Она отказалась пойти с подругами. Последнее, что она сказала им, было: «Под всей этой золотой краской скрывается очень симпатичный итальянец». Последнее, что подруги сказали ей, было: «Может, он и не итальянец». Ценное замечание — ведь мимы не разговаривают.
Дрю предложила им погулять без нее, пройтись по магазинам на виа деи Кондотти и пообещала встретить их на пьяцца Навона, у фонтана Четырех рек, где они ждали ее долго-долго. Девушки рассказали капитану Поме, что попробовали хрустящих вафель, которые делают из яиц, картофельной муки и сахара, а потом еще посмеялись над итальянскими мальчишками, которые обстреливали их из баблгана. Вместо этого подруги Дрю сделали временные татуировки и упросили уличных музыкантов сыграть несколько американских мелодий на свирели. Они признались, что выпили немного за ленчем и вели себя глупо.
О Дрю они сказали, что она была «выпивши». По их словам, она не считала себя хорошенькой и говорила, что люди смотрят на нее только потому, что узнают в ней известную теннисистку, хотя на самом деле многих привлекала ее красота. «Те, кто не интересуется теннисом, не узнавали ее, потому что никогда и не видели, — объяснила капитану Поме одна из подруг. — Дрю просто не понимала, какая она красивая».
За главным блюдом капитан рассказывает, а Бентон в основном пьет, и Скарпетта знает, о чем он думает — что ей нужно отвергать авансы капитана и держаться от него подальше, но для этого ей пришлось бы просто-напросто выйти из-за стола и, может быть, даже из траттории. Бентон считает капитана прохвостом, потому что судмедэксперт не должен допрашивать свидетелей, как будто он детектив, и заниматься расследованием. Это противоречит здравому смыслу. А еще его задевает, что итальянец говорит только о себе, не упоминая никого из тех, кто тоже бьется над этим делом. Бентон забывает, что перед ними римский Шерлок Холмс. Точнее, Бентон не желает этого признавать, потому что ревнует.
Капитан подробно, во всех деталях повествует о своей долгой беседе с золотым мимом, а Скарпетта слушает и время от времени делает пометки. У мима, оказывается, безупречное алиби. В тот день он так и выступал на том же месте, у начала Испанской лестницы, до самого вечера, когда подруги Дрю уже вернулись, разыскивая ее. Мим утверждал, что смутно помнит девушку, хотя и понятия не имел, кто она такая. Ему показалось, что она пьяна, а потом ее просто не стало, наверно, ушла. В общем, какого-то особенного внимания он на нее не обратил. Он ведь мим. У него свои заботы. По ночам он работает швейцаром в отеле «Хасслер», где остановились и Бентон со Скарпеттой. «Хасслер», один из лучших отелей в Риме, находится на самом верху Испанской лестницы, и Бентон — по причинам, которые ему еще предстоит объяснить, — настоял, чтобы они поселись именно в нем, причем в пентхаусе.
К рыбе Скарпетта едва притронулась. Снова и снова, словно в первый раз, рассматривает она фотографии. Бентон и капитан Пома спорят о том, почему убийцы придают телам жертв гротескное положение, но Скарпетта в их дискуссии участия не принимает. Бентон говорит о возбуждении, которое испытывают сексуальные маньяки, читая заголовки в газетах или, что еще лучше, прячась поблизости от места преступления или скрываясь в толпе, наблюдая за разворачивающейся драмой, первоначальным шоком и последующей паникой. Скарпетта слушает вполуха и рассматривает изуродованное обнаженное тело — на боку, ноги вместе, колени согнуты, ладони под щекой.
Как будто спит.
— Не уверена, что это презрение, — говорит она.
Бентон и капитан Пома умолкают.
— Если вы посмотрите на это, — Скарпетта подталкивает снимок Бентону, — без всякого предубеждения, не думая о сексуальной деградации, то, возможно, увидите нечто совершенно иное. Нет, религия тут тоже ни при чем. Это не обращение к святой мученице Агнессе. В том, как она лежит… — Мысль еще не сформировалась, и Скарпетта говорит то, что приходит на ум. — В этом есть что-то… почти нежность.
— Нежность? — Капитан удивлен. — Вы шутите?..
— Она как будто спит, — продолжает Скарпетта. — Положение тела нетипично для жертвы сексуальной деградации — на спине, руки и ноги раскинуты и так далее. Чем больше я смотрю, тем больше в этом убеждаюсь.
— Может быть. — Бентон берет снимок.
— Но ее нагота выставлена на всеобщее обозрение, — возражает капитан Пома.
— Присмотритесь. Конечно, я могу и ошибаться. Я всего лишь пытаюсь найти другие интерпретации, отказавшись от предубеждений, от эмоциональной предпосылки, что убийца преисполнен ненависти. Такое у меня ощущение. Я всего лишь предлагаю альтернативную возможность. Может быть, он хотел, чтобы ее нашли, но мотивом было не сексуальное унижение.
