***
Лидия Гойхман (Терновка, Винницкая область): "Я должна сказать, что не всем было так плохо при немцах, как евреям. Я помню музыку, которая доносилась из наших домов, куда переселились украинцы и поляки… Вместе с немцами веселилась молодежь, многие девушки охотно, добровольно развлекались с немцами, гуляли купеческие свадьбы. А над нами издевались, нас мучили болезни и голод…"
Чортков, Западная Украина: "Всем прибывшим приказали построиться по двое, пересчитали, а затем погнали бегом на четвертый этаж. На лестницах стояли с двух сторон тюремщики в черных мундирах и длинными нагайками били несчастных людей… На улице, по ту сторону тюремных решеток, была благоухающая весна. Прекрасная погода, перезвон церковных колоколов. Католический мир праздновал Пасху. Празднично разодетые христиане шли в костелы и молились Богу…"
***
В Романове Житомирской области прославился своей жестокостью полицейский по кличке Ирод Степка. В одном из домов он обнаружил десятилетнего Хаима Спивака, который вылез из могильного рва; полицейский взял мальчика к себе, продержал до ухода немцев, а затем повез Хаима к нотариусу и заставил подписать документ о том, что он спас ребенка от смерти. По этой причине, быть может, Ирода Степку не расстреляли, а приговорили к десяти годам заключения.
ОЧЕРК ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТИЙ
Праведники народов мира
1
Эта деревня расположена на юго -востоке Франции. Шамбон-сюр-Линьон.
В годы Катастрофы жители деревни спасли несколько тысяч евреев‚ переправив через границу в Швейцарию. Об этом узнали через много лет после войны‚ потому что крестьяне Шамбон-сюр-Линьона никому не сообщали о своих делах, а одна женщина сказала так: "Если ты помогаешь ближнему‚ то твоя правая рука не должна знать о том‚ что делает твоя левая рука. Только так можно сохранить тайну‚ и лишь Всевышний‚ которому всё открыто‚ отблагодарит тебя за это".
В годы войны‚ когда евреи уходили в Швейцарию из оккупированной Франции‚ жители деревни прятали их у себя‚ помогали перейти границу и даже ближайшим родственникам не рассказывали об этом. Ни одного доносчика не оказалось в Шамбон-сюр-Линьоне‚ ни одного человека не выдали они на уничтожение. Это была стена молчания‚ которую никому не удалось разрушить. "Мы сделали то‚ что нужно было сделать‚ – объяснила одна из крестьянок. – И так я сказала больше‚ чем нужно".
Два года подряд израильский консул в Париже уговаривал крестьян‚ чтобы они приняли почетное звание – "Праведники народов мира"‚ пока они наконец дали на это согласие. " Жители нашей деревни‚ – сказал местный священник‚ – никогда не просили признания или знака отличия за то‚ что случилось здесь в годы войны". И теперь в Иерусалиме‚ в мемориальном комплексе Яд ва-Шем‚ в аллее Праведников народов мира растет дерево в честь жителей французской деревни Шамбон-сюр-Линьон‚ которые спасли тысячи человеческих жизней.
Поневоле напрашивается вопрос‚ на который нет и не будет уже ответа: если бы нашлась в то страшное время не одна только деревня на юго-востоке Франции‚ а много таких деревень в Польше‚ Литве‚ Украине и Белоруссии‚ – сколько жизней удалось бы спасти? Сколько загубленных жизней?..
2
В Иерусалиме на Горе памяти расположен мемориальный комплекс жертв нацизма и героев сопротивления Яд ва-Шем. Вершину горы опоясывают ряды вечнозеленых деревьев, и под каждым из них помещена табличка с именем человека, который с риском для жизни и безвозмездно спасал евреев в годы Катастрофы. Специальная комиссия при Яд ва-Шем утверждает кандидатуры, выдает почетную грамоту "Праведника народов мира", награждает медалью с надписью: "Кто спасает одну жизнь – спасает весь мир".
К 2005 году звание "Праведник народов мира" получили 20 705 граждан разных национальностей из многих стран. На весь мир известны имена людей, которые спасли сотни и тысячи евреев: шведский дипломат в Венгрии Рауль Валленберг, сотрудник испанского посольства в Будапеште Джорджо Перласка, швейцарский посланник в Будапеште Шарль Лутц, консул Португалии во французском городе Бордо Аристидес де Суза Мендес, консул Японии в Литве Семпо Сугихара, офицер швейцарской полиции Пауль Грюнингер, турецкий консул на греческом острове Родос Селахаттин Улкумен и другие. Об этих людях написаны книги и сняты фильмы, их именами названы улицы в городах, их лица запечатлены на почтовых марках, некоторым из них поставлены памятники – однако не следует забывать о сотнях малоизвестных или совсем уж неизвестных людей, которые спасали обреченных на уничтожение.
