Вообще-то слово – не дым, глаза не ест, говорил я себе, но как бы эти слова меня не ослепили. Я не готов был их выслушать. В ящичке болталось что-то еще, прижимаясь к рукописи моей жены: армейский нож швейцарского производства, полупустая пачка сигарет, дезодорант с каким-то дурацким эротическим названием. Я схватил его и принялся расхаживать по квартире с видом разгневанного санитарного инспектора, выкрикивая в пустоту нечто нечленораздельное и уничтожая зловоние от дохлой мыши, а также всего остального, оскорбляющего мои чувства. Несколько успокоившись, я вернул дезодорант на место, взял оставшуюся без названия рукопись Нэнси и прижал ее к груди, как крохотное, дрожащее от страха существо. Не следовало мне этого делать, это не мое, рукопись адресована Джонатану. И все же я взял ее. Я не тронул блокноты и взял рукопись. Джонатан никогда не узнает, что я был здесь, и я дал себе слово вернуть рукопись, как только прочитаю.
Глава 9
2013, весна
– Мам, как ты думаешь, что мне делать со всем этим?
Кэтрин допила бокал вина и в раздражении закрыла глаза. Пить днем – не самая удачная идея, но Роберт открыл две бутылки их лучшего вина, и она решила присоединиться к нему и Николасу.
– Возьми, что тебе нужно, а с остальным я разберусь, – откликнулась она. Молчание. Она услышала, как в гостевой валятся на пол книги и папки. Кэтрин оттолкнула стул в сторону, и от нетерпеливого скрежета его ножек по полу ее передергивало.
– Кофе? – услышала она у себя за спиной голос Роберта.
Николас сидел на полу в той же позе, в какой и сама Кэтрин сидела здесь на рассвете.
– Не знаю, что и взять. – Вид у него был растерянный.
– Бери все, что не хотелось бы выбрасывать. У нас тут слишком мало места, Ник.
Он кивнул, словно в знак понимания, но она видела, что это не совсем так.
– А тебе самой что, ничего из этого не нужно? – Она услышала боль в его голосе.
Она повторила ту же ошибку. Она задела его своей нетерпеливостью и чрезмерной деловитостью.
– Ладно, – мягко сказала она, усаживаясь рядом с ним на пол, – давай посмотрим, что тут.
Она взяла большой удлиненный конверт и заглянула внутрь. Он был набит перехваченными резинкой тетрадями Николаса – ученика начальных классов. Может, стоило взять какую-нибудь из них и почитать? Но понравится ли ему это? В те давние времена школьные тетради сына всегда производили на нее удручающее впечатление. Только какое это теперь имело значение? Ему двадцать пять лет. Может, они вместе посмеются, а она избавится от старого неприятного ощущения и прочитает отзыв мисс Чарлз. О, она прекрасно помнила эту школьную учительницу Николаса с перманентом и тонкими губами. Это был его последний год в начальной школе, и Кэтрин тщательно выбрала нужный отзыв.
– Николас пользуется успехом в своем классе, как среди мальчиков, так и среди девочек, – с улыбкой читала она вслух, опуская конец предложения: «… но он с трудом сосредотачивается на заданиях, и это вредит его успеваемости».
Из года в год все то же самое. «Этого мало; нужно больше работать; ему трудно сосредоточиться на чем-то одном». Но в те годы у него хотя бы были друзья. А с годами их становилось все меньше и меньше.
– Это я оставлю. – Она улыбнулась, закрыла конверт и прижала его к груди, как нечто очень дорогое. – Как тебе квартира?
– Нормально. – Николас пожал плечами.
– Соседи?
– Туповаты немного. – Он снова пожал плечами.
– Как, все?
Он в третий раз пожал плечами.
– О Господи. – Кэтрин попыталась придать своему голосу нотку сочувствия, но подумала, что на самом-то деле соседи у Николаса – люди умные, занятые своим делом, сосредоточенные. Наверное, они много читали, и именно это делало их туповатыми в его глазах.
– Это студенты, – пояснил он.
– Тебе по-прежнему нравится твоя работа? – Она хотела сгладить возникшую между ними неловкость.
– Нормально, – пожал он плечами. – Ты же знаешь.
Да ничего она не знала. Как узнать, если он не говорит? Николас работал в отделе электроники в универмаге «Джон Льюис» – это не совсем то, о чем они с Робертом мечтали, думая о будущем сына, но, учитывая, что он ушел из школы в шестнадцать лет с кучей аттестатов о среднем образовании, это можно считать даром небес. Бывало, родители задавались вопросом, сумеет ли их сын закрепиться хоть на каком-то месте. Она вспомнила, как задевали ее телефонные звонки других матерей, в том числе и близких подруг, которым не терпелось поведать об успехах своих детей и которые между прочим интересовались делами Николаса, прекрасно зная, что будет удачей, если ему удастся хоть куда-то устроиться. Это было давно, но она так и не простила их. Не по-дружески они поступали, жестоко. Так или иначе, в «Джоне Льюисе» Николас пошел в гору, из чего следует, что эта работа ему хоть чем-то по душе.
