Резкий возмущался своими собеседниками:
– Вы совершенно деградировали. Уже достойной идеи родить не можете!
– Не хами, – ровным тоном отвечала Она. – Иначе побываешь в ноктубре.
– Такого подлеца, как он, уже ничем не запугаешь, – словно жаловался Нытик. – Мир катится в бездну нигилизма, и такие вот фарисеи при этом лишь злорадствуют.
– О каком злорадстве речь, коллеги?! – экспансивно вопрошал первый мужчина. – При чём тут запугивание вместе с нигилизмом? И вообще, как ты, старая шлюха, смеешь вспоминать о ноктубре? Если уж на то пошло, то ноктубр тебя заждался! Особенно если суду станет известно о твоих антигуманных экспериментах.
– Заткнись! – женщина стала проявлять эмоции. – Всё, что я совершаю, я делаю ради науки и ради нашего светлого будущего.
– Вот именно за это тебя и накажут, курица ты драная!
– Позор… – заунывно бормотал Нытик. – Осмелиться сравнить высокородную даму с драной курицей?!.. Такие обиды можно смыть только кровью. Курицей?.. Да ещё и драной!.. Нет, я бы такого не вынес. Сразу бы наложил на себя руки…
Причём в его нытье чётко прослушивалась язвительность и ирония, а точнее говоря – полное согласие со сравнительной характеристикой женщины, хотя сами слова как бы говорились в её защиту. И несомненно, что Она это почувствовала:
– Скоты! Все мужланы – истинные скоты, не достойные даже наших презрительных взглядов!
– Совершенно с тобой согласен, – прогундосил Нытик таким тоном, словно читал «за упокой». – Все скоты мужского рода, та ещё нечисть… И как хорошо, что в нашей лаборатории подобных тупоголовых ублюдков, несогласных с женским равноправием, уже давно нет. Их ещё в прошлые эпохи сгноили в ноктубре, а в дикие века инквизиции им вообще рубили головы, сжигали на кострах, а перед тем, разрезав кожу на животах, выедали внутренности вместе с кишками и… бр-р, страшно подумать, с…
– И ты заткнись, – оборвала его женщина, – если не хочешь сейчас увидеть на себе всё, что я съела за вчера и за сегодня.
– Ха! – посмеивался Резкий. – Неужели наша ледышка способна на такие бурные эмоции, как рвота?! Мне казалось, она уже давно имплантировала себе внутренности андроида, питающегося от рассеянного света лун…
– Ты на что намекаешь? – перешла Она на шипение.
– Да ни на что. Или ты забыла, как после пира у Найчура хвасталась о своих наклонностях заниматься сексом с партнёрами именно при лунном свете? Теперь об этом знает полконтинента.
– Во-первых, я не хвасталась, а утверждала, что подобное полезно для здоровья и продлевает молодость. А во-вторых, тебе не нравится, что и ты находишься в списках моих партнёров?
– Мне не нравится, что ты эти списки обнародовала! – чуть ли не прорычал Резкий. – Ведёшь себя, как та похотливая курица, гоняющаяся за петухами.
– За кем? – удивилась женщина. – Это же разные виды.
Пока первый мужчина истерически ржал и, похоже, чуть ли не дрался с женщиной, судя по её вскрикам и уханьям, второй опять пустился в причитания:
– Что за время, что за нравы!.. До какого убожества мы докатились!.. Академики поддаются на ложь ушлых гадалок и пройдошных знахарей! А сами, по своей неграмотности, считают овец и баранов животными разных видов. Хотя в своей скотской похоти, сарказме и чревоугодии мало чем от тех же животных отличаются. Дерутся между собой в храме науки!.. И единственное счастье от этого мне лично, что на их фоне я выгляжу вершиной благочестия и примером высочайшего интеллекта.
Дерущиеся словесно индивидуумы к тому времени успокоились и уже единым фронтом ударили по своему, как выяснилось, коллеге:
– Правильно, о чревоугодии ты и мечтать не можешь, потому что твоё дистрофическое тело готовится к смерти!
– И не надо завидовать тем, кто попал в список моих партнёров! Потому что такого петуха ощипанного, как ты, я бы к своему телу не подпустила и под страхом крайнего очищения в ноктубре.
Последнее высказывание особенно развеселило Резкого, который ухохатывался уже со странными всхлипами. Как это было ни странно, но Нытик тоже посмеивался, порой пробиваясь на краткие фразы:
– В самом деле, петухи не для куриц драных… Здесь нужны истинные курицмэны! Да такие, чтобы и лун не боялись, и от внешнего вида самой «прэлестной» курицы не падали… хе-хе, в обморок!..
Но он же первым и прекратил бесцельные разговоры:
– Ну что, проснулись? Взбодрились дерьмометанием? Значит, приступаем к работе. У кого какие идеи по поводу того, что нам попалось и как с этим поступить?
После длинной паузы с непередаваемым пафосом заговорил Резкий:
– Может, мои слова войдут в историю, прославив меня на все тысячелетия, но я скажу: мы поймали то, что ещё никому не попадалось! А первый наш поступок – это присвоение моего имени этому чуду. Да-да, я жертвую своим именем ради науки!.. И не смотрите на меня так, друзья, давайте обойдёмся без оваций и без восхваления моей гениальности. Ведь это – моя работа. На моём месте так поступил бы каждый!
Но весь этот его спич остался без внимания. Вначале на него никто не отреагировал, а потом Она заговорила совсем об ином:
– Вы заметили высокий показатель индекса «граци два дробь четыре»?
– Ты хочешь сказать, что оно разумно? – не скрывал своего скепсиса Нытик. – Если бы такое случилось, то не только наш коллега прославился бы, но и мы. Причём больше него, потому у нас с тобой научные регалии выше.
– О-о! Да вы, коллега, от приписок наглых о своих регалиях скоро раздуетесь и лопнете, словно мыльный пузырь! Хе-хе… Но раз такое дело, давайте проведём тест Брайника…
Опять задумчивая пауза, после которой со своими суждениями влез Нытик:
– Опасно. Неизвестная нам субстанция может не выжить.
– Ерунда! Раз она до сих пор жива и сюда добралась, значит, и проведённый тест окажется для неё всего лишь новой гранью знакомства со Вселенной.
Его оппонент возразил тусклым голосом, словно заранее понимал бессмысленность дальнейшего спора. При этом напомнил о некой моральной этике любого истинного учёного. Но был в ответ высмеян женщиной, голос которой стал решающим в применении теста какого-то Брайника. Чувствовалось, что она среди троих – наибольший циник, готовый пустить на опыты и коллег, если потребуется для торжества науки. Дальше группа не то лаборантов, не то академиков перешла к деталям предстоящего эксперимента.
Что не понравилось внимательно прислушивающейся Александре, так это сама суть теста. Нечто пойманное в ловушку учёные собирались «…бить молнией с ментальной составляющей». А двуализатор догадывалась уже: «нечто» – это, наверное, и есть то, что составляет частичку её сознания в этом мире. Ну и знать заранее, что тебя могут прожаривать молниями и убить при этом, – врагу не пожелаешь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
