— Никто не идёт через границу. Тишина…
А мы лежим в кустах. Так вот, я лежу, рядом — Потап. Чуть подальше — Кошкин с автоматом. Зорко следит Кошкин: не идёт ли кто через границу? И я тоже смотрю, и Потап смотрит. Нет, никто не идёт.
На третьем часу у меня уже глаза устали. Одно и то же перед глазами: поляна, озеро, осока…
Осока?
Осока-то шевелится!
Не от ветра ли?
Нет, не от ветра — ветер не дует!
Смотрите-ка, по берегу человек ползёт!
В маскировочном халате!
А халат в серых, зелёных и коричневых пятнах, вот его и не видно!
Тут лоб у меня вспотел, а ноги похолодели. А он ползёт прямо на меня!
«Ну, — думаю, — ползи, халат! Ползи!»
Скоро он совсем близко к нам подполз. Я уже слышу, как он дышит.
Что делать?
Чувствую: нужно что-то крикнуть, а что крикнуть, не знаю. Забыл.
Вот он подползает так близко, что до него доплюнуть можно, я и говорю тогда:
«Попался, голубчик!»
И так хрипло это у меня получилось, как будто в горле была ржавая труба.
Ух, как он напугался! На колени встал и глаза выпучил, а меня не видит. И тут Потап выходит из кустов.
«Шарик, — говорит он Потапу, — это я, Рудик!»
А Кошкин кричит:
«Руки вверх!»
А он руки вверх не поднял, а стал ими по карманам шарить — пистолет искать, но тут Потап навалился на него и мигом обработал. И мы с Кошкиным подбежали, связали голубка.
«Пустите, — говорит он, — я ведь просто так».
«Ничего себе „просто так“, — думаю. — А зачем халат напялил и два пистолета в карман положил?»
Подошёл я к пеньку, звоню командиру — так, мол, и так.
«Высылаю наряд, — говорит он. — Наблюдайте границу».
«Слушаюсь!»
Снова мы с Кошкиным замаскировались, а этого нарушителя — в кустики. Он и не пикнул.
И только мы успели всё это проделать, смотрю — другой ползёт!
— Бросьте! — не выдержал я. — Не может быть!
— Чтоб меня громом разразило! Точно! Второй ползёт и тоже в халате!
«Ну, — думаю, — попёрло-то!»
Вот он подползает, и Кошкин кричит: «Стой!» А я Пота-па выпускаю. У, Потап! Страшный пёс! Вскочил ему на спину, пасть разинул — ужас! Мы с Кошкиным подскочили и только успели этого связать…
— Третий ползёт? — не выдержал я.
— Нет, — сказал Галоша и посмотрел для чего-то на часы. Третьего не было.
— Жаль, — сказал я. — Хорошо бы, если б был третий.
— А вы придумайте, — сказал Галоша. — Когда будете рассказ писать, вы придумайте, что был третий, и дело с концом.
— Посмотрим, посмотрим… — сказал я. — Придумать можно всё, что угодно.
Глава седьмая, в которой Галоша становится красным как рак— Придумать-то можно всё, что угодно, — сказал я. — Интересно, что было на самом деле.
— А вот что, — сказал Галоша. — Не успели мы второго обезоружить — подоспел наряд, высланный капитаном.
— И всё?
— Так точно.
— Ну, спасибо вам, товарищ Галоша. Мне очень понравился ваш рассказ. Я сейчас запишу его в записную книжку. Может быть, вы хотите что-то добавить?
— Да нет, — сказал Галоша и опять посмотрел на часы. — Добавлять особенно нечего.
Тут он снял с головы колпак и подбросил его вверх, и не успел ещё колпак надеться ему на макушку, как дверь открылась, и в комнату вошёл капитан Воронцов.
— Товарищ капитан! Разрешите доло…
— Вольно! — сказал капитан.
Капитан поглядел, что у меня записная книжка, и сказал:
— Собираете материал для рассказа?
— Да вот, — сказал я, — хочу записать кое-что о подвигах товарища Галоши.
— О подвигах? — удивился капитан. — Это о каких же?
— Как — о каких? — удивился теперь я и стал пересказывать капитану то, что слышал.
— Ай-яй, — сказал капитан. — Что это вы, товарищ Галоша, сочиняете?
Галоша сильно покраснел и сказал:
— А что же, товарищ капитан, разве и приврать нельзя?
— Нельзя!
— Слушаюсь!
— Можете идти, — сказал капитан, и Галоша, красный как рак, вышел за дверь.
Глава восьмая, последняяКрасный как рак Галоша вышел за дверь, а мы с капитаном закурили.
— М-да, — сказал я.
Капитан промолчал.
— Отъявленный врун ваш Галоша.
— Приврать он любит. Зато повар хороший.
— На границе и повар не должен зря болтать. Это никуда не годится.
Капитан Воронцов кашлянул.
