39. Ацилий тайно бежал из города. Когда домашний раб выдал его солдатам, Ацилий, пообещав им еще большую сумму денег, убедил их послать некоторых из их среды к своей жене с условленными знаками, которые сам им вручил. Жена предложила им все свои украшения, сказала, что дает их с тем, чтобы они, в свою очередь, сдержали свое обещание, но не уверена, сдержат ли они его. И в любви к мужу она не оказалась обманутой: солдаты наняли судно для Ацилия и доставили его в Сицилию. Лентула, тайно бежавшего в Сицилию, жена просила взять ее с собой и с этой целью не спускала с него глаз. Он не желал, чтобы она подвергалась опасности наравне с ним. Будучи назначен Помпеем претором, он сообщил жене, что он спасся и состоит претором. Она, узнав, где находится муж, убежала из-под надзора матери с двумя рабами, с которыми благополучно совершила трудный путь под видом рабыни и вечером из Регия переправились в Мессину. Легко разыскав преторскую палатку, она застала Лентула не в пышной обстановке претора, но с непричесанными волосами, лежащим на земле, в неприглядных условиях, все это из-за тоски по жене.
40. Апулею жена пригрозила, что выдаст его, если он бежит один. И вот против воли он взял ее с собою. Помогло ему в бегстве, которого никто не подозревал, то обстоятельство, что он отправился в путь вместе с женой, рабами и рабынями, на глазах у всех. Жена Анция завернула его в постельный мешок и поручила носильщикам за плату доставить его из дома к морю, откуда он и убежал в Сицилию. Жена Регина своего мужа ночью спустила в канал для стока нечистот, куда днем солдаты не решились войти из-за зловония; в следующую же ночь она нарядила его угольщиком и велела гнать перед собой осла, нагруженного углем, сама же, сидя в носилках, подвигалась впереди него на коротком расстоянии. Одному из воинов возле ворот носилки показались подозрительными, и он стал их обыскивать. Регин испугался и, прикинувшись одним из пешеходов, просил солдата оставить женщин в покое. Тот ответил ему как угольщику, грубо, но скоро узнал его — он прежде как-то был в походе под его начальством в Сирии — и сказал: "Иди себе спокойно, император,[401] ибо мне приличествует и теперь так тебя называть". Своего мужа, Капония, выпросила себе его жена у Антония, бывшая до тех пор целомудренною, она так одно несчастье исцелила другим.
41. Сын Геты представился, будто он сжигает во дворе дома труп повесившегося отца. Тайком он держал отца в недавно приобретенном имении. Там старик, чтобы быть незамеченным, надел кожаную повязку на один глаз. Когда наступил мир, он снял повязку, но глаз от бездействия уже потерял способность видеть. Оппия, желавшего вследствие своей немощной старости остаться на месте, сын нес на своих плечах по Риму, пока не доставил его за ворота; во время остального пути до Сицилии он вел его или нес и таким образом доставил на место; никто ничего не заподозрил и не подшучивал при виде этой сцены. Ведь и Эней, как пишут, возбудил уважение в врагах, когда нес на плечах отца.[402] Впоследствии народ, восхваляя подвиг юноши, избрал его эдилом. Так как вследствие конфискации имущества у него не было средств для покрытия издержек по должности,[403] то ремесленники исполняли требуемую должностью работу даром, и каждый из зрителей бросал на арену какую хотел монету, так что он снова стал зажиточным человеком. На могильной плите Арриана согласно его завещанию было высечено: "Погребенный здесь был осужден на смерть, а сын его, неосужденный, спас его и бежал вместе с ним".
42. Было два Метелла: сын и отец. Из них отец, будучи полководцем у Антония, в битве при Акциуме попал в плен, но не был опознан. Сын его, принимавший участие в войне на стороне Цезаря, также командовал частью войска в сражении при Акциуме. В то время как Цезарь осматривал на Самосе пленных, сын восседал вместе с ним, а старика-отца подвели к ним с растрепанными волосами, в жалком виде, грязного и вследствие всего этого потерявшего свой прежний облик. Как только он был назван глашатаем в списке пленных, сын соскочил с помоста и, с трудом узнав отца, с плачем обнял его. Потом, сдерживая рыдания, он сказал Цезарю: "Он был тебе врагом, Цезарь, я же — союзником. Тебе надлежит его подвергнуть казни, меня же наградить. И вот я прошу тебя или сохранить жизнь отца ради меня или же предать смерти за него". Сострадание охватило всех присутствовавших, и Цезарь согласился пощадить Метелла, хотя тот и был его злейшим врагом и много раз с презрением отвергал многочисленные дары, предлагаемые ему Цезарем, если он перейдет от Антония к нему.