– Вот что я возьму с собой, – сказал он и извлек из коробки заводную игрушку.
Аэроплан. Тонко сработан из бальзы и бумаги, крылья немного повреждены, тесемки спутаны.
– А Сэнди? – Он посмотрел на облезлую собачонку, которую Кэтрин держала в руках.
Теперь ее очередь обижаться. Она старалась пробудить в нем детские воспоминания; воспоминания о том времени, когда он не мог заснуть, если под щекой не было Сэнди; не мог спать, если она не положит ее ему в кровать. Все так невероятно перепуталось. Она хотела, чтобы он стал взрослым, но в то же время – чтобы помнил, как любил ее когда-то. Как нуждался в ней. Она боялась, что он и сейчас нуждался в ней больше, чем следовало в его возрасте, и это беспокойство делало ее жестче, и в конце концов она испытала облегчение от того, что Николас не взял с собой Сэнди. Она остановилась на пороге и повернулась к нему:
– Ник, ты ведь все понимаешь, правда?
Он подвесил самолетик к краю полки и старался распутать тесемки.
– О чем ты?
– О нашем переезде. Сам видишь. Нам больше не нужен такой большой дом. – Он не ответил, и она поняла, что не стоит развивать эту тему, но не смогла остановиться: – Разве ты не хочешь самостоятельности? Если возникнет нужда, мы всегда здесь, но уже пора, Ник, пора. Ты согласен?
– Что ж, ма, – пожал он плечами, – если ты это хочешь услышать, то да.
– Матч вот-вот начнется, – донесся из гостиной голос Роберта, и Николас бросился к отцу, отстраняя ее и оставляя с неприятным осадком от этих слов.
Кэтрин вернулась на кухню, вылила в бокал остатки вина и открыла дверь на террасу. Она закурила сигарету и попеременно затягивалась и попивала вино. Ей казалось, что это занятие успокаивало ее. Но на самом деле это было не так. Напротив, нервы у нее натянуты, как струна. Она не находила себе места. Хотела наказать себя. И сигарета – это часть наказания, медленное саморазрушение. А книга – другая часть. Она вернулась на кухню, извлекла ее из-под вороха воскресных газет, куда положила еще утром, и открыла на первой странице. Нет, тут еще нет ни малейшего намека на то, что последует дальше. Все спокойно. Тихо. Она пролистывала страницы, приближаясь к тому месту, которое – она знала – причинит ей боль. Навалившийся груз давил на нее, она чувствовала себя совершенно потерянной. Несправедливо все это. Глаза ее закрылись, слова заглушались звуком телевизора. Гол. Молчание.
Наверное, она заснула. Она не знала, надолго ли. На улице стемнело. Она с трудом пришла в себя. Телевизор был выключен, и она услышала доносящийся из коридора, от входной двери, шепот. Затем в кухне раздались шаги.
– Я ухожу. – Николас помахал на прощание рукой и подошел к ней. Он хотел ее поцеловать, и она приподнялась, подаваясь в его сторону. Его губы коснулись мочки ее уха. – Смотри-ка, а я это читал. – У нее замерло сердце. Пересохло горло. – Мне понравилось.
На верхней губе у нее выступили капельки пота.
– Твоя мама старается одолеть эту книгу, – улыбнулся Роберт.
– Правда? Что-то не похоже, ма.
Она почувствовала, как книга перешла из ее рук в руки сына. Он неверно понял выражение ее лица.
– Ну а я вот одолел. Мне, знаешь ли, вообще-то приходится держать книги в руках.
– Нет-нет, я не то хотела… Это твой экземпляр? Это ты его послал мне?
– Нет.
– Может, оставил здесь?
– Тоже нет. Мой экземпляр дома.
– А как тебе случилось прочитать ее?
– Кэтрин… – Роберту показалось, что она слишком наседает на сына.
– Да нет, я просто хотела сказать, что случилось какое-то странное совпадение. Эту книгу послали мне, когда мы переезжали на новое место, а вот кто…
– Ну а мне ее подарили.
– Подарили? Кто подарил? – У нее сорвался голос.
Он удивленно посмотрел на нее, пожал плечами.
– Благодарный клиент. Кажется, я оказал ему какую-то услугу. Не помню уж, какую именно. Ничего особенного.
– Так кто это был? – переспросила она.
– Не помню, ма. Да в чем дело-то? Какое это имеет значение?
Она отвернулась, опасаясь, что он увидит выражение ее лица, и невнятно ответила:
