Идеи непостижимости связи психики с деятельностью мозга, утверждение невозможности найти для нее место в системе материальных процессов в организме отнюдь не являются достоянием истории. Чтобы это показать, приведем несколько утверждений. Австрийский физик-теоретик, один из создателей квантовой механики, Э. Шредингер писал, что природа связи некоторых физических процессов с субъективными событиями лежит в стороне от естественных наук и, весьма возможно, за пределами человеческого понимания.
Академией наук Ватикана в Риме в 1966 году был проведен Международный симпозиум, посвященный проблеме «Мозг и сознательный опыт». В симпозиуме приняли участие выдающиеся ученые Запада, в том числе Е. Эдриан, У. Пенфилд, Дж. Экклз, Р. Гранит и др. В своих выступлениях они утверждали, что сознание первично, независимо от мозга, и что объективный мир есть вторичное, производное и независимое от сознания явление.
Крупнейший современный нейрофизиолог, лауреат Нобелевской премии по медицине Дж. Экклз развивает мысль о том, что на основе анализа деятельности мозга невозможно выяснить происхождение психических явлений, и этот факт легко может быть истолкован в том смысле, что психика вообще не является функцией мозга. Ему вторят такие крупные специалисты, как Карл Лешли и Эдвард Толмен. По мнению Экклза, ни физиология, ни теория эволюции не могут пролить свет на происхождение и природу сознания, которое абсолютно чуждо всем материальным процессам во Вселенной. Духовный мир человека и мир физических реальностей, включая деятельность мозга, — это совершенно самостоятельные независимые миры, которые лишь взаимодействуют и в какой-то мере влияют друг на друга.
Примечательно, что и такой крупный исследователь, занимающийся пограничными вопросами физиологии и психологии, как Г. Тойбер, признал на указанном выше симпозиуме, что он также не может ответить на вопрос, поставленный Дж. Экклзом. Нейрохирург с мировым именем У. Пенфилд, проведший потрясающие исследования головного мозга и сделавший значительный вклад в современную нейрофизиологию, в итоговой работе своей жизни «Тайна сознания», высказал глубокое сомнение, является ли сознание продуктом мозга и можно ли его объяснить терминологией церебральной анатомии и физиологии.
Американские врачи, крупнейшие специалисты нейрофизиологии, лауреаты Нобелевской премии по физиологии Дэвид Хьюбел и Торстен Визел, признали, что все, что мы обнаруживаем в электрохимических откликах в зрительной коре головного мозга, это не зрительные образы. Для того чтобы построить мост опять-таки в царство сознания, нужен «мозговой гномик» — гомункулус или «мозговой зритель», то есть «человечек», который будет сидеть в мозгу и считывать, декодировать эту первичную информацию. Речь идет о том, что мы не видим света и не слышим звука в буквальном смысле. То, что происходит на сетчатке или в слуховом органе, не представлено в психике. Мы зрительно воспринимаем предметы, с которыми сталкиваемся, а вовсе не отображение на сетчатке.
Вот еще один характерный пример невыводимости идеи сознания из работы центральной нервной системы, приведенный академиком П.К. Анохиным: «Я объясняю студентам: недавнее возбуждение формируется и регулируется вот так, оно в такой форме в нерве, оно является таким-то в нервной клетке. Шаг за шагом, с точностью до одного иона, я говорю им об интеграции, о сложных системах возбуждения, о построении поведения, о формировании цели к действию и т. д., а потом обрываю и говорю, сознание — идеальный фактор. Сам я разделяю это положение, но я должен как-то показать, как же причинно-идеальное сознание рождается на основе объясненных мною материальных причинно-следственных связей. Нам это сделать очень трудно…»
Высказываемые утверждения о непостижимости связи психики с деятельностью мозга опираются на невозможность найти для нее место в системе материальных процессов организма. Ни одну из «мыслительных» операций, которые мы приписываем «разуму», до сих пор не удалось прямо связать с какой-то специфической частью мозга. Поэтому рассуждения о физических основах мышления пока сохраняют ярко выраженный философский оттенок. Если мы в принципе не можем понять, как именно психическое возникает вследствие деятельности мозга, то не логичнее ли думать, что психика вообще не есть по своей сущности функция мозга, а представляет проявление каких-то иных — нематериальных духовных сил?
В своём «Ясном отчете» И. Фихте провозгласил: «Теория науки не психология, тем более что последняя есть ничто». Автор одной из статей в Британской энциклопедии не без иронии написал: «Бедная, бедная психология, сперва она утратила душу, затем психику, затем сознание и теперь испытывает тревогу по поводу поведения».