— Ладно, — сказал он. — Придётся открыть секрет.
— Что такое? — удивился я. — Какой секрет?
— А вот какой. Сегодня на границе сложилась трудная обстановка. Понимаете? Нам нужно было, чтобы вы посидели пока дома. Вот я и дал товарищу Галоше особое задание отвлечь вас, рассказать что-нибудь.
— Трудная обстановка? — удивился я. — Что же это за обстановка такая?
— А это секрет, — ответил Воронцов. — Военная тайна. Пойдёмте-ка лучше ужинать.
На улице была уже ночь. Во дворе заставы на невысоком столбе горел фонарь. Под его светом несколько пограничников чистили автоматы.
«Трудная обстановка, — думал я. — Значит, и выстрел, который я слышал, был неспроста. И, может быть, человек, который померещился мне на скале, был нарушитель!»
— Вообще-то, — сказал капитан, — всё, что рассказал Галоша, было на самом деле с Кошкиным и Молока-новым.
— А насчёт сосисок?
— Насчёт каких сосисок? — удивился Воронцов.
— Ну, насчёт Потапа, — объяснил я.
Капитан засмеялся:
— Это тоже правда. Галоша сумел подружиться с Потапом, а потом приучил его работать с Молокановым. Кошкин и Молоканов задержали двух нарушителей.
Мы вошли в столовую. Там, за окошечком в деревянной стене, стоял Галоша. Увидев меня, он снял с головы колпак и подбросил его вверх, да так ловко, что колпак наделся прямо ему на макушку.
— Прошу, — сказал Галоша.
Он поставил на стол несколько тарелок, и мы стали ужинать, а когда поужинали, капитан спросил:
— Ну, как ужин?
— Отлично! — ответил я.
— Выходит, наш Галоша молодец?
— Пожалуй.
После ужина капитан повёл меня в дежурную комнату. Там стояли два пограничника, а рядом сидел огромный пёс. Действительно, замечательный пёс! Я увидел, что грудь у него крепкая, как у волка, и уши — столбом. Это был Потап.
— Приказываю выйти на охрану государственной границы, — сказал капитан Воронцов. — Отправитесь по дозорной тропе на левый фланг нашего участка… Ваша задача: не допустить нарушения границы!
— Есть не допустить нарушения границы! — ответил старшина Кошкин и вышел на улицу.
Следом — Молоканов и собака Потап.
С крыльца я видел, как они прошли перед освещёнными окнами заставы и пропали в темноте.
БЕЛАЯ ЛОШАДЬ
Прошла ночь.
Бледный рассвет поднялся над горой и осветил кругом горы, камни, скатившиеся со склонов, землю. Нашу и чужую.
Плавная тень выскользнула из ущелья и высоко в небе превратилась в слабую точку — неподвижного орла.
Чужая земля — вот она, близко. Такая же земля, как наша: коричневая, потому что наступила уже осень, завяла трава и стебли её высохли.
На самой вершине горы — пограничная вышка. Оттуда далеко видно: и чужую землю видно и нашу.
Видно, как горы стекают со своих вершин, переходят одна в другую.
Камни вокруг и камни, вялая трава, полосатые пограничные столбы… Пустынно.
Высоко стоит орёл в утреннем небе.
Серо и коричнево по горам. Только в одном месте, на пологом склоне, — зелёная полоса. Там бьёт из земли подкаменный ключ, и трава у ключа ещё не умерла от осенних ночных заморозков, держится, зеленеет до первого снега.
Ключ разливается по земле ручьём, и у ручья, в зелёном квадрате, медленно движется светлое пятно — белая лошадь.
Где-то внизу, в долине, она вырвалась из табуна и помчалась в горы. Вдоль самой границы бредёт лошадь, пасётся.
— Всё тихо, — докладывает пограничник с вышки по телефону, — всё тихо, товарищ капитан. Только возле ручья бродит белая лошадь.
— Белая лошадь?
— Белая лошадь.
— Продолжайте наблюдение.
Вправо, влево, по склону, по ущелью, по нашей земле, по чужой ползут толстые стёкла бинокля. В них плывут каменные россыпи, крутобокий валун искривляется в гранях стекла. Близко перед глазами бродит лошадь.
Солнце приплыло к полудню.
Орёл переместился ниже, и видно теперь, что он совершает медленные круги над землёй.
В ущелье, из которого он поднялся утром, что-то мелькнуло.
Медленно-медленно чуть заметные пятна ползут краем расселины, хоронятся за гребнями камней.
В круглых стёклах бинокля они увеличились — волки.
— Волки! — докладывает пограничник с вышки по телефону. — Идут по следу лошади.
Светлое пятно неподвижно в зелёном квадрате. Лошадь стоит у ручья, охваченная внезапным теплом осеннего солнца. Она покачивает головой, мерно покачивает головой в стёклах бинокля.