43. Рабы Марка благодаря своей преданности к нему и счастливой судьбе во все время действия проскрипционных списков скрывали его внутри дома. Когда объявлена была амнистия, он вышел из дома, словно из изгнания. Гирций, бежав из города вместе с домашними рабами, бродил по Италии, освобождая арестованных и собирая вокруг себя беглецов, опустошая сначала маленькие города, потом и большие, пока не стал во главе достаточно значительного отряда и не покорил племя бруттиев. Когда против него отправлено было войско, он со всею своею свитою предался Помпею. За Рестионом, думавшим, что он бежит один, следовал незаметным образом домашний раб, некогда выросший в его доме и видевший от него много добра, а потом за нерадивость заклейменный. Этот раб, представ перед господином, отдыхавшим среди болота, испугал его своим появлением. Раб сказал находившемуся в страхе Рестиону, что он не чувствует своего теперешнего клейма, но помнит больше о прошлых благодеяниях. Укрыв господина в какой-то пещере, он стал работать и, насколько мог, доставлял ему пищу. Когда у солдат, очутившихся вблизи пещеры, возникло подозрение насчет Рестиона и они направились к нему, раб, смекнув, последовал за ними и, забежав вперед, убил какого-то старика, шедшего по дороге, и отрубил ему голову. Когда же изумленные солдаты задержали его как убийцу прохожего, он сказал: "Я умертвил Рестиона, моего господина, наложившего на меня вот это клеймо". И они, отняв у него голову, чтобы получить награду, поспешили обратно в Рим. Раб же, уведя хозяина из пещеры, отплыл вместе с ним в Сицилию.
44. Аппий отдыхал на своей вилле, когда к нему ворвались солдаты. Раб одел его в свою одежду, сам же, улегшись на постель, как если бы он был господин, добровольно принял смерть вместо него, стоявшего вблизи под видом раба. Когда солдаты заняли дом Менения, раб сел в носилки господина и был вынесен другими рабами, соучастниками всего дела, после чего он и был, согласно его воле, убит вместо Менения, а тот бежал в Сицилию. Вольноотпущенник Виния Филемон, живший в роскошном доме, спрятал Виния в центре дома в железном ящике, какой римляне обыкновенно держат для денег или книг; по ночам он приносил Винию пищу вплоть до наступления гражданского мира. Другой вольноотпущенник, охранявший надгробный памятник своего господина, укрыл тут же, вместе с отцом, и сына его, приговоренного к смерти. Лукреций, скитавшийся с двумя верными рабами, испытывая недостаток пищи, направился в Рим к жене, его несли на носилках рабы, как больного. Так как у одного из несших сломалась голень, он пошел пешком, положив руку на плечо другого. Находясь у ворот в том самом месте, где отец его, проскрибированный Суллой, был захвачен, он увидел бегущий отряд солдат. Испуганный зловещим совпадением места, он укрылся вместе с рабами в склепе. Когда кладбищенские грабители стали обыскивать гробницы, раб добровольно дал им себя ограбить, а Лукреций тем временем убежал к воротам. Обождав здесь раба, Лукреций поделился с ним одеждой и явился к жене. Он был укрыт ею на двойной крыше в пролете, пока некоторым не удалось добиться от триумвиров прощения для него. Впоследствии, при восстановлении мира, он стал консулом.
45. Сергий скрывался у самого Антония, пока последний не уговорил консула Планка внести предложение о возвращении его. В благодарность за это Сергий впоследствии, во время распри между Цезарем и Антонием, когда сенат ставил на голосование объявить Антония врагом отечества, лишь один открыто противился этому. Таким образом он спасся. Помпоний облачился в одеяние претора, а рабов нарядил в одежды, полагающиеся прислужникам претора по его должности. Он проследовал через весь город как претор — в сопровождении ликторов,[404] будучи тесно окружен прислужниками, чтобы его не узнали другие. Сев у ворот в государственную колесницу, он отправился во внутреннюю часть Италии, причем все принимали его и провожали как претора, отправленного триумвирами к Помпею для заключения мира, пока на государственной триреме[405] Помпоний не переправился к нему.
46. Апулей и Арунций, выдававшие себя за центурионов, а рабов своих нарядившие солдатами, проскочили через ворота в качестве центурионов, преследующих других. Во время дальнейшего следования они разделились и стали освобождать арестованных, собирали вокруг себя беглецов, потом, когда у каждого из них образовался достаточно сильный отряд, они достали военные знамена и оружие, что их отряду придавало вид настоящего войска. Так как каждый из них, центурионов, направлялся к морю, то однажды, расположившись на стоянку около какого-то холма, они с великим страхом смотрели друг на друга. На заре, спустившись с холма, каждый из них решил, что противная сторона — это войско, посланное против него, и, двинувшись навстречу друг другу, вступили в бой. Наконец, они узнали свою ошибку, бросили оружие, оплакивали происшедшее и обвиняли злой рок, во всем их преследующий. После этого один отплыл к Бруту, другой к Помпею. Один вместе с Помпеем возвратился, другой, по поручению Брута, управлял Вифинией, а после смерти Брута передал провинцию Антонию и был возвращен на родину.
