себе, на камень.
– Совсем, почти совсем. Но… Я лучше останусь здесь, чем…
– Никто и не говорит про «лучше». «Джунгли» – это про дискомфорт. Тебе удобно будет остаться здесь, жалеть себя, злиться на других. Но ведь гораздо интереснее будет ощутить себя должной кому-то. Тебе интересно, куда это приведет?
«Привело сюда», – подумала я и промолчала.
– Тебе интересно продолжать эксперимент? Или ты решила остановиться?
– Нет, я хочу продолжать.
– Хорошо. – Адам прищуренным взглядом посмотрел на ребят. – Кто готов помочь?
– Я могу добавить. Половину точно, может, даже больше получится. – Конечно, Рита не могла пройти мимо.
– У меня осталось немного, долларов пятьдесят могу дать, – сказал Сава и слегка покраснел.
Остальные молчали.
– Я добавлю оставшееся, но ведь это сделка? – спросил Макс противным деловым тоном.
– Да, что вы хотите взамен?
– Горловой. – Макс захохотал. – Шучу. Что она может дать?
Почему-то он спрашивал не меня, а обращался к Адаму.
Адам подошел, приобнял меня и спросил полушепотом, который в этот раз был неприятен до мурашек:
– Что ты можешь им дать?
Я пожала плечами и виновато посмотрела на него. Сашка называл этот взгляд: «Свет моей жизни, огонь моих чресел» – и после него всегда напевал дурашливым голосом «Les Sucettes». Да я и сама замечала, что округленными покорными глазками очень легко манипулировать теми, чья голова уже начала терять волосы. Но не Адамом.
– Я хочу, чтобы она мне позировала, – слишком быстро и громко для себя сказала Рита. Как будто бы она была на аукционе и старалась перекрыть более непристойные ставки. – Я давно просила ее. Но Роза говорила, что она не хочет выглядеть как чертова диснеевская принцесса.
Я ничего такого ей не говорила. Она делала несколько моих набросков, и мне они понравились. Черт! Теперь я ей должна еще больше, чем просто деньги.
– Я хочу попросить у Розы сюжет. Она мне рассказывала об одной своей идее, и мне она очень понравилась. Мне кажется, я могу интереснее ее развить. У нее красивые образы, но вот разворот мысли и язык все портят. У меня лучше получается переносить на бумагу из головы.
И хоть это была ложь ради меня, иголочки самолюбия закололи по всему телу.
– Интересно. – Адам посмотрел на Саву, потом на меня. – Что за сюжет?
– Про человека, который каждый день ходит по городу с ящиком маргариток, чтобы люди наслаждались ароматом. – Это был мой рассказ из сборника про цветы, но его читала только Рита. И тут по его предложению я поняла, что Рита ему пересказала, потому что этот рассказ ей особенно понравился.
От благодарности у меня защипало в глазах. Все-таки, как бы он ни стремился удалиться от деда, он был тем самым героем его произведений. Скромный, верный своим принципам, всегда готовый помочь.
– Не маргариток, а ландышей, это важно, – я решила подыграть.
– Тогда сначала напиши рассказ, а потом мы решим, у кого получается лучше. Но мне нравится, что ты стал увереннее. – Адам смягчил свой взгляд, поверив нам.
Остался Макс. Все посмотрели на него, а он хитро улыбнулся и засвистел, изображая муки мышления.
– Пусть она позирует и для меня. В костюме Олимпии Мане.
Глава 26. Франсуа Буше. «Двор китайского императора»
– Что ты планируешь делать здесь один?
– Я буду не один. Венера с Забавой остаются. И эти ребята, не забывай про них.
– Тогда зачем…
– Его не будет. Я попробую осмотреть его дом.
Мы сидели в ночном саду, на подушках со стульев.
Когда Антон разбудил меня, я подумала, что он хочет попросить меня остаться. Но сначала мы болтали на отвлеченные темы: «Давно не было дождя», «Что там осталось в холодильнике?». Потом он нехотя делился своими планами.
– Ты уверен, что Адам тоже поедет?
На вопрос «Кто с нами поедет?» Миша отвечал уклончиво. Что-то типа: «Мы с Тимуром вас не бросим». Сам Адам говорил: «А вы уверены, что я вам нужен?» – а на наши крики «Да! Конечно!» театрально опускал руки, как бы говоря: «Ну ладно, сдаюсь», но не подтверждал свой отъезд словесно. Вообще после рассказа про Лунную он был очень рассеянным. Вчера, когда я читала ему первую версию рассказа, он почти не слушал, рисовал что-то в скетчбуке карандашом, но показать отказался. Небрежно сказал, чтобы я показала рассказ Венере для стилистической редактуры. Я решила прийти с рассказом еще раз, чтобы он внимательно выслушал, а к Венере не пошла. После он даже не спросил, готова ли я к публикации, хотя до этого у Лины и Левы он интересовался по несколько раз в день, пугающе улыбаясь или ласково трепля их по голове.
– Поедет, он специально вас интригует.
– Почему «вас»? Ты всегда говоришь «вы».
– Потому что я – не вы.
– Ну да. Мы приехали сюда за реальными знаниями, а ты – за придуманным человеком.
– То есть все, что я рассказал тебе раньше, было не убедительно?
– Ага. Как та статья, которую ты написал.
– Ладно. У меня было к тебе задание на время отъезда. Но я справлюсь один. Да и вряд ли у тебя что-нибудь получилось бы.
«Почему каждому из них нужно растоптать мою гордость?»
– Если бы ты действительно передумал, ты бы промолчал, интриган хренов.
Мы замолчали. Он делал вид, что сосредоточен на том, чтобы отогнать мошку. Я ногтем рисовала на бледной в ночном свете коже внутренней стороны запястья воображаемую татуировку.
«Надо будет попросить Риту нарисовать эскиз, – подумала я, – что-нибудь абстрактное».
Раньше я хотела вытатуировать цветные вишенки или отпечаток губ. Где-то в интернете я нашла картинку с якобы отпечатком губ Мэрилин Монро и бредила этим эскизом.
– Что рисуешь?
Я промолчала и стала сильнее вдавливать ноготь в кожу запястья.
– Изображаешь самоубийство, маленькая шантажистка?
– Просто рисую.
– Ну, что?
– Что?
– Ты согласна?
– Да. На что?
Последние дни перед отъездом были суетливыми и рассеянными. Занятия и практики отменялись, переносились. Мы почти ничем не занимались, кроме лежания на пляже и ожидания отъезда.
От нервного возбуждения я плохо спала, поэтому часто зависала с широко раскрытыми глазами и приоткрытым ртом, смотря то на зеленовато-голубое море, то на какой-нибудь куст. Я ощущала себя пьяной, опьяненной. Про мой долг ребята не вспоминали. Даже Макс ни разу не напомнил о том, что я должна буду позировать ему обнаженная. Я утешала себя тем, что он просто хотел поиздеваться надо мной в тот момент, что для него это не деньги, и он сразу же забыл о них.
Сава, когда я упомянула рассказ, сказал:
– Он мне не нужен.
– Но он
