ли тебе спасение, кров?
Будет ли любовь в порыве пьяном
жарким пламенем дурманить кровь?
Беспокойства шаткое сознание
растворится до пылинок грёз,
ни ответов не узнает, ни признания
тенью ляжет на порядок слов.
Ксения
Ксения мчалась в огонь
на железном лихом коне,
дым заслонял боль,
голос звучал извне.
Напевы восточные лились
на нежную кровь сестёр
и благостным паром открылись
чакры на мир пустой.
Резвились младые чувства,
ладони смыкались вновь,
горели порывы искусства,
громче ревел мотор.
Корни деревьев вздымали
потоком энергию ввысь,
сердце сильнее стучало,
гордый шумел мотив.
И первобытные стоны
в бой рукопашный рвались,
и на закате истомой
лёг на пустыню каприз.
Дом заброшенных судеб
Дом заброшенных судеб
и неверных дорог,
в нём окна — мёртвые души,
а часы на стене — порок.
Тени смешались с пылью,
чёрный ворон кружит огнём,
ветер приносит иней,
холод стучит ногой.
Во мраке исчадие ада,
вдруг, образ изменит свой
и горечь липкого смрада
блаженной запахнет травой.
Множества
Утопает печаль в вине,
закрывается сердце навек,
никому не желаю зла,
я сама разлюбила тебя.
И ни боли, ни трепета,
и никто не поверженный,
так случается, две судьбы
параллельны, вдруг.
И обрывками памяти
времена не встревожатся,
так прощаются глупости,
так прощаются множества.
Там
Достаньте стул мне деревянный,
я посмотрю на вас сидмя,
идеи жизни так глобальны,
а вера в юности важна.
Притянет за уши извозчик,
ускорится судьбы петля,
домой отсюда в вечный омут
я унесу свои года.
Ни сна, ни бреда, ни везения,
ни счастья, ни тумана слёз,
там пусто, как в душе забвения,
там ничего и нет тревог.
Грозди горя
В свете поспешных идиллий
грозди горя горят,
души, как вечный иней
в слёзном кармане сопят.
Головы на отсечение,
место займёт другой,
ни лучше, ни хуже и бренный,
такой же, как ты, герой.
Маслом кипящим распишет
холст через призму дней,
слышишь, ещё кто-то дышит?
Спаси его поскорей.
Осенних сумерек туман
Осенних сумерек туман
прохладой влажной щиплет кожу,
порыв мгновения пропал,
а дальше лишь ветра и дрожи.
И с каждым днём с тревогой лист
ещё один падёт на землю,
ещё один угрюмый лик
природы замкнутой замёрзнет.
И воцарит повсюду тень,
черты её наполнят сердце,
и одиночество степей
напомнят, что я смертна тоже.
Испытание
А я всё падаю на осколки,
на иголках стою смиренно,
жизнь раскидывает обломки,
собираю крупицы бренного.
И в осаде порывов творческих
сердце ищет свободы лебедя,
но в тисках сжат огонь фланелевый,
небывалая сила тлеет.
Званый гость не придёт ко времени,
ни наденет забавных тапочек,
ни присядет на стул кокетливо,
ни поднимет бокал за славу.
Учёт
Смиренно жду тебя, прощение,
моя душа забытый храм,
а тело — лес, поля и реки,
в глазах взмывают облака.
Я искренность тебе доверю,
я жизнь свою отдам за шанс,
всё переправлю, всё проверю,
чтоб встретиться с тобой в анфас.
И дежавю запах сирени,
и юный взгляд огня в руках,
невинный взмах крыльев качелей,
то просто было, что сейчас?
Всё сложно
Там, где пели вдвоём,
там, где жили иначе,
там, где смысл был дом,
где был воздух богаче.
Там плескались ручьи
и шумели деревья,
от зари до зари
там летели мгновения.
А теперь города
быстро кадры меняют
и огни свысока,
будто всем управляют.
А теперь в жилах кровь
горяча и тревожна
и свобода — магнит
ищет выход, всё сложно.
Ты — первый
Ты — первый из моих снов,
разбужена тобой моя любовь,
шторы блэкаут закрой,
времени мало с тобой,
нежность.
Не говори ничего,
слышу дыхание твоё,
свежесть.
Мы в замке из мечт,
любовники здесь,
в порыве жарких чувств,
страсть.
Были чужие с тобой,
в сказке начертан герой,
вечность.
Стали, как тени, близки,
полные сил и любви,
дерзость.
Мы заменили собой
весь этот мир под луной,
верность.
Лёгким касанием рук,
пламя горит между двух,
смелость.
Там люди
Там люди, я боюсь их взглядов
и будто силы много в них и ладов,
и будто в центре я стою на льдине мира,
дрожу, не по нутру мне холод видов.
Там люди, и они пылают жаром,
котёл их жизней закипает с паром,
я, словно спичка мокрая, устала,
дождём погубленное трепетное пламя.
Всё во мне о тебе
Ты — мои несыгранные роли,
мой блеск в глазах и лёгкость на просторе,
я отдаю, по сей день всю себя,
без края, беспощадно и любя.
Ты — мои не прошеные чувства,
мой бесконечный принцип,
боль искусства.
Моя карьера, слава, похвала,
мой ремешок на щиколотке дня.
Какой бы я была, не знаю даже,
была бы глубина во мне всё та же…
Прощала б я людей, как каждый миг тебя?
Звучала бы мелодия огня?
Не люби тебя, дышала бы судьба?
Мечта, мечта, лети моя мечта,
моя любовь беспечная душа.
На ветру в тревоге и смятении
На ветру в тревоге и смятении
вся листва, опавшая с небес,
ей бы ночь прожить
и пеплом бремени
не остаться на краю земли.
Успокойте нервы мирозданию,
разрешите вольным быть ему,
без стенаний, вечности познания,
просто быть, как сон, что наяву.
Красным пламенем зажжётся расстояние,
жилы времени набухнут силой дней
и окутанные грани полагания
превратятся в одинокий век.
Ты можешь мокрым полотенцем
Ты можешь мокрым полотенцем
закрыть глаза навеки лет
и, будто замершим младенцем,
искать следы течения, свет.
И горсти дней хранить в шкатулке,
и прятать жемчуга любви,
сырые вытирать окурки
об прохудившиеся сны.
И лжи заманчивой услада
может пленить твои черты,
и темно-красною помадой
поцеловать твои мечты.
А голос жизни хриплый, снежный
остудит твой огонь в груди,
не дай ему убить надежды,
дыши, пожалуйста, дыши.
Ты едешь в прошлое, дурак
Ты едешь в прошлое, дурак…
Разве не видишь встречный свет…
Заборы ростом до небес придумал сам себе, мертвец.
В тумане сепии молчишь,
стираешь слёзы рукавом.
Остановись, немедленно, пойми,
что слёзы тоже, что и дождь,
и хватит врать кромешной пустоте,
ты так боишься
