Хиллориан взялся за голову. По столице Конфедерации вольно разгуливал человек с нулевой пси-активностью. Которая, в общем-то, подразумевает отнюдь не врожденный кретинизм, а как раз напротив – жесткий сознательный или бессознательный самоконтроль и неуловимость для всевозможных следящих пси-устройств, столь любимых Департаментом Обзора. В целом недоверие к “железякам черепков” имело собственные основания. Мысли эта техника, естественно, не читала, претендуя лишь на отслеживание физического перемещения био-объекта и фиксацию общего эмоционального фона (“агрессор, стой!”). Теперь эти претензии обнаружили собственную чрезмерность, “ментальники” (в просторечии “дебильники”) пасовали перед безымянным агентом Иллиры…
Позже он обрел имя. Имя ему было – Стриж.
Хиллориан не верил разумом, что когда-нибудь встретится с неуловимым Стрижом лицом к лицу, и, тем не менее, предчувствовал – это случится. Случилось всего-то через четыре года, в разгар Третьего межгражданского пограничного конфликта, когда отчаявшийся принцепс Иллиры бросил в мясорубку партизанской войны офицеров спецподразделений.
В 6997-м, стоя возле бурно вспенившегося остова калассиановского Центра, полковник еще не знал, что будет держать на мушке висок иллирианца…
* * *
7005 год. Каленусия. Сектор Эпсилон. Тюрьма строгого режима Форт-Харай.
– Здравствуй, мой старый враг! Рад видеть вас, колонель… Или уже женераль?
– Полковник.
– Вас мало ценит Отчизна.
– Вас еще меньше. Садитесь на стул. Вон на тот – на пластиковый.
Полковник не без интереса рассматривал теперешнего Дезета. На лицо сардар почти не изменился – пожалуй, запали похудевшие щеки, резче обозначились морщинки вокруг глаз. Что-то в нем было странное: нет иллирианской формы, понял Хиллориан. Мундир срастается с человеком как вторая кожа. Мундир не обязательно в буквальном смысле – тут годится и некий моральный эквивалент: чувство сопричастности. Стриж был одет в синюю рубашку и такие же брюки, то и другое изрядно потерто, но в аккуратном состоянии. Руки напряженно лежали на коленях – отметил Хиллориан.
– Хотите сигарету?
– А я не курю – берегу здоровье.
– Ну-ка, ну-ка, покажите ладони.
Бывший сардар нехотя расцепил пальцы.
Ладони сплошь покрывали старые, свежие и чуть поджившие ссадины и волдыри.
– Чем занимаетесь, Стриж?
– Риторический вопрос. На этой неделе – копаю дренажные канавы.
– Ну и как?
– Достиг поразительных результатов. А вам, что, собственно, надо? Я не верю, что в Форт-Харай вас привело бескорыстное желание осмотреть главную местную достопримечательность. Меня, то есть.
– С чего вы так решили?
– Практика – критерий истины. Я по опыту знаю, чем оборачивается общение с вами, колонель. Сначала вы объявляете человеку о близкой смерти. Потом расписываете ее пикантные подробности. Когда несчастный, доверчивый дурак уже на грани безумия, вы как бы нехотя предлагаете ему выход: пойди туда-то, сделай то-то, расскажи про кое-что. По-видимому, предполагается, что оболваненная жертва должна еще и испытывать признательность. Со мною любовную прелюдию можно пропустить: я не обижусь. Итак, пугать будете потом. Вываливайте, чего от меня нужно Каленусийскому Департаменту Обзора?
Хиллориан искренне восхитился – иллирианец, несмотря на плачевное положение, сохранял еще изрядную долю стиля.
– Я никак не могу понять, Дезет – есть у вас акцент Иллиры или нет? Вроде бы и нет никакого акцента, однако, что-то странное в речи все же чувствуется.
Дезет задумался.
– Не знаю, мне самому трудно судить. А вы как думаете?
– Вы говорите слишком правильно. Идеально чисто и безукоризненно выговариваете каждое слово, даже бранное. Вот это и странно.
– Меня всегда подводила лишняя старательность.
– Склонен согласиться.
Стриж, кажется, прекрасно понял скрытый смысл, но предпочел принять нарочито непонятливый вид.
– Итак?
– Вы правы, Дезет, у меня к вам есть предложение. Мне нужно знать ваше мнение по одному вопросу. Поверьте, я ваше мнение ценю. Взгляните сюда.
Он подал иллирианцу заранее приготовленную стопку документов. Тот встал, чтобы принять ее, опустился снова на черный пластиковый стул и расположил бумаги на коленях.
– Мне нужно время, чтобы разобраться.
– Читайте прямо сейчас. Я подожду.
Некоторое время Дезет сосредоточенно шуршал страницами.
– Ну что ж, я понял. Мое мнение – это дело отчетливо связано с общементальной проблемой. Однако для того, чтобы получить такой вывод, не стоило ехать в вельд. Сами-то додумались?
– А как же. Ну и что бы вы стали делать на моем месте, Стриж?
