– Твоя воля – мой меч, – повторил медленно король.
– Да. Меч, которым можно сразить самого дьявола, милорд. Двойной меч. Японцы, – они так и называют его: Хатиман, Мечерукий.
– Невероятно, – качая головой, прошептал король. – Невероятно! Но… Кто же он?! Чародей? Маг? Повелитель птиц и зверей, говорящий на их языке? Это правда, что у него есть ручной орёл, безжалостный убийца, которого он может заставить делать всё, что ему угодно?
– Рранкар – не больше убийца, и ничуть не более безжалостен, чем любой другой орёл или тигр, – улыбнулась Рэйчел. – Он друг, а не наёмник. Только не спрашивайте меня, как. Я не знаю ответа. Знаю только, что дело не в магии. Нет никакой магии вообще, всё это бредни невежд и выдумки бездарностей. Всё и проще, и сложнее одновременно. Он не просто уверен, что в каждом живом существе спрятан алмаз – он совершенно точно знает это. И он умеет достать этот алмаз из кого угодно и показать владельцу: посмотри, какое сокровище принадлежит тебе! И тот, кому принадлежит это сокровище – неважно, человек или зверь – становится его другом. Вручает ему этот алмаз для огранки. Он просто огранщик, наставник. Он ювелир. Он берёт у вас булыжник, а возвращает вам – бриллиант и крылья в придачу, чтобы вы могли поднять свой бриллиант поближе к свету, к солнцу, чтобы он засверкал, как того заслуживает. Но каждое истинное ремесло, доведённое до совершенства, становится искусством, превращается в чудо. Вот в чём его главный секрет.
– И с вами произошло то же самое.
– Да. И это снова из простого события сделалось чем-то гораздо большим. Его главное умение, его работа – увидеть, разглядеть человека, людей, идущих с ним рядом. Его интерес к ним – личностям, их внутреннему миру, знаниям, мнениям, взглядам. Это не любопытство – и ничего общего не имеет с любопытством. Всё начинается с совершеннейших мелочей. Он жадно учится всему, чего могут его научить – кто бы это ни был. А потом… Он открывает людям не только и даже не столько – себя, сколько их самих. Как и многим другим, он подарил мне – меня. Он заставил меня поверить – не только поверить, но и понять – что способен взглянуть на мир моими глазами. Увидеть его в точности таким, каким вижу его я. Я вдруг поняла: мне совсем не нужно притворяться для него, не нужно капризничать, манипулировать, хитрить – мне достаточно просто сказать, что я вижу то или это иначе. И этого совершенно достаточно для того, чтобы он остановился. Остановился затем, чтобы посмотреть моими глазами. Я не уверена, понимаете ли вы, милорд, что я на самом деле пытаюсь сказать. Женщины в мире привыкли, что мужчины делают своё дело, никогда не спрашивая их ни о чём. Я тоже привыкла к этому. Нас, женщин, воспитывают именно так – если хочешь, чтобы мужчина сделал то, что необходимо тебе, воспользуйся своим арсеналом: красотой, обаянием, остроумием, покори его, одурмань… С ним это невозможно. С ним можно быть только честным до конца, как и он – всегда до конца честен в ответ. Ни для одного мужчины на свете я не хочу быть такой желанной и неотразимой, как для него – именно потому, что он в своём восхищении совершенно безжалостно бескорыстен. О, я поняла это далеко не сразу – но когда поняла… Человечество состоит из мужчин и из женщин, милорд, и человек убог и несовершенен, пока одинок. Каждый мужчина и каждая женщина – всего только полчеловека, и мы обездоливаем себя и наших детей, не умея объяснить им это. А он – может. Он делает это ежедневно, ежесекундно – на глазах сотен людей. Вы знаете, что произошло? Сначала они увидели это его отношение ко мне. Зная о том, на что он способен, они поняли – нет, это не слабость. Они решили: это любовь. Но это – это гораздо больше. Сначала, увидев, услышав, узнав, как он поднимает меня, ставит рядом с собою буквально во всём, они решили: я – его женщина, и потому – именно потому, и только поэтому – им полагается так же внимательно и трепетно ко мне относиться. Потом они поняли – постепенно, – что я – его часть, его удел, его доля, и перенесли свои чувства к нему на меня. Но постепенно – снова очень быстро, неимоверно быстро – он приучил их к тому, что я достойна быть услышанной и понятой не только как его отражение, но и как я сама. Потому что я – это я, неповторимая, единственная, ни на кого не похожая, как он, как вы, как ваша Уоллис, как любой другой человек – мужчина и женщина – на этой земле. Он – человек будущего. Придёт время – и все мужчины научатся так относиться к женщинам, своим и чужим. Не знаю, скоро ли наступят такие времена для всех остальных, но я уже живу в этом мире, милорд. И мне он нравится так, что я не просто не позволю отнять его у меня, не просто не дам его разрушить – я сделаю всё для того, чтобы мир каждого человека стал таким.