Многие вопросы, касающиеся материального субстрата психики, при современном уровне развития естествознания, по-видимому, еще не могут получить даже гипотетического решения, поскольку о многих принципах работы нервной системы как специализированного органа отражения мы не только еще ничего не знаем, но, вероятно, даже и не догадываемся.
Профессор Дюбуа-Реймон подхватил из слабеющих рук И. Мюллера и продолжил издание «Архива анатомии и физиологии» («Archiv fur Anatomie und Physiologie», 1795), который основал Иоганн Рейль и продолжил в 1815–1832 годах редактировать Меккель (1781–1833) — внук первого преподавателя акушерства в школе при больнице Шаритэ. Иоганн Меккель, называемый «немецкий Кювье», автор весьма значительных работ по сравнительной анатомии и тератологии, с 1808 года — профессор анатомии и хирургии в Галле, где он основал богатейший анатомический музей.
Эмиль Генрих Дюбуа-Реймон умер 25 декабря 1896 года.
Земмельвейс (1818–1865)
Австрия, Вена, XIX век. Эпидемия послеоперационной горячки уносит в могилу иногда до 60 % всех оперированных. Огромная смертность чудовищным грузом лежит на совести хирургов и акушеров, которые после вскрытия трупа беззаботно направляются оперировать больных, исследовать рожениц, принимать роды. Вследствие этой безалаберности родильная лихорадка становится постоянным спутником всех родильных заведений. Альфред Вельпо (1795–1867), знаменитый французский хирург, с горечью констатировал: «Укол иглой уже открывает дорогу смерти».
Одновременно было замечено, что операции, произведенные на дому, заканчивались менее печально. Это обстоятельство позволило послеоперационной горячке присвоить второе название — «больничная горячка». Но и только. Никто толком не знал, как против нее бороться. Больницы производили самое удручающее впечатление. В палатах, плохо проветриваемых и убираемых, царили грязь и смрад. Больные лежали на койках, стоящих близко друг к другу. Рядом с выздоравливающими лежали умирающие, только что прооперированные — с теми, у кого гноились раны и была высокая температура.
В операционной было не чище, чем в палате. В центре стоял стол из неотесанных досок. На стене висели хирургические инструменты. В углу на табурете стоял таз с водой для хирурга, который мог после операции вымыть окровавленные руки; до операции, по общему мнению, мыть их было бессмысленно — ведь они еще чистые. Вместо ваты применяли корпию — клубки ниток, вырванных из старого белья, чаще всего нестиранного. Жуткое зрелище представлял и сам хирург, когда облачался в свой сюртук, запачканный кровью и гноем больных. Об опыте и умении врача нередко судили по тому, насколько грязен его сюртук…
Борьбу за чистоту в больницах одним из первых начал акушер Земмельвейс. Он первым основал настоящую хирургическую клинику с применением санитарно-гигиенических требований, которые в то время могли быть использованы. О санитарии он вынужден был заботиться, так как столкнулся с фактом высокой послеоперационной смертности, причины которой долгое время оставались загадочными.
Игнац Филипп Земмельвейс родился 17 июля 1818 года в венгерском городе Пеште в семье торговца. После окончания начальной школы и гимназии в Буде (Офен), в 1837 году он поступил на юридический факультет Венского университета. Родители хотели, чтобы сын подготовился к карьере военного судьи. Но Игнац увлекся естественными науками и перешел на медицинский факультет. В Вене он учился на 1-м курсе, в Пеште на 2-м и 3-м курсах, затем снова вернулся в Вену и уже там завершил свое обучение.
Его учеба совпала с началом возрождения естественных наук в Австрии. В Венском университете работали известные ученые-медики Рокитанский, Шкода и Гебра, которые оказали большое влияние на формирование взглядов Игнаца. По окончании учебы Земмельвейс пытался попасть в ассистенты к знаменитому терапевту Йозефу Шкоде, одному из основателей «Новой Венской школы», но это ему не удалось и тогда пришлось стать акушером.
Игнац Земмельвейс получил 1 июля 1844 года докторский диплом, представив работу «De vita plantarum». В связи с тем, что Земмельвейс уже дважды проделал практический курс акушерства в 1-й акушерской клинике, он обратился к профессору Клейну, директору этой клиники, с просьбой о предоставлении ему места ассистента. Его приняли ассистентом лишь 27 февраля 1846 года, и то, как оказалось, временно: предшественнику Игнаца доктору Брейту 20 октября этого же года продлили договор еще на два года. К счастью, 20 марта 1847 года Брейт получил профессорскую кафедру в Тюбингене, и место ассистента было закреплено за Земмельвейсом.