Виктор Березин (к началу войны ему было одиннадцать лет):
"Голод, холод, вши. Прибавилась чесотка. От чесотки у меня начало гнить тело, и я очень ослаб. С протянутой рукой прошел много деревень. Где накормят, а где просто гнали. Оно и понятно: кому охота впускать в дом грязного, вшивого, чесоточного бродягу. Так я попал аж под Одессу… Здесь меня подобрала очень бедная женщина, у которой было трое детей…"
Ида Белозовская:
"Я была погребена для жизни, меня не существовало, я исчезла для живых. Два года я не была на улице, не видела солнца, не дышала чистым воздухом. Окна квартиры были занавешены… Каждый час за окном, за дверью ждала смерть, смерть для всех, для всей семьи, которая меня скрывала…"
Хаим Ройтман:
"Отца убили немцы‚ маму убили. У меня был младший братишка Боря. Немец его убил из автомата‚ у меня на глазах убил... Страшное дело‚ земля двигалась! Я стоял на краю ямы‚ ждал – сейчас застрелят. Подошел ко мне немец‚ щурится. А я ему показываю: "Смотрите – часики". Там‚ на земле‚ стекляшка блестела. Немец пошел‚ чтобы поднять‚ а я кинулся бежать. Он за мной и строчит из автомата‚ картуз продырявил. Бежал я‚ бежал и свалился. Потом не помню‚ что было. Подобрал меня старик‚ Герасим Прокофьевич Остапчук. Сказал мне: "Ты теперь Митя‚ сын мой". У него семеро своих‚ я стал восьмым..."
Белоруссия: "Тетя Настя выхаживала меня, как родную дочку. А я была худущая, кожа да кости, да еще вшивая, опухшая, на голове корка. Но тетя Настя быстро привела меня в божеский вид…"
Надежда Индикт из Днепропетровска: "На Херсонской жила старушка-еврейка с дочерью и двумя внучатами. Я им помогала. Раз эта старушка стала меня благодарить и плакать. Я ее поцеловала. Это увидели и начали кричать. Мне пришлось убежать... Дома муж говорит: "Ты себя погубишь‚ а поцелуями им не поможешь". Но я ему сказала‚ что мои поцелуи дороже денег‚ потому что от этих людей все отказались‚ как от прокаженных..."
3
Мирьям Аскес:
"Татьяна Гавриловна Кравчук говорит: "Идем, Маруся, ко мне. Но хлеба у меня совсем нету". Она была вдова, бедная женщина с сыном, и она забрала меня к себе…
За мной охотились. Но Татьяна Гавриловна очень хорошо меня прятала – в погребе, на чердаке, в земляной яме. Накрывала досками, потом соломой, сверху клала кучу навоза…
К ней подошел мужчина и сказал: "Ця дiвчина, що у тебе… вона жидiвочка…" А она ему ответила: "Иван, если ты это повторишь еще где-нибудь, я спалю твою хату". Он понял, что она не шутит, и больше никому об этом не рассказывал…"
Малка Пищаницкая:
"Моя мама говорила по-украински с еврейским акцентом и не могла‚ в случае опасности‚ бежать так быстро‚ как я... Я‚ десятилетний ребенок‚ прятала ее в сараях‚ кустах‚ скирдах‚ сеновалах‚ чердаках. Все эти места укрытия были известны только мне.
Я ходила по украинским селам от дверей к дверям и говорила каждому‚ что я – оставшийся в живых еврейский ребенок‚ что у меня есть мать‚ скрывающаяся в лесах‚ и я исполняю роль матери для своей матери. Многие давали кусок хлеба..."
Софья Федоренко (Пинск):
"Когда немцы начали убивать евреев, ко мне пришла Мила Ратновская и попросила, чтобы я спрятала ее с матерью, Купера с женой, дочерью и племянницей. У меня был погреб, но я испугалась, что придется прятать столько людей и доставать еду. Я им сказала: "Слишком много вас на мою старую голову". Но когда они стали просить, я подумала, что не могу же их разлучить, они должны быть вместе. И в конце концов, всё равно: за одного или за шестерых евреев одна пуля. И я решила их принять…
Они пробыли у меня двадцать один месяц. В последнее время было очень трудно с продовольствием. Когда они беспокоились, что нечего будет есть, я говорила, что не дам им погибнуть. Стану ходить по домам, собирать милостыню… и они не умрут от голода…"
4
В двери домов и квартир стучались по ночам голодные‚ замерзающие люди‚ которые бежали перед очередной акцией или выползали из общей могилы. Они были оборванные‚ окровавленные‚ завшивленные‚ в корке грязи, в коросте от чесотки, – какая мать могла впустить их в дом‚ не опасаясь за жизнь и здоровье своих детей?.. Отношение к евреям менялось в зависимости от положения на фронтах и политики оккупационных властей. Одни одобряли их уничтожение и доносили на спрятавшихся‚ другие готовы были помочь куском хлеба‚ но опасались укрывать евреев из-за возможного наказания‚ и лишь немногие спасали их с риском для собственной жизни и жизни своей семьи.
