— Вставай, — сказал он наконец. — С тобой ничего страшного не случилось. Я сам отвезу тебя домой.
Тэль словно ждала разрешения. Немедленно села, оправила свитерок, сложила руки на коленях. Аккуратная примерная девочка. И не скажешь, что в голове сквозняк.
— Ко мне на такси не доедешь, Виктор, — сообщила она. По деловому, без всякой насмешки или вызова. Напротив, с благодарностью, словно предложение ей очень польстило.
— И что же тогда делать?
В глубине души Виктор надеялся, что девочка встанет и уйдет. Сама. И пешком. Нет, конечно, это было бы не слишком правильно — отпускать ребенка, да еще раненного, в ночь.
Но где-то в глубине души ворочался холодок предчувствия. И говорил он одно: если девочка сейчас не уйдет — из его квартиры и из его жизни, то будет плохо. Очень плохо.
Почему только эти сволочные предчувствия такие однобокие? А что произойдет, если он сейчас выставит девчонку за дверь? Станет лучше?
Тэль смотрела ему в глаза.
— Мы ляжем спать, — сказала она с подкупающей простотой. Подумала, и уточнила: — Я маленькая, мы на тахте поместимся. А утром пойдем ко мне.
Вот теперь Виктора проняло окончательно.
— Так, — сказал он.
Взял девочку за плечо, поднял с тахты. Молча поволок в прихожую. В голове сразу возникла целая куча неприятностей, которые крылись за предложением Тэль. То ли вычитанные в газетах, то ли мгновенно придуманные гнусности. Самым безобидным было пробуждение в обчищенной квартире… да что у него воровать-то? Далее следовали небритые граждане кавказской национальности, включенные утюги, сроки за растление малолетних и прочие радости бульварных газет.
— Виктор! — Девочка внезапно вывернулась из его рук. Прижалась к стене, под злополучным электрощитком.
— Выметайся, живо! — Виктор пытался говорить зло и убедительно, но получалось это плохо. Ну не походила эта девочка на пособницу какой-то грязной аферы! Никак не походила! Да и в словах ее, похоже, не было ничего, кроме предложения уснуть на одной кровати. — Выметайся!
— Почему? — совсем растерянно спросила девочка.
— Почему, говоришь? — Виктор указал взглядом на пол. Конечно, основная лужа была в подъезде, но и здесь хватало бурых пятен. — Это не твоя кровь! Ты бы так не прыгала, Тэль… или как там тебя!
— Не только моя, — легко согласилась девочка. — Я отбивалась.
Час от часу не легче! Может быть на лестнице этажом ниже валяется труп?
— Он ушел. А мне было не до него. Я шла к тебе.
От легкости, с которой Тэль отвечала на незаданные вопросы, делалось неуютно.
— Почему — ко мне?!
Виктор уже не рассчитывал на нормальный ответ. Может быть потому его и получил.
— Наши предки знакомы.
Ох уж этот жаргон! Предки! И все-таки что-то проясняется. Виктор с безумной скоростью прокрутил в голове маминых подружек и их мельком виденных чад. Смутно вспомнились несколько рыжих девчонок. Надо позвонить маме. Спросить, кто из дочек-внучек ее подруг предпочитает играть с самодельными мечами, а не с куклами и компьютерными приставками… Да. Конечно. Позвонить…
— Идем в комнату, — устало сказал Виктор. — Ладно. Хорошо. Я идиот. Я доверчивый кретин. Не требую объяснений и доказательств. Но скажи, пожалуйста, откуда наши предки знакомы?
Девочка обиженно поморщилась:
— Они вместе воевали.
— Что?!
Несколько секунд Виктор потратил, пытаясь представить маму или папу на войне. На какой-нибудь «необъявленной». Маленькая, пухленькая учительница математики в джунглях Вьетнама или близорукий, в очках с линзами минус семь, отец в горах Афганистана… Надо же, какая увлекательная версия!
— Девочка, мои родители не воевали. Нигде и никогда. Честное слово. Их даже в тыл врага с парашютом не сбрасывали.
— Я не говорила о родителях, — спокойно возразила Тэль. — Твои бабушка и дед — воевали.
Виктор осекся на полуслове. Родителей отца он толком и не знал. Рано умерли, и, кажется, произошло что-то такое в их жизни, о чем вспоминать особо было не принято. А вот баба Вера…
В детстве он проводил у нее каждое лето. И тогда, и сейчас баба Вера жила в глухой деревеньке в Рязанской области. Есть такой тип людей, что совершенно не переносят городской жизни. Даже в мамин городишко она выбиралась редко и с неохотой. В Москве, у него, не бывала никогда, хотя здоровье (тьфу-тьфу) позволяло. Была баба Вера высокой, без намека на старческую сгорбленность. С острым взглядом янтарных глаз, с черными и на восьмом десятке лет волосами. А еще в ней было то, что называют «породой». В войну — настоящую, единственную, которой принято гордиться, была она немногим старше Тэль. Но — воевала. В партизанском отряде. Маленький Виктор, как водится, в свое время пристал к бабушке с расспросами: «Расскажи, как убивала фашистов!»
И баба Вера рассказала. Да так подробно, что мама, услышавшая от сына восторженный пересказ, первый и последний раз поругалась с бабушкой. Виктор, укрывшись с головой одеялом, перепуганно вслушивался в перебранку из соседней комнаты. «Мама, да ты сумасшедшая! — кричала на бабушку его мать. — Шею резать не с той стороны, где стоишь, да? А то кровью запачкаешься? Ты что ребенку рассказываешь? У него же травма, психическая травма будет!» И голос бабушки, спокойный, ледяной… как у Тэль… как у Тэль! Что-то о лице смерти и цене жизни. Про то, что Виктор не спит, все слышит, и от маминой истерики у него как раз и может быть психическая травма.
Бабушка всегда знала, когда он спит, а когда притворяется. И звала его только Виктором. Никаких Витенек-Витюшек-Витюлечек, от которых коробит любого мальчишку. С бабой Верой было хорошо и жутковато одновременно. Виктор мог соврать маме или отцу, но бабушке даже не пытался.
— Ты мне веришь? — неожиданно спросила Тэль.
Виктор пожал плечами. И честно сказал:
— Нет.
В щитке щелкнуло, и свет погас.
— Часто так? — с живым интересом спросила девочка из темноты.
— Отойди от щитка. — Виктор поймал ее за руку и оттащил в комнату. — Стой.
Поминутно налетая на стены, он выбрался на кухню, стал на ощупь искать свечку. Все, хватит на сегодня войны с проводкой. Завтра надо вызывать электрика.
Свечка нашлась не сразу. Почему он за пять лет не научился ориентироваться в собственной квартире? Стоит погаснуть свету — и словно сходятся стены, а потолок опускается и давит. Никогда ведь не жил в роскошных просторных апартаментах…
Когда Виктор, прикрывая ладонью язычок огня, вернулся в комнату, Тэль у порога уже не было. Она сидела на тахте, задумчиво листая журнал «Медведь». Журнал, кстати, раньше лежал на книжной полке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
