— Что-нибудь случилось? — спросила Арлетт, обеспокоенная выражением ее лица.
— У меня страшные новости, — Финетта едва могла говорить. — Но я должна рассказать вам об этом. К нам заходили наши русские друзья, недавно прибывшие из России. Они не могли сообщить подробности трагедии, но точно знают, что вся семья Дашковых погибла при пожаре. В их имении взбунтовались крестьяне, они убили всех господ, а затем подожгли усадьбу. Мне очень жаль, моя дорогая.
Арлетт сидела, оглушенная страшным известием, чувствуя, что ее сердце готово разорваться, затем покачнулась и упала на пол в глубоком обмороке.
ГЛАВА 31
Арлетт уже несколько недель жила с детьми в Сан Джорджо.
Она оплакивала Сергея тайно, но в глубокой печали. Рядом не было никого, с кем она могла бы поделиться горем. Порою, выходя в лоджию и вглядываясь в сказочный пейзаж, простирающийся перед ней, Арлетт вспоминала все, что произошло с тех пор, как она впервые приехала на виллу в ожидании первого ребенка. Во второй раз в жизни Арлетт была вынуждена собрать все силы, чтобы просто продолжать жить.
Скоропостижно скончался Антонио. Кандида не намного пережила мужа, она тихо угасла. Похоронив ее, Арлетт решила вернуться в Венецию. Она заперла двери виллы, а ключи передала поверенному в Ливорно, который занимался сдачей виллы внаем.
— Барон де Фере хочет, чтобы я нашел нового управляющего? — спросил он.
— Вполне вероятно, но уже несколько месяцев я не имела от него известий. Вы можете написать ему.
Последнее письмо, полученное от Клода, было полно жалоб на несправедливость судьбы: Дом Фере закрыт, брат по уши в долгах.
Был ранний вечер, а колючий холодный ветер покусывал лицо и руки. Арлетт с детьми и служанками шла по знакомому узкому переулку к дому. Мишель и Сильва капризничали от усталости после долгого путешествия, Риккардо тоже активно выказывал недовольство нарушениями дневного режима.
Арлетт бросила взгляд на Палаццо Дианы. Финетта писала, что они с Мариано наконец-то вступили в законный брак. Процедура бракосочетания была более чем скромной — присутствовали только два свидетеля. Арлетт гадала, что же вынудило их на такой шаг, через шестнадцать лет совместной жизни.
Женщины ожидали найти дом холодным и заброшенным — ведь он пустовал и не отапливался очень долго, но, к их удивлению, окна особняка светились.
— Синьора Финетта не в первый раз доказала, какая она хорошая хозяйка! — воскликнула Арлетт. — Но я ведь ничего не сообщала о времени нашего возвращения и не просила готовить дом к нашему приезду. Как же она узнала?
Арлетт отдала Риккардо Ариадне и открыла дверь своим ключом. Она ожидала, что, услышав их шаги, в освещенную прихожую выйдет радостная Финетта, но из гостиной появился Янко. С криком радости Арлетт бросилась в его объятия.
— О, мой дорогой! — воскликнула она, не открывая глаз от счастья, после того как завершился их первый поцелуй. — Ты вернулся! О, мне следовало ждать твоего возвращения здесь, в нашем доме!
— Дорогая, я вернулся всего неделю назад, — с улыбкой ответил Янко. — И время моего возвращения было совершенно непредсказуемо. — Он обернулся, увидел Мишеля, который дергал его за край пиджака, поднял ребенка на руки. — Как ты вырос, мой мальчик.
— Я был в деревне, папа! — Мишель обхватил руками шею Янко. — Никогда не уезжай, пожалуйста!
— Больше никогда не уеду, — Янко наклонился и подхватил на руки Сильву.
Теперь он держал на руках обоих и целовал детей в щеки, Арлетт взяла Риккардо у Ариадны. Свечи в большом подсвечнике ярко освещали лица Янко и двоих детей, и Арлетт видела, как сильно он похудел, седину в волосах, которой не было раньше. Старый темно-синий костюм теперь сидел на нем мешковато, хотя до болезни был впору. Его лицо выражало беспредельное счастье, когда он поставил Мишеля и Сильву на пол и взглянул на ребенка, которого держала Арлетт. Почти безумный восторг преобразил его черты. Янко протянул руки, и жена положила на них Риккардо.
— Мой сын! — выдохнул он, пристально вглядываясь в личико ребенка.
Мишель подбежал к нему с гневным возгласом:
— Папа, я тоже твой сын!
— Ну конечно! — Янко взъерошил кудри мальчика, но не мог оторваться от ребенка, лежащего на руках.
Арлетт, заметив внезапную печаль на лице Мишеля, решила чем-нибудь отвлечь его и Сильву. Она взяла Мишеля за руку и пошла по лестнице, оставив Янко, зачарованного лицезрением Риккардо, внизу.
— Мишель, вспомни, — мягко заметила Арлетт сыну, — мы уже давно с Риккардо, а папа увидел его впервые.
— Он назвал его своим сыном, — Мишель печально опустил голову.
— Но ведь Риккардо действительно его сын. Папа и тебя назвал сыном.
— Нет, он назвал меня просто «мой мальчик».
— Но ведь это одно и то же. И потом, ты забываешь, как ему тяжело после этих месяцев, проведенных в больнице. Неужели ты не заметил, как похудел отец? Мы обязаны сделать все, что в наших силах, и помочь ему снова стать счастливым человеком. Ты должен обещать мне, что будешь стараться.
— Да, мама, — мальчик кивнул, но тягостное чувство, владевшее им, не прошло.
Ужин накрыли на большом кухонном столе. Янко открыл бутылку красного вина и наполнил бокалы. У стула Мишеля он остановился и влил немного вина в его стакан.
— Ты был старшим мужчиной в семье все то время, пока я отсутствовал, и заслужил этот бокал.
Мишель засиял от такого внимания. Арлетт любовалась сыном, она прекрасно понимала — тот сейчас особенно счастлив, что в центре внимания отца он, а не Риккардо.
За ужином обменивались последними новостями. Арлетт узнала, что Мариано и Финетта не болели «испанкой», хотя эпидемия свирепствовала и в Венеции. Не заболела и донья Тересия. Янко внимательно слушал, как они жили на вилле, и очень опечалился, узнав, что «эпоха Гоцци» закончилась так трагически.
Лишь когда дети, наконец, улеглись спать, Янко и Арлетт остались наедине в гостиной, у пылающего камина. На столе лежала корреспонденция. Арлетт собиралась прочесть письма утром, посвятив вечер и ночь мужу, но Янко сказал, что там письмо от Клода. Он уже прочел его — ведь послание было адресовано обоим.
— С ним все хорошо? — встревожено спросила Арлетт, беря в руки письмо.
— Да, вполне, — сухо ответил Янко.
Из первого же предложения она узнала, что вскоре после закрытия Дома Фере Клод женился на дочери одного швейцарского банкира, который заплатил все его долги.
«Дорогая сестренка, — писал Клод, — ты порой недоумевала, почему я рвусь из последних сил, создавая свой бизнес, привлекая к этому тебя и твою семью, вместо того, чтобы жениться и строить планы для собственных детей. Сейчас я могу открыть тебе причину. Как оказалось, незадолго до смерти мой дорогой папа, изъял основную часть капитала из дела, положив деньги в швейцарский банк. В завещании он поставил условие, что я получу возможность распоряжаться ими, если женюсь. Но невесту мою должна одобрить бывшая любовница отца, некая мадам Софи. Моя гордость не позволяла мне пойти на такой компромисс. Но жизнь сломала меня, и я был вынужден пойти на поклон к Софи. Вопреки моим ожиданиям, она оказалась не такой стервой, как я думал. А может, годы ее изменили. И вот я женат! Женат на очаровательной девушке, единственной наследнице богатого папочки. Наконец, я могу жить так, как всегда мечтал, — беззаботно!».