— И вы не видите презрения? Злобы? Ненависти? — недоумевает капитан, и, похоже, совершенно искренне.
— Думаю, он сделал это ради власти. Ему было важно пересилить ее, взять верх. У него есть и другие потребности, о которых мы пока не знаем. И конечно, я не хочу сказать, что во всем этом нет сексуального компонента. Нет гнева. Я просто не думаю, что они побудительная сила.
— Чарльстону повезло, что у него есть вы.
— Не уверена, что Чарльстон разделяет ваше мнение. По крайней мере местный коронер определенно не разделяет.
Пьяные американцы веселились уже вовсю. Бентон, похоже, отвлекся, прислушавшись к их болтовне.
— Иметь в городе такого эксперта. На месте вашего коронера я считал бы себя счастливчиком. И он не пользуется вашими талантами?
Капитан тянется за фотографией, которая ему не нужна, и снова, как бы ненароком, касается ее руки.
— Он отправляет свои дела в медицинский университет Южной Каролины, и ему никогда не приходилось сталкиваться с частной практикой. Ни в Чарльстоне, ни где-либо еще. Я работаю с несколькими коронерами с периферии, не имеющими доступа к техническим и лабораторным возможностям судмедэкспертизы, — рассеянно, поглядывая на Бентона, объясняет она.
Тот делает знак, привлекая ее внимание к тому, что говорят их пьяные соотечественники.
— …я просто думаю, что когда раскрывается и одно и другое, это выглядит сомнительно.
— С какой стати хотеть, чтобы кто-то знал? Я ее не виню. Это как Опра или Анна Николь Смит. Люди валят туда толпами.
— Какая мерзость! Представь, что ты в больнице…
— Или, как в случае с Анной Николь Смит, в морге. Или в земле…
— …и толпы народу на тротуаре, все орут, выкрикивают твое имя.
— Не переносишь жару, выметайся из кухни, вот что я скажу. Такова цена за богатство и известность.
— Что происходит? — спрашивает Скарпетта.
— Похоже, у нашей старой знакомой, доктора Селф, что-то случилось, и она на какое-то время осталась без эфира.
Капитан Пома оборачивается и тоже смотрит на столик с шумными американцами.
— Вы ее знаете?
— Приходилось сталкиваться. В основном Кей, — отвечает Бентон.
— Я, кажется, читал что-то об этом, когда просматривал материалы на вас. Сенсационное, крайне жестокое убийство во Флориде. И вы все были как-то замешаны.
— Рад слышать, что вы о нас читали. Наверное, провели тщательное исследование.
— Только для того, чтобы знать, кто к нам приезжает. — Капитан Пома смотрит Скарпетте в глаза. — Одна моя знакомая, очень красивая женщина, постоянно смотрит передачи с доктором Селф. Прошлой осенью на ее шоу была Дрю. Что-то связанное с победой на большом турнире в Нью-Йорке. Признаюсь, я не любитель тенниса.
— Открытое первенство США, — говорит Скарпетта.
— Я и не знал, что Дрю приходила к ней на шоу. — Бентон хмурится, как будто не верит итальянцу.
— Приходила. Я проверял. Интересно, что доктор Селф именно сейчас попадает вдруг в больницу. Я пытался связаться с ней, и она должна была ответить на кое-какие мои вопросы. Может быть, посодействуете? — обращается капитан к Скарпетте.
— Сильно сомневаюсь, что это поможет, — отвечает она. — Доктор Селф ненавидит меня.
Они возвращаются по темной виаду Мачелли.
Скарпетта представляет, как Дрю Мартин гуляет по этим улицам. Кого она встретила? Как он выглядит? Сколько ему лет? Чем внушил ей доверие? Встречались ли они раньше? Был день, на улицах полно народу, но до сих пор не нашлось ни одного свидетеля, который сообщил бы заслуживающую внимания информацию, что видел кого-то, подходящего под описание девушки, в то время, когда она ушла от мима. Как такое возможно? Одна из самых известных в мире спортсменок, и никто не узнал ее на улицах Рима?
— Было ли это случайностью? Как удар молнии? Вот вопрос, к ответу на который мы даже не приблизились, — говорит Скарпетта. Ночной воздух насыщен ароматами, их тени скользят по древним камням. — Она одна, пьяна, возможно, заблудилась, свернув в какой-нибудь переулок, и он встречает ее? И что? Предлагает показать дорогу и уводит куда-то, где может полностью ее контролировать? Возможно, туда, где живет сам. Или к машине. Если так, то он должен хоть немного говорить по-английски. Но почему ее никто не видел? Ни одна живая душа.