– Отправил бы туда мобильную группу из самостоятельных, толковых людей. Сенса, аналитика, еще пару-тройку полезных личностей. Пусть разберутся на месте.
– Я рад, что наши мнения совпали. Вот я и хочу предложить вам поучаствовать в этом исследовании. Не все же дренажные канавы копать.
– Вы шутите?
Стриж собрал бумаги в пачку и сейчас, осторожно постукивая, подравнивал ее края.
– Нисколько.
– Вас не останавливает, что в общементальную проблему на территории Каленусии придется посвятить иностранца, к тому же – иллирианца, да еще и военного преступника?
– Нет.
– Вы свихнулись, колонель.
– Вовсе нет. У вас есть одно ценное качество, Дезет. Нулевая внешняя пси-активность. А попросту: негипнабелен, не внушаем, пси-неконтактен, не подвержен ментальной наводке. Полный ноль и глухо по всем паранормальным параметрам. Вы автономны, Дезет.
– Эта автономность едва не загнала меня на тот свет.
– Да, знаю. Ординарный суд первой инстанции признал вас подлежащим полной личной ответственности, как неподверженного даже легкому внелогическому внушению.
– Попросту отправил меня на виселицу.
– А вы ее не заслужили?
– Я не буду обсуждать этот вопрос.
– “Не буду обсуждать” – ваша традиционная увертка. Потому что вам попросту нечего сказать в ответ. Ваш след – вполне реальные трупы: мужчины, женщины, старики, дети…
– Детей я отпускал.
– Чтобы они сами погибли без еды и крова?
– Я к этому не стремился.
– А к чему тогда стремились вообще?
– Я служил Иллире так, как было принято.
– Это с вашим-то внешним пси-нулем? Да вас по определению невозможно оболванить!
– Хватит. Я пришел сюда не для того, чтобы слушать ваши душеспасительные беседы. Вы имели возможность меня повесить. Вы почему-то этого не сделали. Примите мои искренние и глубокие соболезнования – я жив. Ваш аэробус ушел. Все.
– Да, в некотором смысле ушел. Скажите, уже не для протокола, не для того, чтобы спасти себе жизнь – вы когда-нибудь раскаивались в содеянном?…
* * *
Шесть лет назад.
28 июня 6999 года. Граница Каленусии и Иллиры. Долина Ахара.
Стриж опустил излучатель и, прищурясь, посмотрел на солнце. Рыжий мохнатый диск чуть сдвинулся влево.
– Канингем, останешься здесь. Все прочие временно переходят по твое начало. Локс, Фисби – за мной.
Троица поднялась из кустов и перебежками двинулась к темнеющим неподалеку обветшалым стенам домов. Слепые выбитые окна неприветливо чернели. Дезет навел ствол на ближайший проем, осторожно высунулся из-за косяка. После яркого солнца перед глазами плавали бурые круги.
– Все чисто. Никого.
– Эй, капитан. У нас тут “гости”.
– Кто?
Фисби стволом подтолкнул прикладом девочку лет четырнадцати. Рядом стояли мальчишки-близнецы, не старше пяти лет.
– Где их родители? Сбежали? Эй, ты, – он навел ствол на девушку-подростка, – ты видела здесь солдат?
Девушка молчала, на враз побледневшем некрасивом лице резче выступили почти черные веснушки.
– Ты понимаешь мою речь? Видела солдат?
Девочка кивнула и указала на заржавших Локса и Фисби.
– Она немая идиотка. Пошли, Стриж. Здесь нет каленусийской спецкоманды. Остановимся на ночь – их родители вернутся завтра.
Дезет проследил, как пушистый след косо ушедшей в зенит сигнальной ракеты тает в воздухе. Пахло горькой полынью и жарой.
Подошедший отряд Канингема занимал пустые дома. Не совсем пустые. На тридцать домов обнаружилось полсотни припрятавшихся жителей: в основном подростки, старухи и младенцы. Десяток мужчин: обожженные солнцем фермеры из окрестных местечек. Каленусианские женщины-крестьянки с глазами терпеливых коров. Стриж пожал плечами и отвернулся.
– Обыскать. С оружием налево, без оружия направо. Проверить дома.
Обыск затянулся. Излучателей не нашли нигде: ни в коттеджах, ни в полуразвалившейся риге, ни в крошечном здании школы. Локс грязно ругался: его светлая кожа сильно обгорела на солнце.
– Что делать с этими?
– Мужчин – закрыть в сарай. Женщин и пацанву – по домам. Продукты есть?
Найденный запас оказался более чем скромен – и тут же пошел в ход. Фисби сидел на корточках перед походным котлом и помешивал варево чисто оструганной палочкой. Стриж вошел в дом – от раскалившейся за день жестяной крыши веяло нестерпимым жаром. На единственной деревенской улице чуть посвежело – сгустившуюся черноту неба пробили редкие звездочки, Селена-прим заметно приподнялась над горизонтом. Неподалеку, поджав ноги, сидела все та же немая девчонка – глаза из-под спутанных волос голодно следили за котелком.