— Как я полагаю, вся эта вода поступает из реки?
— Резиденция потому и называется «Павильон на воде», — обронила в ответ девица.
Перед решетчатыми створками золоченых дверей двое часовых с длинными алебардами вновь остановили паланкин. Сопровождавший паланкин гвардеец объяснил цель визита и прошествовал дальше. Часовые опять задернули занавески снаружи, и двое в паланкине вновь оказались в полной темноте.
— Посторонним не разрешается видеть расположение внутреннего Дворца, — изволила объяснить девица.
Судья вспомнил, что на карте командира Сю на месте Павильона на воде было белое пятно. Ничтожны те власти, что не заботятся о мерах собственной безопасности. Судья попытался угадать направление, в котором несли их паланкин, но вскоре потерял счет поворотам и бесчисленным лестницам. Наконец гостей опустили на землю. Гигант в тяжелых доспехах и заостренном шлеме с плюмажем приказал прибывшим войти. Его огромный помощник постучал рукояткой палаша по кованым железным створкам. Судья мельком успел увидеть мощеный двор, обнесенный выкрашенными в красное стенами. Железные двери распахнулись настежь, и тучный человек в длинном одеянии из золотой парчи и коническом головном уборе черного лака жестом пригласил их войти. Его круглое безмятежное лицо с широким носом было абсолютно лишено растительности. Кивнув девице, словно старой знакомой, евнух высоким пронзительным голосом обратился к судье:
— Его превосходительство Главный Евнух хочет видеть вас прежде, чем вы пересечете Золотой мост, доктор.
— Моя мать в очень плохом состоянии, — поспешно оборвала его девица. — Доктор должен не мешкая осмотреть ее, иначе…
— Указания его превосходительства были совершенно недвусмысленными, — спокойно возразил тучный человек с лунообразным лицом. — А к вам нижайшая просьба подождать здесь, барышня. Сюда, пожалуйста, господин доктор. — Он указал на длинный пустой переход.
Глава пятая
Судья Ди встревожился: он понял, что на раздумья у него осталось едва ли не полминуты, то есть ровно столько, чтобы достичь лакированной с позолотой двери в конце перехода.
До сих пор его почти не заботила необычность ситуации, поскольку та особа, что вызвала его во Дворец, должна была обладать определенным весом и, осведомленная хитроумным Сю, знать о том, кем он был на самом деле. Эта особа пожелала сохранить в тайне цель его визита и несет полную ответственность за то, что судья проник во Дворец обманным путем. Но, очевидно, эта покровительствующая особа не рассчитывала на то, что в дело вмешается Главный Евнух. И вот теперь, во время предстоящей аудиенции, судья вынужден либо солгать одному из самых высокопоставленных чиновников Двора, что полностью шло вразрез с представлениями судьи о долге перед государством, либо сказать правду, последствия чего он даже отдаленно не мог себе представить. Откровенность могла навредить правому делу, но она же могла разоблачить и коварный замысел. Судья взял себя в руки. Если продажный придворный или развратный чиновник собирается использовать его в гнусных целях, это значит, что он, судья, в чем-то изменил идеалам чести и правосудия, следовать которым он считал своим долгом. То есть он всецело заслужил позорную смерть, которая ждет его в том случае, если обман раскроется и его подлинное имя будет установлено. Эти размышления прибавили судье уверенности в себе. И в тот момент, когда тучный евнух постучал в дверь, судья нащупал одну из визитных карточек, написанных им в «Зимородке».
Прямо на пороге он преклонил колени и почтительно поднял визитную карточку над опущенной в поклоне головой. Кто-то взял карточку из его руки, и он услышал отрывистый разговор шепотом. Затем тонкий раздраженный голос произнес:
— Да, да, я знаю обо всем этом!.. Позвольте мне взглянуть на ваше лицо, доктор Лян!
Подняв голову, судья с удивлением обнаружил, что вместо великолепного присутствия, которое он ожидал увидеть, он оказался скорее в изысканной библиотеке мудреца с утонченным вкусом. По стенам справа и слева высились книжные шкафы, заставленные книгами в парчовых переплетах и рулонами свитков, а просторное окно в глубине комнаты выходило в прелестный сад, где среди камней причудливой формы цвело множество цветов. На широком подоконнике в разноцветных вазонах редкого фарфора росли орхидеи. Тонкий аромат заполнял комнату. За письменным столом розового дерева в огромном резном кресле сидел, сгорбившись, старик. Он был облачен в просторный балахон из жесткой парчи, складки ткани, топорщась, ниспадали с покатых плеч. Желтое, болезненное лицо с редкими седыми усами и бородкой казалось крошечным и остреньким под высоким, филигранной работы головным убором, богато инкрустированным драгоценными камнями. За спиной сидевшего в кресле стоял высокий широкоплечий человек, одетый во все черное. С бесстрастным лицом он пропускал сквозь пальцы огромных волосатых рук красную шелковую петлю. Некоторое время старик из-под тяжелых век смотрел на судью пустыми глазами. Затем произнес:
— Встаньте и приблизьтесь!
