воду, сажусь на пол и прислоняюсь лопатками к прохладному жесткому кафелю.
Задираю рукав, заношу остро наточенную сталь над затянувшейся раной и вызываю новую, мерзкую, жгучую боль.
Из глаз летят искры, тошнота и слабость накатывают волной.
Отщелкиваю лезвие — оно с нежным звоном приземляется в угол и больше не представляет опасности.
Закусив губу, я пялюсь в идеально ровный, белый потолок и часто дышу.
— Жизнь такое тупое дерьмо. Девять вечера. Счастливо выступить, Баг.
Глава 6
7 марта, вторник
Марс как дурной орет за дверью, хотя давно и успешно наловчился ее открывать.
С трудом оторвав от подушки больную голову, водружаю на нос очки и сверяюсь со временем.
Семь утра…
Смиренно выпутываюсь из одеяла, бреду на душераздирающие вопли кота и, обнаружив, что у миски виднеется дно, хрипло сочувствую хитрой скотине:
— Да, шерстяной, это беда…
Насыпаю корм с горкой и, сшибая плечами углы, возвращаюсь в комнату, но в прихожей застываю перед огромным зеркалом и озадаченно чешу репу.
Лицо распухло еще сильнее, переносица посинела. Если это не перелом, то уж точно трещина. Смысл идти в школу?
Чтобы предоставить Альке шикарный повод поржать, а Зорину — состряпать недовольную физиономию?
Там бесполезно искать справедливость: сваливая, я намеренно избегала камер. Если учителя начнут задавать вопросы по поводу моего внешнего вида, одноклассники стопроцентно озвучат версию Мамедовой, что никто меня пальцем не трогал и они не ведают, где я получила по щам.
Моим словам не поверят.
А Зорин, как водится, промолчит.
Вчерашние воспоминания валуном давят на сердце, порез саднит.
Обильно заливаю его папиным одеколоном, заклеиваю пластырем и прячу под рукавом пижамы.
Мой краш, загадочный Баг, влюблен в другую, у меня в очередной раз разбились надежды на лучшее будущее, и дебильных шуточек Мамедовой я точно не выдержу.
Ныряю в теплую кровать, подношу к глазам телефон и пишу нашей классной, Полине Викторовне, что приболела и пару дней отлежусь дома.
***
8 марта, среда
Если не смотреть в зеркало, не оставаться надолго в тишине и ровнее дышать, можно на какое-то время справиться с болью, загнав ее в глубины черной души.
Я вполне весело провожу выходные: сижу на кухне, хохочу над советскими комедиями и ем «Нутеллу» прямо из банки.
В миллионный раз заверяю маму, что все хорошо: я нормально питаюсь, высыпаюсь, и поводов для беспокойства нет.
Глажу Марса, выключаю свет и завороженно смотрю на звезды в темном небе над промзоной.
Несмотря на хлопоты и проживание не в самой лучшей гостинице, папа наверняка подарил маме шикарный букет и трогательно поздравил с Международным женским днем.
Меня с 8 Марта не поздравил никто, кроме родителей.
Вздыхаю, прислушиваюсь к себе и смиряюсь: может, я не такая красивая, как девушка Бага, но я тоже имею право на счастье.
Я упрямо верю, я чувствую, что в мире под этими звездами есть кто-то невероятный и прекрасный… Тот, кто тоже терпит боль, сражается с обстоятельствами и ждет, ждет, ждет… И однажды мы встретимся, чтобы никогда не расстаться.
Я помогу ему все преодолеть, никогда не предам, а он полюбит меня такой, какая я есть.
Сердце сладко сжимается, но в следующий миг за шиворот помоями заливается отчаяние.
— Ты даже себе помочь не можешь, ненормальная.
А мечты — это самообман, не имеющий ничего общего с реальностью.
Глава 7
9 марта, четверг, утро
Мама с папой вспоминают обо мне раньше обычного — звонят в шесть пятьдесят, чем до судорог пугают.
Продираю глаза, отвечаю на звонок, и они набрасываются с поздравлениями:
— Эля, учись на пятерки, не подведи стариков! И пусть в этот день сбудутся все твои мечты! — на фоне маминой болтовни выкрикивает папа, а я молча офигеваю.
Ну да, я же хорошая девочка, ученица выпускного класса, а им принято желать отличных оценок и поступления в вуз, но не в чертову рань…
И тут же припоминаю, что у меня сегодня днюха.
Праздник, который никогда не радовал и, наравне с Новым годом, лишь заставлял острее чувствовать одиночество.
Как любят повторять родители, я — мамин запоздалый подарок на 8 Марта. Довольно хреновый подарочек: депрессивное нечто с синими волосами. Надо было выбросить меня на помойку еще до того, как мне сравнялось шесть лет и я впервые ощутила что-то похожее на вселенскую тоску.
А сегодня мне уже восемнадцать. Клево. Детство закончилось.
Велком ту взрослая жизнь.
Но папа ошибся: ни черта хорошего меня не ждет даже в этот день.
***
9 марта, вечер
«Дорогой дневник!
А у меня есть для тебя занятная история.
Короче, из чувства протеста я все же решила поехать в школу.
Послонялась по сумрачной квартире, собралась с мыслями, зачесала на лицо челку и прикрыла безобразие очками. Побросала в рюкзак учебники и поскакала к автобусу через все то же весеннее дерьмо.
Если кто-то из учителей все же пристанет с расспросами, скажу, что упала вчера во дворе. Благо перед нашим подъездом действительно оборудован лежачий полицейский, через который в потемках падают прохожие и разбивают носы.
В автобусе я встала в середину салона и отвернулась к окну, чтобы никто не пялился на мое разбитое лицо. Егор Летов затянул в наушнике “Вечную весну”, а я, созерцая мерзостные серые пейзажи, проплывающие снаружи, погрузилась в коматоз.
Но ненадолго: через пару строчек песни кто-то легонько пихнул меня в плечо.
— Эльф, привет!
Эмоции взорвались фейерверком прежде, чем я осознала, что это Баг.
Я собиралась улыбнуться, но, подняв глаза, по инерции отшатнулась. Его фотогеничность оказалась изрядно подпорченной: на идеальной губе сочилась кровью подживающая трещина, вокруг одного из нереальных зеленых глаз ровнехонько пролег фиолетовый фингал.
Баг с неменьшим ужасом оценивал повреждения на моем лице, и я начала ржать — давненько мне не было настолько весело.
— Привет! Ты сделал мой день!
Тот нахмурился:
— Кто тебя так отделал?
— О дверь ударилась. А тебя?
— Упал.
Мы замолчали, прекрасно понимая, что сказанные дежурные фразы — гребаная ложь. Подошла кондукторша, и Баг передал ей сотку:
— На два. Ты куда сейчас?
Я пожала плечами и скорбно прохрипела:
— В школу.
— Только не говори, что в сто двенадцатую! Не поверю. Я ее в прошлом году закончил и тебя там никогда не видел.
— Ну, так меня тогда там и не было. Я новенькая…
— Попала ты. — Баг протянул руку с разбитыми костяшками и осторожно убрал с моего лица голубую челку. —
