а у этого мутные, воловьи.
Гюнтер потянул Леребура к бутылкам в соседнюю комнату. Карл задержал Пфердменгеса.
— Минутку, полковник, два слова…
Пфердменгес остановился, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, и посмотрел недовольно. Карл подошел к нему вплотную.
— Видели ли вы черный тюльпан?
У полковника забегали глаза.
— Вас послали ко мне?
— Да.
— Кто?
— Я не имею права разглашать тайну. Вам необходимо назвать две цифры и не расспрашивать меня ни о чем.
— Эх… — вздохнул Пфердменгес не то с сожалением, не то облегченно. — Прошли те времена, когда я не расспрашивал…
Карл сказал твердо:
— Но вы обязаны сделать это.
— Я сам знаю, в чем заключаются мои обязанности, — огрызнулся Пфердменгес. — Лично я не имею намерения возвращаться в фатерлянд. Мне и здесь неплохо. Мой рейх — моя хлопковая плантация, я завоевал ее сам, а рейх обещал мне имение на Украине, но где оно? Рейх, юноша, еще не расплатился со мной, и я считаю, будет справедливо рассчитаться сейчас. Из той суммы, которую вы получите… Сколько лежит на зашифрованном счету? И где?
Карл неуверенно пожал плечами.
— Ну, хорошо, — не настаивал полковник, — меня это интересует мало, но… — задумался, не сводя внимательного взгляда с Карла. — Однако миллион — это, может быть, не так уж много? Я слыхал, что на зашифрованные счета меньше десяти миллионов не клали. Десять процентов — справедливое вознаграждение. Вы мне миллион, я вам — две цифры.
— Ого, а у вас аппетит! К сожалению, я не имею права…
— А я пошлю вас к чертовой матери со всеми вашими паролями! — Полковник помахал пальцем перед его носом. — Забыл цифры, вас это устраивает?
— Хорошо… — подумав, ответил Карл. — Но миллион вы не получите. Четыреста тысяч марок.
Глаза полковника потемнели. Шутя толкнул Карла в бок:
— Ну, парень, мы же не на базаре.
— Да, — согласился Карл, — поэтому пятьсот тысяч — мое последнее слово. И они свалятся на вас, как манна небесная.
— Договорились, — пошел на уступку Пфердменгес. — Пойдем скрепим нашу сделку.
— Цифры? — не тронулся с места Карл.
Полковник улыбнулся и подморгнул.
— Не выйдет! — помахал пальцем перед самым носом Карла. — Я поеду с вами и назову цифры только на пороге банка, чтобы мои полмиллиона не уплыли… Пароль — пожалуйста: «Хорошо весной в арденнском лесу». Тогда мы еще не наступали в Арденнах и не бежали оттуда… Боже мой, будто вчера моя дивизия была в Арденнах… Нам бы открыть фронт, а мы поперлись, как последние идиоты…
Карл поморщился: перспектива совместной поездки не радовала. Еще раз попытался отвертеться:
— Мы не имеем права терять время и завтра отправляемся обратно. Я могу дать вам какие-нибудь гарантии…
— Гарантии? — засмеялся Пфердменгес. — Я знаю, что это такое, даже самые солидные гарантии и разные там джентльменские соглашения. Завтра, говорите? Это меня устраивает, послезавтра мы будем в Европе. Вам в Европу?
— Но Леребур одолжил машину у директора фирмы «Юнион миньер».
— Пусть эта старая развалина не беспокоит вас. Мои «леопарды» доставят ее назад. А мы выедем на рассвете. До первого аэропорта триста километров, оттуда долетим до Найроби, а там уже линии обслуживают европейские компании. Современные реактивные лайнеры, скорость и комфорт…
Карл подумал: через два дня он увидит Аннет. Всего через два дня! Из сердца Африки, из саванн, где охотятся не на диких зверей, а на людей, в европейский город!
Черт с ним, с Пфердменгесом, не надо обращать на него внимания, можно смотреть на него, как на надоедливую муху, — не больше.
Полковник пропустил Карла вперед, сейчас он был воплощением вежливости:
— Пожалуйста, коктейль перед ужином…
Карл вспомнил слова полковника! «Моя профессия — убивать» — и подумал, что коктейли и вежливость не сообразуются с этими словами, что последнее является ширмой, и Пфердменгес, вернувшись сюда из Европы, станет еще более жестоким и убивать будет еще больше, ибо за полмиллиона марок можно приобрести не одну плантацию, а имения необходимо защищать. Таким образом, он, Карл Хаген, станет хотя и не прямым, но все же виновником убийств. Содрогнулся — ко всем чертям полковника! — но Гюнтер уже протягивал Карлу фужер с коктейлем, глядя вопросительно, и он машинально кивнул, давая знать, что дело с Пфердменгесом улажено.
Иоахим Шлихтинг стоял за длинным столом, по обе стороны которого сидели его коллеги по партии.
Карл пристроился в уголке, откуда хорошо видел Шлихтинга и других руководителей нового фашистского движения в Западной Германии. Он твердо знал — фашистского, хотя шло заседание руководящего центра партии, которая называлась национал-демократической.
У Шлихтинга, казалось, все было удлиненное: высокий, сухой, как кипарис, человек с продолговатым лицом и руками шимпанзе, которые, казалось, свисали ниже коленей. Длинный красноватый нос и подбородок, сужающийся книзу, еще более сужали его. Он стоял, опираясь на длинный полированный стол — блестящая поверхность отражала его фигуру и, еще удлинив, делала нереальной, словно не человек навис над столом, а изготовленный неудачником-мастером карикатурный манекен или кукла-гигант для ярмарочного балагана.
— Мы переходим в наступление на всех участках, — говорил он, — конечная наша цель — иметь большинство в бундестаге и сформировать свое правительство, которое поведет Германию новым путем.
Сегодня утром Карл позвонил Иоахиму Шлихтингу, отыскав номер телефона имения «Берта» в справочнике, и тот назначил ему свидание в центре Ганновера, в штаб-квартире наиболее перспективной, как он выразился, из немецких политических партий — НДП.
Эта встреча состоялась перед самым заседанием руководящего центра НДП. Услыхав, для чего назначил ему свидание Карл, Шлихтинг обрадовался и разволновался, даже расчувствовался. Он считал, что все уже погибло — и списки, и деньги, и пароль, — и надо же такое…
Попросил Карла побыть на заседании и затем отрекомендовал его партийным руководителям как представителя одного из зарубежных центров. Не хотел ни на секунду расставаться с ним, пока они не договорятся окончательно. Как понял Карл, Шлихтинг занимал в партии чуть ли не такое же положение, как и официальный ее вождь фон Тадден, — он был мозговым центром НДП, разрабатывал ее программу и направлял деятельность, а главным образом, как бывший промышленник, осуществлял связи партии с промышленными магнатами: без их финансовой поддержки на деятельности неонацистов сразу можно было поставить крест.
Карл несколько секунд наблюдал за красноречивыми жестами Шлихтинга — да, этот продумал все до конца, и его не собьешь с избранного пути. Где-то в глубине души он знает, чем закончится их авантюра, но все же не верит в возможность позорного конца, надеется на счастливый лотерейный билет, пусть один из тысячи, но кому-то он все-таки должен выпасть! Такому наплевать, что погибнут миллионы, — лишь бы
