, в чем тут дело. И урегулировать вопрос.
— Ишь, слова какие, — Григорий нахмурился. — Где только нахватался? Урегулировать… Пострелять бы их всех, тварей.
— Может, и не пришлось бы стрелять, — тихо ответил Алексей. — Если с умом подойти. Может, по-другому проблему можно решить.
— Э, нет, — ухмыльнулся Борода. — С клыкастыми особо не поговоришь. Это тебе не подземники. Тут кровь за кровь много веков. Ладно, Леша, не горячись.
Борода потянулся и ловко подхватил с края стола полную кружку пива, из стратегического запаса, предусмотрительно принесенного от стойки. Подняв кружку повыше, он двинул ее в сторону Кобылина.
— Давай, Леш, — сказал он. — За твое чудесное спасение. И за успешную операцию.
Кобылин с неохотой поднял свою кружку и стукнул ею о кружку напарника. Шапка жидковатой пены перехлестнула через край.
— Древний обычай, — провозгласил Борода, поднося кружку ко рту. — Сразу видно, что отравы в стакане нет.
Алексей с сомнением отхлебнул из кружки. Праздновать не хотелось — не видел он никаких причин для радости и веселья. Что-то назревало, что-то нехорошее, и от этого на душе скребли кошки. Да и пиво было жидкое да кислое.
— Что дальше-то будешь делать? — спросил Борода, вытирая остатки пены с усов бумажной салфеткой.
— Придумаю что-нибудь, — Кобылин пожал плечами. — Надо бы прикинуть, что затевают оборотни. Обмозговать.
— На рожон не лезь, — посоветовал Гриша. — Не думай, что бессмертный. Это опасное заблуждение. Да, везет тебе, Леха. Но фортуна особа непостоянная. Это когда девка к тебе задом поворачивается — хорошо. А когда сама фортуна…
Кобылин раздраженно махнул рукой и припал к кружке, пытаясь заглушить кислятиной неприятную горечь, проступившую на языке. Не помогло.
— Ты принес? — спросил он хриплым шепотом, отодвигая кружку.
— Сумка под столом, — коротко отозвался Гриша. — Не дергайся, потом посмотришь.
— Спасибо, — искренне сказал Кобылин. — Спасибо, Гриш.
— Принес сколько смог, — отозвался Григорий, задумчиво пощипывая кончик бороды. — Вряд ли такое получится еще раз.
— А что, Вещий не велит? — ухмыльнулся Кобылин. — Он следит за вами всеми, что ли?
— Да нет, — отмахнулся Борода. — Про тебя в конторе не вспоминают. При Олеге. За глаза судачат, конечно, но официально про тебя ни слова. Был Кобылин да весь вышел. Забыли. В приказном порядке.
— Понятно, — протянул Алексей с затаенной угрозой. — Списали, значит.
— Списали, — кивнул Григорий. — И скажи спасибо, что списали, а не выписали. Понимаешь, о чем я? У нас, конечно, не контора глубокого бурения, но кто знает, что начальству в голову стукнет.
— Я понял, — буркнул Кобылин. — Премного благодарен. Ты поэтому советовал на рожон не лезть? Не мозолить глаза конторе, не создавать конкуренции?
— Не создавать ненужного шума, — мягко поправил Борода. — Не привлекать к себе внимания. Ты посидел бы тихо полгодика. Глядишь, забылось бы многое. А может, даже все.
— Не могу, — честно признался Кобылин. — Может, и хочу, но — не могу, Гриш. Как подумаю, что сейчас волосатики что-то затевают, так и подмывает выскочить на улицу да учинить всем встречным поперечным допрос с пристрастием.
— Верю, — Борода печально вздохнул.
— А что про меня говорят? — спросил Кобылин, нащупывая ногой тяжелую сумку под столом. — Ну, не при Олеге.
— Говорят, что дурак, — буркнул Григорий. — Женька Бонд страшно поругался с Олегом из-за тебя.
— Ну? — удивился Алексей. — И чего?
— Да ничего, — отмахнулся Борода. — Не в первый раз. Помирились потом, общее дело важней. Ребята-то тебе сочувствуют. Вроде как героем тебя считают. У тебя больше дел на счету, чем у иных старичков.
