— Собственно, а что с этим молодым человеком?
— Ничего особенного. Просто… есть у нас кое-какие подозрения.
Они двинулись к приемной. Остановившись у двери, секретарша посмотрела на Байкова:
— Так я не понимаю, вы еще придете? И вообще, мне что, говорить о вас Георгию Константиновичу?
— Придем, обязательно придем, — сказал Байков. — А насчет Георгия Константиновича… Смотрите сами, Алина Борисовна. Секрета здесь особого нет, но… Мы ведь тоже не знаем, как у нас будет со временем.
Иванов просидел в отделе до позднего вечера, но ожидаемого им звонка от Гарибова так и не дождался. Спустившись, уже в машине подумал: "Может, поехать к Гарибову домой? Нет. Слишком крайняя мера".
Домой ему все же поехать пришлось, но не к Гарибову, а к Прохорову. Набиваться в друзья и гости Иванов не любил, но в данном случае он просто обязан был как можно скорей сообщить следователю о "племяннике".
Сомнения
Прохоров жил в районе Измайлово, недалеко от метро "Первомайская". Иванов помнил только улицу, номер дома следователя и телефон. Дом он разыскал не без труда, им оказалась еще не вписавшаяся в нумерацию новая семнадцатиэтажка. Остановил "Ниву" во дворе, вышел. Нашел будку телефона-автомата, набрал номер.
Трубку снял сам Прохоров:
— Да?
— Леонид Георгиевич, Иванов…
— О, Борис Эрнестович… Рад звонку. Что-нибудь случилось?
— Я тут недалеко от вас. Во дворе вашего дома. Надо кое-что рассказать. Может, спуститесь? И поговорим в машине?
— Так, Борис Эрнестович, поднимайтесь лучше ко мне! Жена уйдет в другую комнату, сын давно спит. Я поставлю чайку, выпьем, поговорим. Давайте?
— Все же, Леонид Георгиевич, лучше спуститесь вы. Я не предупредил, да и поздно. Пожалуйста!
Трубка помолчала, наконец раздался вздох.
— Ну хорошо. Вы где встали?
— Я в голубой "Ниве". Стою у среднего подъезда.
— Спускаюсь.
Выйдя из подъезда, Прохоров сел рядом с Ивановым:
— Слушайте, товарищ оперативник, может, нам пора перейти на "ты"? Не против?
Иванов улыбнулся. Пожал протянутую руку:
— Не против. Давайте.
— Давай. И рассказывай, что случилось.
Иванов подробно изложил историю, случившуюся с Гарибовыми.
Выслушав, Прохоров посидел молча. Потер щеку:
— Д-да… Знаешь, мне кажется, с этим "племянником" стоит поработать.
— Может, я зря отложил разговор с Гарибовым? Что, если позвонить ему сейчас? И подъехать?
— Нет. Ты все сделал правильно. Одна ночь ничего не решит. Потерпим. У тебя все?
— В общем-то все.
Взявшись было за ручку дверцы, Прохоров откинулся на сиденье:
— Что-нибудь смущает?
— Смущает. Причем все то же: прогулка Садовникова и "кавказца".
Прохоров ничего не ответил. Этот эпизод — спокойная прогулка перед тем, как "кавказец" нанес Садовникову два смертельных удара, — был уже, казалось, исследован и обговорен со всех сторон. Садовников был не просто опытным инспектором ГАИ, он прошел еще и специальную подготовку, ибо работал на важной трассе. Человеку, который мог напасть на него хотя бы в теории, Садовников просто никогда не позволил бы выбрать удобный момент для нападения. И, естественно, никогда не стал бы с ним прогуливаться, спокойно беседуя. Но Садовников поступил именно так. Это явствовало из показаний двух свидетельниц, никак не связанных друг с другом и, наверняка, не заинтересованных в даче ложных показаний.
Значит, Садовников прогуливался с человеком, от которого он не ждал нападения. Таким человеком мог быть, во-первых, его родственник или знакомый, во-вторых, сослуживец. Но тщательная проверка показала: никто из родственников, знакомых или сослуживцев Садовникова, хотя бы отдаленно напоминающих "кавказца", не мог оказаться в то февральское утро на Ленинских горах. Кроме того, версия о сослуживцах, то есть работниках органов внутренних дел, рассматривалась лишь теоретически. Без всякого сомнения, Садовников был убит из-за служебного оружия, пистолета системы Макарова, похищенного убийцей. Но работнику МВД, и так имеющему доступ к служебному оружию, идти на это убийство было совершенно незачем. Что же касается знакомых, этот вариант отбрасывался не столько проверкой, сколько последними словами Садовникова, которые отчетливо слышали переносившие его в "скорую помощь" участники патрульно-милицейской группы. Умирая, Садовников сказал: "Черные усы… что-то от кавказца…" То есть попытался описать внешний вид убийцы. Но пытаться описывать внешний вид знакомого человека в такой ситуации в высшей степени нелогично. А вот незнакомого — совсем другое дело.
