Он негодующе взмахнул свободной рукой.
— Ему по душе лишь сосиски с каштанами! Чтобы как-то утешиться, я варю их в вине. А уж потом обжариваю — в разных режимах! Но все равно — каштан есть каштан.
Он укоризненно покачал большой головой, его двойной подбородок мелко затрясся.
— О, Массимилио, ты ведь должен понять! Потеряв обоняние, Лоренцо потерял и возможность наслаждаться твоей великолепной стряпней.
Деметриче расправилась с очередной тарталеткой, хлебнула вина и вновь принялась за паштет.
— Бедняга! — Повар осушил свой бокал и вновь наполнил его. — Треббьяно — это вино, — заметил он одобрительно. — Зря от него воротят нос господа! Им же, собственно говоря, и хуже…
Деметриче уже насытилась и придала лицу умильное выражение.
— Мне бы очень хотелось отведать еще и конфет, но, Массимилио, давай их отложим. Ночь такая холодная, что я, пожалуй, отдам предпочтение супу, особенно если он будет горячим!
Массимилио глянул на донну с большим подозрением, но все же ушел вглубь просторного помещения, чтобы поставить котелок на огонь. Вернувшись, он мрачно сказал:
— Этот чужак, который теперь крутится возле Лоренцо… с нехристианским именем… как его?
— Ракоци, — подсказала Деметриче.
— Да. Он всех нас здорово озадачил! Устроил в новом палаццо необычную кухню и начинил ее всякими варварскими устройствами. Конечно, это, в конце концов, его дело, ведь он иностранец, но, — прибавил великан, кривя неодобрительно рот, — клянусь, я лучше уморил бы всех с голоду, чем прикоснулся к этим вещам.
Высказавшись таким образом, он запустил руку в маленький шкафчик и выудил из него полную пригоршню каких-то семян.
— Я прибавлю немного кориандра, чтобы вы согрелись поосновательней.
— Ты очень добр, Массимилио!
Деметриче пошла за поваром к очагу. Суп уже начинал закипать, распространяя вокруг восхитительный аромат.
— Ах, донна Деметриче, это самое малое, что я могу сделать для вас. Вы так добры, так любезны! Сегодня мне нечем было особенно вас порадовать, но смотреть, как вы едите, для меня огромное удовольствие!
Он вылил дымящееся содержимое котелка в большую деревянную чашу.
— Вот! Ешьте себе на здоровье, и сладких вам снов. А у меня еще много работы. Завтра к нам припожалуют два болонских купца, чтобы встретиться со старейшинами цеха прядильщиков. Лоренцо дает им обед. Они будут говорить о сукне и деньгах и не смогут по-настоящему оценить то, что я приготовлю!
— Бедный Массимилио! — Деметриче был глубоко симпатичен этот сокрушающийся гигант, — Если хочешь, оставь что-нибудь для меня, и позже мы с тобой без помех всем полакомимся.
Повар обернулся к ней в сильном волнении.
— Вы разве не будете обедать вместе со всеми?
— Нет, если они намерены говорить только о сукне и деньгах.
В ее глазах появился задорный блеск.
— Мне будет гораздо приятнее отобедать с тобой. Еда в хорошей компании вдвое вкуснее! — Она ласково притронулась к гигантской ручище.
— В хорошей компании все хорошо, — с важностью заявил Массимилио. Затем совсем другим тоном он добавил: — Для меня большая честь разделить с вами трапезу, донна! Я получил новорожденных ягнят и намереваюсь особым способом их приготовить.
Деметриче пришла в полный восторг.
— Я уже умираю от ожидания!
— Радость моя, я сам умираю от счастья! — закричал Массимилио, убирая со стола пустую тарелку. — А теперь быстренько бегите в постель, чтобы горячий суп навеял вам сладкие сны!
Маленькая спальня ее находилась на третьем этаже палаццо Медичи. Она потушила свечу и задернула занавески. Сон Деметриче действительно был глубок и приправлен чудесными запахами имбиря, чеснока и кориандра.
* * *
Письмо Алессандро ди Мариано Филипепи к Леонардо да Винчи.[8]
Леонардо в Мшане приветствует его друг Боттичелли!
Со своим посланием, писанным в день святого Антония, посылаю тебе новые краски. Возможно, ты проявишь к ним интеpec. Алхимик, приятельствующий с Лоренцо, знает секрет их получения.
Я успел убедиться, что они обладают особенной яркостью; думаю, в скором времени в этом же убедишься и ты!
Письмо твое дошло до меня 27 марта. Если Сфорца[9] так донимает тебя, зачем тебе там оставаться? Лоренцо просто мечтает о твоем возвращении, и хороших заказов у нас хоть отбавляй. Уж никак не менее, чем в Милане. Обдумай это, мой дорогой. Ты многое упускаешь. Даже этот насмешник Полициано говорит о тебе с уважением!
Ты, возможно, опечалишься, узнав, что Лоренцо неважно себя чувствует. Это уже с ним бывало, он пьет воды и утверждает, что они ему помогают. Но верится в это плоховато. Его руки теперь опухают гораздо чаще, чем прежде, а без приступов слабости не проходит и дня. В последнее время дальняя родственница Медичи донна Деметриче Воландри взялась читать ему вслух. Иногда — труды Платона, [10] иногда — просто новеллы; он проводит с ней все вечера. Однако ум его все еще не утратил своей остроты, и он по-прежнему окружает себя одаренными, талантливыми людьми. Взять хотя бы молодого Буонарроти[11]. Несмотря на все твое отвращение к мраморной скульптуре, ты вынужден будешь признать, что в нем угадывается художник большого масштаба. Лоренцо весьма гордится успехами юноши. Я думаю, он втайне хотел бы, чтобы надежды подобного плана подавали и его сыновья.
Возможно, Джованни[12] и пойдет далеко, но не в искусстве, а на стезе служения церкви: ум у него цепкий и очень живой. С Пьеро[13] все по-другому. Он не меняется и ведет себя как капризный ребенок, требующий постоянного внимания окружающих.
А вообще все у нас хорошо. В день Вознесения состоялось великолепное празднество, и вся Флоренция вышла ловить кузнечиков на поля. В Сан-Лоренцо была отслужена месса в память о брате Великолепного — Джулиано[14]. Это громкое дело легло на дом Пацци[15] неизгладимым пятном.
Мы слышали, ты все еще не оставил привычки покупать на рынке птиц и отпускать их на волю. Кое-кто из путников, проезжавших через Милан, видел это своими глазами (приятель нашего алхимика, например).
Леонардо, этих птиц не спасешь! Их тут же поймают и вновь тебе же и продадут. Удивительно, как ты, со своим умом, не можешь постигнуть такую простую вещь. Но еще удивительнее то, что человек, изобретающий изощренные орудия военного назначения и бестрепетно полосующий мертвецов, отказывается употреблять в пищу нежнейшее птичье мясо, усматривая в том какой-то особенный грех.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
