Исходная система может устойчиво существовать в нескольких режимах. Возникает вопрос, как она может переключаться из одного в другой? Оказывается, есть только два способа такого переключения. Первый можно условно назвать силовым, по аналогии с механическими системами, в которых любое непосредственное изменение динамических переменных ассоциируется с приложением внешней силы (точнее, импульса). Он заключается в добавлении элементов того режима, в который мы хотим перейти. В случае перехода от плановой экономики к рыночной таким элементом становится законодательство. В обратном случае (как произошло при установлении Советской власти) требовалось добавить комиссаров с наганами, или продотряды с пулемётами.
Ясно, что нам надо добавить достаточно большое количество этих элементов, чтобы размыть устойчивость предыдущего режима, и чтобы система начала переход в новое состояние. Причём вот что важно: как только будет достигнуто некое критическое состояние, система уже сама, без дополнительного внешнего принуждения сорганизуется в новом режиме и сама очистится от элементов предыдущего режима. Дальше процесс пойдёт сам, как бы побежит «с горки».
Необходимое для перехода количество добавляемых элементов второго режима (законов, указов и других обязательных для выполнения силовых актов) должно быть достаточно большим. Какое время нужно затратить на изменение соотношения элементов – не существенно. Но чем оно меньше, тем больше такой переход энерго– и ресурсозатратен.
Другой способ переключения заключается в изменении параметров системы, почему и называется параметрическим. В отличие от предыдущего случая, здесь время воздействия не может быть очень малым. И всё же при сопоставлении основных характеристик этих двух видов переключения видно, что параметрическое удобнее и целесообразнее силового. Но нужно помнить о некоторых особенностях параметрического переключения. В некий момент система достигает точку неустойчивого равновесия между старым и новым режимом функционирования. Это так называемый лаг-период, очень опасный с точки зрения влияния любых малых флуктуаций. Смысл этого напоминания в следующем: системе выгодно сперва выключиться из исходного режима, а потом включиться в конечный, но не наоборот.
Во все века можно найти примеры осуществления обоих видов перехода, силового и параметрического. В первобытных обществах они осуществлялись на уровне «природа–человек», позже также и на межгосударственном (междинастическом) уровне. С какого-то момента оказалось возможным воздействовать на социальные группы и отдельных личностей; в этом, в частности, суть дворцовых интриг, коими так славен весь период Средневековья. Но вот пришло время, когда каждый человек непрерывно находится в «информационном поле». Средства массовой информации (СМИ) непрерывно подвергают человека своему воздействию, передавая информацию, которая зачастую может не иметь никакого отношения к реальности.
Если раньше отдельные личности могли инициировать параметрический переход систем из одного режима в другой неосознанно, или интуитивно, то теперь возможности непосредственного воздействия на общественное сознание применяются на научной основе. Подробно отработан практический опыт воздействия на сознание людей, что хорошо видно на примере рекламного бизнеса. Насколько массирована такая обработка, видно из того, что, например, в США средний американец получает свыше 1,5 тысяч рекламных объявлений в день. На рекламу тратятся колоссальные средства только потому, что затраты дают конкретный результат: люди подчиняются её воздействию!
Понятно, что если реклама даёт возможность торговцам достигать своих целей по продаже, то и вообще «правильная» подача информации позволяет политикам достигать своих, неведомых обычным людям целей. Ныне технологиям использования психо-социальных особенностей людей обучают где угодно: в школах, колледжах, университетах. Вполне хватает специалистов, умеющих заставить массы действовать в нужном для кого-то направлении даже против своих интересов.
Новая социальная структура – политтехнологическое сообщество вкупе со СМИ, развивается по своим законам и в своих целях, никак не связанных с интересами общества.
Модели развития государства
Государство, как таковое, можно исследовать по всякому: с точки зрения его природы и происхождения, формы организации власти, управления, доходов и расходов, хозяйства, населения, способов достижения целей. То есть сама эта система – государство – состоит из множества систем, подсистем и структур. Мы ещё вернемся к этому вопросу, а пока посмотрим: как же оно возникает?..
В рамках теории эволюции мы придерживаемся взгляда на возникновение государства, как на результат естественного роста общества. Оно сменяет, как правило, родовой строй, при котором не было социальной наследственной дифференциации людей, а значит, не могло быть и государства. Распорядок общественной жизни в родах и племенах поддерживался силой привычки, традиции, моральным авторитетом старейшин, которые представляли общие интересы всех членов рода или племени.
В результате появления прибавочного продукта и необходимости его дележа начался переход родового общества к классовому. Развитие производительных сил общества, разделение труда привели к возникновению частной собственности, имущественному неравенству людей и расколу общества. В руках отдельных лиц накапливались большие богатства; так произошло выделение родовой знати. У них же оказались посты родовых старшин и племенных вождей, а формирование родовой аристократии привело к становлению публичной власти.
Для закрепления новых экономических условий требовалась новая организация общества; произошёл фазовый переход, приведший к возникновению соответствующих структур: государство сломило сепаратистские тенденции отдельных племён, оставаясь выразителем и защитником интересов родовой аристократии. Создался бюрократический аппарат и постоянная армия, частично использующаяся и для внутренних нужд.
На многих территориях война стала силовым фактором образования союзов племен, а общность практической деятельности и единые требования налога – параметрами образования первичной народности. Помимо армии, главными элементами при создании государства стало развитие общей идеологии, системы правовых норм и общего религиозного пантеона. Эти структуры развивались, взаимно влияя друг на друга. Причём согласно хронотронической теории эволюции, спонтанное возникновение государства – процесс маловероятный, то есть нереализуемый; если же он проходил поэтапно, то переход на каждый новый этап возможен с высокой вероятностью.
В современной науке государство признают продуктом или завоевания, или Божественного установления, или договорным установлением, или, наконец, результатом естественного роста общества.
В первом случае субъектом прав и власти в государстве признаётся завоеватель, суверен, монарх. Права всего остального населения охраняются постольку, поскольку это совпадает с интересами суверена. Единоличный властитель может быть заменён небольшой группой (олигархия) или классом (аристократия). И в том и другом случае личность граждан совершенно поглощается государством.
Во втором случае (Божественное установление) назначением государства признается осуществление нравственного закона, открываемого Богом через жрецов. Эта форма (теократия) есть замаскированное господство жреческой касты, оспаривающей власть у касты завоевателей.
Какова русская монархия? Понятно, что она достаточно самобытна. Чтобы не тратить лишних слов, приведём мнение Ивана Солоневича. Этот философ, выходец из белорусской крестьянской семьи, он стал журналистом в С. – Петербурге, был свидетелем всех революционных преобразований 1917 года; занимался организацией физкультурной работы в советской Москве, а в начале 1930-х бежал на Запад, где и умер в 1953 году. Вот что он пишет о русской монархии:
«Русский царизм был русским царизмом: государственным строем, какой никогда и нигде в мировой истории не повторялся. В этом строе была политически оформлена чисто религиозная мысль. «Диктатура совести», как и совесть вообще, – не может быть выражена ни в каких юридических формулировках, – совесть есть религиозное явление. Одна из дополнительных неувязок русских гуманитарных наук заключается, в частности, в том, что моральные религиозные основы русского государственного строительства эта «наука» пыталась уложить в термины европейской государственной юриспруденции. И с точки зрения государственного права – в истории Московской и даже Петербургской империи ничего нельзя было понять; русская наука ничего и не поняла. В «возлюби ближнего своего, как самого себя» никакого места для юриспруденции нет. А именно на этой православной тенденции и строилась русская государственность. Как можно втиснуть любовь в параграфы какого бы то ни было договора?»…
