— Жаль, Ретано, — сказал господин маг с подобием улыбки. — Я всё ждал, что ты научишься играть на сцене… Но больше нет времени играться. Извини.
Вот как. Бритый кот, имеющий в своём распоряжении целый выводок подопытных мышей…
Вероятно, выражение моего лица изменилось; Черно опустил топор и впился в меня глазами. Я оскалился.
— Всё в порядке, — сообщил Черно, и хрипловатый голос его приобрёл увещевательные нотки. — Всё будет хорошо, Ретано, ни о чём не беспокойся… Тебе польстит, если я скажу, что Танталь, оплакивая тебя, по-настоящему страдает?
Секунду я молчал, потом выдавил через силу:
— Скотина…
— В мире не так много людей, чья смерть в такой степени огорчила бы Танталь, — сказал Чонотакс жёстко. — Гордись. Ты успел завоевать её доверие.
— Чего тебе надо? — спросил я тоскливо.
Он подкинул топор. Ловко поймал его за топорище. Подкинул снова и снова поймал. Повадки заправского плотника. Или разбойника.
— Я почти уверен, что Танталь по доброй воле поведёт меня… к этому своему бывшему мужу, стражу Преддверья, хранителю Амулета. Почти уверен… Но в случае, если я ошибаюсь, — пригрожу публично свернуть тебе шею. Ещё месяц назад она спокойно бы позволила мне это сделать…
— Скотина, — повторил я, на этот раз устало.
— …а теперь не позволит, — продолжал Черно, помахивая топором. — Что до ругательств, то ты должен оценить моё благородство, я ведь не собираюсь шантажировать её жизнью Аланы… Погоди. Да погоди, Ретано, я пошутил, я всё время пытаюсь вдолбить тебе, что желаю вам всем… только добра. Но и себе добра желаю тоже, мне он нужен, этот Амулетишко, ну прямо-таки позарез…
Я облокотился о пень. О толстый, чуть ниже меня, вертикально стоящий обрубок ствола; Чонотакс ещё что-то говорил, но я не слышал. Блеклый зимний день, снег, обильно валящийся с неба, деревянные столбы в белых шапках…
Я вздрогнул.
Потому что это были не столбы. Я опирался, оказывается, о плечо коренастого мужчины с озабоченным лицом, только мгновение спустя я с ужасом понял, что это Бариан. Поодаль сидели спина к спине деревянные Фантин и Муха, вызывающе подбоченясь, стояла Динка, и ещё кто-то, обёрнутый ко мне спиной, но, даже не разглядев лица, я узнал Алану.
На мгновение мне сделалось муторно, потому что я всерьёз поверил, будто весь наш маленький отряд угодил в западню и обращён в пни. Пёс знает, какое усилие воли потребовалось, чтобы не удариться в истерику; лишь со второго взгляда на деревяшки я убедился, что это искусная, но поделка. Не злая магия воздвигла посреди двора людские фигуры, а блестящий топор, данный в руки человеку с явными художественными талантами.
Да, Черно Да Скоро был ещё и ваятель. Я долго разглядывал деревянную Алану; выражение лица было схвачено исключительно точно. То самое детское, обиженное выражение, с которым она спросила когда-то: «Вы женились на мне из-за книги… Это правда?»
Вот эта самая девчонка по моей милости бредёт сейчас по снежной пустыне. Бредёт в полной уверенности, что муж её мёртв. Душа её, опять-таки по моей милости, всё глубже запутывается в паутине неведомых тёмных дорог, тех, по которым можно добраться до самого Преддверья…
— С ней всё будет в порядке, — примирительно сказал Черно за моей спиной.
Я обернулся.
Он стоял у того самого столба, с которым работал в момент нашей встречи. Из тёмного дерева неясно проглядывало новое изваяние — я узнал эту женщину, хотя черты лица были намечены грубо, вчерне. И всё равно очень точно. Я поразился — господин маг умел, казалось, выхватить и остановить в дереве самую человеческую суть…
Хотя кто сказал, что я знаю Танталь до самой сути?..
— Ты талантлив, — сказал я, глядя в снег. — Мог бы мастерить, к примеру, деревянные миски с узорами… на продажу… для заработка… Кстати, С КЕМ всё будет в порядке? С Танталь? С Аланой?
— С обеими, — отозвался Черно, не моргнув глазом. — И с тобой тоже.
Я оглянулся. Деревянные комедианты не желали встречаться со мной взглядами.
— Значит, ты вёл нас? — осведомился я сквозь зубы. — Всю дорогу? Следил?
— Не всю дорогу, — отозвался он со вздохом. — Я ведь не всемогущий, Ретано… Пока.
Не то мне показалось, не то голос его дрогнул, произнося последнее слово. Я оскалился:
— Ты уверен, что оно тебе нужно? Всемогущество?
В глазах его что-то изменилось. Что-то промелькнуло внезапно и ярко, как лисий хвост среди деревьев. Интерес?
— У меня такое впечатление, — сказал он медленно, — что меня уже кто-то об этом спрашивал. До тебя.
* * *
…Бариан что-то сказал — я видел, как шевелятся его губы, но не слышал слов. Танталь покачала головой; её тёмные волосы выбились из-под капюшона, та прядь, на которую попадало дыхание, взялась инеем, будто преждевременной сединой. Странно, что я в состоянии разглядеть такие детали, — ведь изображение то и дело берётся туманом, сцена прощания различима с трудом, как сквозь мокрое стекло…
А ведь это именно сцена прощания. Вот, Танталь легко забирается на лошадь, Бариан подсаживает Алану — та устраивается у Танталь за спиной. Две всадницы на одной кобыле, а ветер, между прочим, холодный, жёсткий наст проламывается под копытами, далеко ли они ускачут…
Я мигнул — глаза слезились от напряжения. Серое видение на заиндевевшем стекле дёрнулось и сгинуло; теперь я, по крайней мере, знаю, что обе они живы. И достаточно здоровы, чтобы ездить верхом, вдвоём, как деревенские дети.
— Я их приведу, — сказал Черно, критически оглядывая старый медный таз, извлечённый откуда-то из сарая. — Я их приведу, через час-другой они будут здесь…
Он осторожно цокнул ногтем по зеленоватому боку; старая медь отозвалась глухим заунывным звуком.
— Жила-была девочка, — господин маг вытащил из груды хлама обрывок ветошки и жестяную банку с серым порошком, — почти всех её родичей съел Чёрный Мор, остались только мать и дядя… Когда-то богатый род оскудел, девчонка жила среди хлама и книг, а после смерти матери — среди приютских детей, среди старых дев, служащих надзирательницами, среди всего этого, о чём в приличном обществе не принято вспоминать… А потом она убежала с бродячими актёрами. И несколько лет была счастлива — во всяком случае потом, вспоминая эти годы, она осознала их именно как счастливые…
Я заворожённо следил, как, зачёрпывая тряпочкой похожий на глину порошок, Чонотакс оттирает бока медной посудины. Под его рукой зелень сходила, и прояснившаяся поверхность обретала жёлтый, почти солнечный блеск.
— А потом, — Чонотакс проделывал чёрную работу со странным удовольствием, — ей встретился молодой человек, ради которого она бросила всё, что любила… чем гордилась. И всех, кто любил её и гордился ею. А ведь знаешь — чем больше жертва, тем дороже представляется приз… К несчастью, все её жертвы оказались напрасными. У молодого человека случилась схожая ситуация — он тоже встретил… вещь. Ради которой оставил всё, что любил, и всех, кто любил его… Эта вещь называлась Амулет Прорицателя. Можно сказать, что именно Амулет лишил Танталь её человеческого счастья… Ей стоило бы ненавидеть Амулет. Разве нет?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