– И вы, миледи, пытаетесь уверить меня, будто сотворённое этим человеком, – с вами, с другими людьми – не магия?! – потрясённо и медленно произнёс Эдуард. – Боже мой, миледи. Ведь вы не просто ощущаете то, о чём говорите – вы понимаете это. Вы не только чувствуете – вы сознаёте?! Неужели же вы не понимаете: это и есть – настоящее чудо?!
– Чудес не бывает, милорд, – покачала головой Рэйчел. – Есть воля, есть правда, есть долг и есть честь. Соединить всё это совсем не просто – но можно и нужно. Если вы пришли за помощью – вы её получите. И взамен я не потребую у вас душу – я потребую, чтобы вы были честны и верны. Себе, своему слову – прежде всего. И тогда – всё у нас получится.
– И это тоже – его слова?!
– Не просто слова, милорд. Его слово есть дело.
– Леди Рэйчел… вы… вы это всерьёз?
– К сожалению.
– Это невозможно.
– Я знаю. Вы никогда не поверите в то, что я видела своими глазами, милорд. В это просто невозможно поверить.
– Ах, так вот что имел в виду ваш брат! С каждым – на его языке. Но… как, Боже мой, как?! Откуда?! Да мыслимо ли такое – вообще?!?
– Что мы знаем о Божьем промысле, милорд? – кротко спросила Рэйчел. – Что мы знаем о том, кому, как и когда дано, и для чего? Наша судьба – стать на сторону Добра, чего бы это ни стоило. Как он.
– И всё-таки. Почему он уехал? Как это вы можете объяснить?
– Очень просто, милорд. Ведь я у него не одна, – печальная улыбка заиграла у неё на губах.
– Леди Рэйчел…
– Нет-нет, – она протестующе подняла руку. – Это совсем другое. То есть, и это, разумеется, тоже, но это неважно. Совершенно неважно. Всё просто. Он нужен всем. И более всего – там, у себя, в России. Тысячи женщин, милорд, десятки тысяч женщин, ничего не знающих о судьбе своих любимых, мужей, братьев, сыновей. Разве мог он их оставить в беде? Конечно же, нет. Ничего удивительного. А я… Какое же я имею право – быть глупой, ревнивой, завистливой, эгоистичной? Никакого. Рядом с таким, как Джейк… Для такого, как Джейк… Нужно быть. И соответствовать. Только тогда можно на что-то надеяться.
– Но, дорогая! Вы столько всего совершили, столь многого добились, – за такое ничтожно короткое время. Вы…
– Ах, милорд, – Рэйчел покачала головой. – Что вы говорите такое? При чём здесь я? Это они. Он. Это ведь он всё перевернул и затеял. Я сопротивлялась, – пока могла. А потом… Я просто символ. Символ его присутствия. Талисман, если хотите. Но мне и этого достаточно. Пока.
– Вы умаляете себя и свою роль, леди Рэйчел. Пусть символ, согласен. Но символ, вокруг которого собирается такая мощь, такие люди, перестаёт быть просто символом, превращаясь в центр силы. Вы – глаз урагана, леди Рэйчел. Известно ведь, что в центре урагана воздух неподвижен, зато сам ураган…
– Странно, – тихо проговорила Рэйчел, не глядя на короля. – Как странно.
– Что?
– Вы говорите почти о том же, да ещё едва ли не теми же словами. Как странно. Вы, мужчины, неисправимы.
– Зато управляемы, – лукавая, хотя и добродушная усмешка осветила лицо короля.
– Ну, это смотря кто, – со вздохом парировала Рэйчел. – Чего хотел от вас мой маленький братик, милорд?
– Это наш с ним секрет, – король потрогал себя за мочку уха и тихонько рассмеялся. – Наша с ним тайна, леди Рэйчел.
– Не иначе, как просил вас посвятить Джейка в рыцари, – она укоризненно поджала губы. – Бедняжка. Он думает, что этим можно что-то изменить.
– Кому, как не вам, лучше всех прочих понимать вашего брата, – осторожно сказал король. – Для него это важно, наполнено смыслом. Пока. Он ведь совсем ещё мальчик. Но он умеет сопереживать, и в нём есть что-то… Из него выйдет толк, поверьте. И скоро. Я в его годы был ещё таким шалопаем! И он ждёт от меня, своего сюзерена, помощи. И, видит Бог, я не обману его ожиданий. Пока я ещё его сюзерен.
– Пока? Что вы хотите этим сказать, милорд? – тревога зазвенела в голосе Рэйчел.
– Не знаю, – король с удивлением посмотрел на Рэйчел. – Что?
– Вы сказали – «пока».
– Просто вырвалось. Вероятно.
– Неважно. Вы ведь позвали меня не за тем, чтобы слушать сказки о волшебниках и драконах, милорд. Не так ли?
– Вы правы. Но, чем бы ни закончились наши переговоры, всё равно, я – ваш друг и сторонник. Пожалуйста, помните это. Хорошо?