Судья поспешно встал и сделал три шага вперед. Он низко поклонился и, сложив руки в длинных рукавах, замер в ожидании той минуты, когда Главный Евнух обратится к нему. Тяжелое дыхание за спиной у судьи подсказало ему, что тучный евнух стоит тут же, рядом.
— Почему фрейлина Гортензия вызвала вас? — спросил старик дребезжащим голосом. — У нас при Дворе есть четыре прекрасных врача.
— Ничтожный, — почтительно отвечая судья Ди, — не смеет даже сравнивать себя с великими целителями, практикующими во Дворце. Случилось, однако, так, что исключительно в силу счастливого стечения обстоятельств мне удалось справиться с подобными же симптомами болезни, от которой страдает достопочтенный Го. По своей великой доброте достопочтенный Го, должно быть, слишком высоко оценил скромные способности ничтожного врачевателя, представшего перед вами.
— Понятно. — Главный Евнух медленно потер острый подбородок, подозрительно рассматривая судью. Неожиданно он вскинул глаза и решительно приказал: — Оставьте нас одних!
Человек в черном двинулся к двери, тучный евнух — за ним. Как только за ушедшими закрылась дверь, старик медленно поднялся с кресла. Если бы не его согбенные плечи, он был бы почти такого же роста, как судья.
— Я хочу показать вам мои цветы. Идите сюда, — сказал он и заковылял к окну. — Эта белая орхидея очень редкая и капризная. Аромат ее тонок и еле уловим. Я сам ухаживаю за ней изо дня в день. Давать жизнь и пестовать живое, доктор, не заказано лицам моего положения и состояния.
Судья выпрямился:
— Процесс творения воистину универсален, ваше превосходительство. Чрезвычайно неумны те, кто считает, что созидание доступно только людям.
— Какое удовольствие, — сказал Главный Евнух с некоторым сожалением, — беседовать в непринужденной обстановке с просвещенным человеком. Во Дворце, доктор, слишком много глаз и ушей. Чрезвычайно много… — И, почти смущенно глядя полуприкрытыми глазами, он спросил: — Скажите, почему вы избрали врачевание делом жизни?
Судья немного помедлил с ответом: вопрос можно было понять двояко. Он решил действовать наверняка.
— Наши древние мудрецы говорили, ваше превосходительство, что болезни и страдания — не что иное, как отклонение от Всеобщего Пути. Мне казалось, что восстанавливать естественное течение вещей — очень благородное дело.
— Вы узнаете, что поражение на этом пути встречается столь же часто, как и успех.
— Я признаю ограниченность человеческих возможностей, ваше превосходительство.
— Правильный подход, доктор. Очень правильный. — Он хлопнул в ладоши и приказал вновь появившемуся евнуху: — Доктору Ляну дозволено пересечь Золотой мост. — Обращаясь к судье, он хмуро добавил: — Я надеюсь, что больше визитов не потребуется. Здоровье высокочтимой госпожи Гортензии мы принимаем близко к сердцу, но не можем допустить, чтобы посторонние расхаживали по Дворцу. Прощайте.
Судья Ди отвесил низкий поклон. Главный Евнух сел за письменный стол и вновь погрузился в чтение.
Толстяк повел судью обратно по коридору к ожидавшей его молодой даме. Он вкрадчиво сообщил ей:
— Доктору дозволено пересечь мост, барышня.
Та повернулась и пошла вперед, не снизойдя до ответа.
Длинный переход заканчивался круглой дверью, которую охраняли двое высоких часовых. По знаку толстяка они открыли ее, и трое вошли в прекрасный сад с цветущими деревьями, разделенный узким каналом. Горбатый мраморный мостик шириной всего в три шага соединял берега. Перила, украшенные причудливой резьбой, были позолочены. На противоположном берегу канала возвышалась красная стена, в которой была единственная дверь. Поверх стены виднелась золотая черепица крыши уединенного строения. При входе на мост евнух остановился.