Вздохнув, Иванов сказал:
— Дорого бы я дал, чтобы понять: о чем они могли говорить.
— Ты имеешь в виду прогулку у обрыва?
— Да. Ведь инспектор ГАИ, такой, как Садовников, должен был чем-то заинтересоваться. Чтобы вот так ходить и слушать постороннего.
— Значит, чем-то заинтересовался. Если ходил и слушал.
— Понять бы, чем.
— Боюсь, этого никто уже не объяснит.
— Жаль.
— Жаль. Но мне кажется, сейчас лучше не теоретизировать. Тем более, вырисовывается что-то реальное. С твоим "племянником".
— Пожалуй. Ладно, Леня. Завтра, как только что-то выяснится, позвоню. Счастливо.
— Счастливо. И запомни: в следующий раз уже не отвертишься, а поднимешься ко мне. Понял?
— Понял.
11. Георгий Константинович Гарибов
Утром Иванов позвонил Байкову:
— Ну что? Никаких новостей?
— Пока нет, товарищ подполковник. Все тихо. Гарибов с утра вышел на работу. Звонить и не думает.
— Придется вам поехать к нему и поговорить. Ждать больше мы не можем. Скажете: по нашим данным, два дня назад у вас был человек, которым мы интересуемся. Мол, что вы можете о нем сообщить?
— А если начнет отнекиваться?
— Продолжайте разговаривать. И предупредите меня, я подъеду.
Вскоре позвонил уже Байков:
— Товарищ подполковник, Гарибов не выдержал. Позвонил сам.
— Сознался?
— Сказал, есть важный разговор. Выехал ко мне, скоро будет.
Когда Иванов вошел в кабинет Байкова в РУВД, Гарибов уже сидел там. Внешне это был человек скорее плотный, чем худой. На директоре был хорошо сшитый темно-серый костюм, темная рубашка, аккуратно повязанный галстук. Несмотря на наметившуюся лысину и резкие морщины, на вид Гарибову никак нельзя было дать даже пятидесяти. Темные глаза из-под густых бровей смотрели на Иванова уверенно и спокойно.
Байков вздохнул:
— Вот, Борис Эрнестович. Не получается что-то у нас с Георгием Константиновичем.
— Поясните, — подыграл Иванов, садясь на стул. — Что не получается?
— Да вот, не получается серьезного разговора.
— А в чем дело?
— Да вот спросил я Георгия Константиновича, что он может сказать по поводу интересующего нас молодого человека. Вы помните?
— Помню. — Иванов посмотрел на Гарибова. — Молодого человека в синем спортивном костюме? Который был в "Автосервисе" два дня назад?
— Точно. Так вот, Георгий Константинович упорно утверждает: это его родственник.
— Родственник?
— Да. Племянник. Представляете? Все бы ничего, одно настораживает: Георгий Константинович утверждает, что он ничего об этом своем племяннике не знает.
— Ничего не знает?
— Совершенно верно. Даже фамилии. Представляете?
— Это в самом деле так, Георгий Константинович? — спросил Иванов.
Гарибов, разглядывающий свои руки, чуть шевельнулся:
— Не понимаю только одного: почему это так удивляет? Бывают особые обстоятельства.
— Какие же?
— Он сын моей сестры. Но, так сказать, незарегистрированной сестры.
— Как понять "незарегистрированной"? — спросил Байков.
— Наше родство нигде не зафиксировано. Отец у нас один, но матери разные. Мы практически не общались. Фамилию сестра носит по матери. Какую, я понятия не имею. И вообще, я о них почти ничего не слышал. По-моему, не такие уж это удивительные обстоятельства.
Некоторое время все трое молчали.
— Интересно, — сказал Иванов. — Вы о них почти ничего не слышали. Как же вы узнали племянника?
— Я видел его еще маленьким. Сестра приезжала о ним, когда умер отец. Сейчас, когда он пришел, я его узнал.
— Понятно. И как его зовут?
— Олег.
— А по отчеству?
— Отчества я не знаю.
— Разве не как у вас? — спросил Иванов.
— Вряд ли. Если фамилия по матери, то отчество, наверное, тоже не по отцу.
— А фамилию не помните или никогда не слышали?
— Я ее никогда не знал. Мама, наверное, знала, я — нет.
— Простите, ваша мама жива?
— Умерла. Десять лет назад.
— Ясно, Георгий Константинович. Значит, он, то есть ваш племянник Олег, к вам пришел, и что?
— Пришел, поздоровался. Я его узнал. Сказал, что приехал специально ко мне.
