Иногда мы ездили в Санкт-Петербург и останавливались на бабушкиной квартире, расположенной на первом этаже дома на Спасской улице, где я родилась. Бабушка тогда еще не переехала в Зимний дворец. Тетя Саша жила в том же доме на втором этаже. Рядом находился очень большой дом, принадлежавший моему дяде Николаю Татищеву[16]. Находясь в Петербурге, родители вели светскую жизнь, так как у моей матери там было много знакомых. Очень живо помню один эпизод, когда мне было четыре года. Обед подходил к концу, и бабушка сказала очень серьезно нам, детям:
— У меня сегодня к вечернему чаю будет особенный гость, и я хочу представить вас ему. Это Митрополит Антоний[17] С.-Петербургский. Пожалуйста, будьте готовы, когда я пошлю за вами Степана.
Я была еще очень маленькой и не поняла всей важности предстоящего. Было обычным, что бабушка посылала за нами, чтобы представить своим гостям. Однако, после того как бабушка вышла из столовой, Кот и Ика казались озабоченными, и между ними возник спор. Заметив, что я осталась равнодушной к этой новости и предприняла попытки перекувырнуться на большой оттоманке, Кот подошел ко мне, остановил и заставил выслушать его. Он пытался объяснить мне значение того, что сказала бабушка, и прочел мне длинное наставление о том, как я должна вести себя, когда этот необычный посетитель будет здесь, и в особенности, как важно поцеловать его руку.
Как обычно, мы пошли на прогулку, потом выпили молоко в столовой, после чего спокойно играли в детской. Однако чувство тревоги не покидало нас. Когда прозвонил звонок у входной двери, мы поняли, что гость прибыл. Прошло некоторое время, пока они пили чай в гостиной, но вот послышались шаги Степана и стук в нашу дверь. Мы были готовы и молча пошли гуськом: впереди Ика, потом Кот и замыкала шествие я. Мы прошли через большую гостиную и вошли в будуар бабушки. Взрослые сидели на другом конце комнаты: в середине гость, слева от него бабушка. Ика подошла к нему, потом Кот. Теперь была моя очередь. Я оцепенела. Все мое внимание было сконцентрировано на том, чтобы как-нибудь схватить его руку, поцеловать и ретироваться как можно скорее. Но как раз в тот момент, когда я была готова взять его руку, он поднял ее для благословения. В панике я стояла, пригвожденная к месту, не зная, что делать. Но в следующий момент я была поднята сильной рукой и оказалась на коленях у Митрополита. Его доброе лицо было сплошной улыбкой. Он наклонился и одной рукой погладил меня по волосам, поддерживая другой.
— Чья ты дочь? — спросил он меня.
Совершенно смущенная всем происходящим, я ответила:
— Папина.
Я быстро взглянула на бабушку, не сердится ли она. Я понимала, что все еще не сделала того, чего от меня ожидали, и с облегчением увидела, что она улыбается и смотрит на меня ободряюще, объясняя, кем я была. Ика и Кот смирно стояли рядом. Я почувствовала себя успокоенной и очарованной. Я была счастлива. Митрополит был одним из тех людей, чья жизнь свидетельствует о божественном происхождении Иисуса Христа, людей, несущих свет небесный и тепло и пробуждающих духовное начало в тех, с кем они соприкасаются.
Вскоре большое горе постигло меня. Родители решили, что детям пора начать учить английский язык. Поэтому наша дорогая и любимая няня должна была оставить нас, и ее заменила английская нянька — гувернантка. Очень долго я не могла привыкнуть к ней. Ее привычки и методы воспитания и язык — все было ново. Я ненавидела все, что она делала, включая мытье холодной водой. Бедная мисс Рисс! Я думаю, что она много претерпела от меня. Я плакала и плакала, до и после расставания с няней, даже Кот и Ика жалели меня, старались меня успокоить.
Постепенно я привыкла к методам мисс Рисс, и она даже начала мне нравиться. Постоянное общение с ней дало мне знание элементарного английского языка. Мой русский тоже не был совершенен тогда. Например, я просто не могла произнести букву Л, что делало меня предметом постоянных насмешек. По мере того как я становилась старше, мисс Рисс стала брать меня после обеда на прогулки с другими детьми, вместо того чтобы укладывать в постель. Однажды в саду, расположенном террасами, она обнаружила много одичавшего ревеня. Его считали сорняком. Мисс Рисс попросила разрешения нарвать ревеня и сварила изумительный джем с лимонным вкусом, который я помню до сих пор. Много лет спустя, в Англии, я попробовала сварить такой же, но получилось не очень удачно.
Мисс Рисс не оставалась у нас очень долго, и вскоре появилась другая англичанка — некая мисс Эмили Гринвуд. Она была немолодой, седовласой и очень милой. Мы сразу понравились друг другу, и я определенно стала ее любимицей. Она даже говорила моей матери, что я так мила, что могла бы сойти за английскую девочку!
Глава вторая. ОТРОЧЕСТВО
В 1907 году мой отец был назначен губернатором в Ломжу, теперь это Польша. Как оказалось, место было неинтересным. Это был город, в котором стояла военная часть, с губернаторским домом на большой прямоугольной площади вблизи от собора. Мы, однако, были принуждены жить в доме вице-губернатора, поскольку тот за несколько лет перед нашим приездом обменялся квартирами с губернатором. Жена предшественника отца была нервной дамой и не любила погребальных процессий, проходивших под ее окнами по пути в собор. Наш дом стоял в довольно тихом месте. Перед домом было огороженное пространство, куда нам, детям, дозволялось ходить и играть, пользуясь нашим собственным ключом. Там была беседка, но этой площадке для игр далеко было до нашего сада в Рязани. Военной частью командовал генерал по фамилии де Вилле. И только с его семьей у нас установились отношения. Дочь де Вилле — Ольга — была по возрасту как раз между Икой и Котом, а ее брат Федя был моим ровесником. Однажды, когда родителей не было дома, мы играли в прятки. Федя и я спрятались вместе в будуаре за огромным креслом и оставались там довольно долгое время. Остальные не могли нас найти. Мы слышали, как они спорили в маленькой столовой, какую начать дальше игру, что значило — искать они нас больше не будут.
Я предложила:
— Давай снова присоединимся к ним, мы уже устали прятаться так долго.
Федя согласился, и мы решили выходить, но, прежде чем я успела вылезти, Федя поцеловал меня в щеку, я была смущена, но счастлива. Этот поцелуй казался мне чем-то особенным, и я никогда никому о нем не рассказывала. В то время нам обоим было по восемь лет.
Единственный раз бабушка Татищева навестила нас в Ломже после смерти тети Софьи. Нам, детям, не сказали тогда, что произошло. Позже я узнала, что тетя София была застрелена бандой неуправляемых юнцов. Вскоре после беспорядков первой революции тетя София возвратилась в материнское поместье в Пензенском уезде, потому что моя прабабушка была нездорова. Однажды вечером две немолодые дамы сидели в гостиной, тетя София читала вслух, а ее мама вышивала. Ставни были еще открыты, а лампы зажжены, так что их было прекрасно видно снаружи. Пьяные юнцы вошли на территорию поместья, выкрикивая непристойные песни и увидев двух женщин, по глупости решили напугать их. У одного было ружье, он выстрелил, окно разбилось, а тетя София была ранена и вскоре умерла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
