Аида лежала и не хотела открывать своих глаз. Ей сейчас вообще не хотелось разговаривать с бабушкой. Да и вообще она не хотела ни кого видеть. Она сейчас находилась в каком-то другом измерении. После очередного сеанса, так называемого колдовства, она погрузилась в транс и ее душа, и сознание унеслись в недалёкое будущее. Несколько секунд назад она была наедине со своим любимым человеком. Она пленила его и делала все, чтобы он там, в том измерении красивого сна, хорошенько запомнил ее, и потом здесь наяву разыскал ее. Она так хотела, чтобы он нашел ее, и они встретились в этой жизни. И сейчас ей было очень хорошо и приятно. Она еще тяжело дышала и немного вспотела от бурного процесса, который происходил там, в другом мире.
– Идочка! Ты часом не заболела? – Афанасьевна приложила морщинистую руку к ее лбу и почувствовала жар у внучки. Сердце тревожно забилось, и она быстро встала и укрыла ее одеялом.
– Ба-бу-шка! – не открывая глаз, резко откинула одеяло Аида. – Ну что ты лезешь? Что тебе от меня надо? Я тебе уже миллион раз говорила, не лезь ко мне и не мешай! – Аида резко встала и сгребла одеяло в кучу, бросила его в бабушку. – Уйди с моих глаз! – нервно выпрыснула она и, не одеваясь, быстро прошла в ванную.
– Да я то что, я-то просто подумала, что тебе плохо и хотела помочь. – Вдогонку пропищала Афанасьевна. Она действительно хотела быть всегда ей полезной. Мать Аиды, Ольга, мало воспитывала свою дочь. Она была ей больше, как мачеха и Афанасьевна после развода пыталась долго ей найти нового мужа. И вот совсем недавно, всего пару лет назад, пока Афанасьевна бегала по разным конторам, случайно познакомилась с одним моряком. Дмитрич давно ходил в море помощником капитана на рыболовецких судах. А дома у него что-то не заладилось, и получилось так, что поговорив с ним, Афанасьевна быстренько пристроила свою Ольгу поварихой в море. А там после девяти месяцев вахты, Ольга вернулась домой вместе с Дмитричем, только уже сожителями. Нина Афанасьевна тогда не стала противиться этому и выделила им одну комнату. Хоть Павел Дмитриевич и был почти на двадцать лет старше Ольги, но все-же, это был нормальный мужчина в самом соку и очень хорошо относился к дочери. Главное, что она теперь была под его присмотром, да и при деньгах, чего Афанасьевне очень не хватало. А воспитание Идочки она взяла на себя. Афанасьевна знала, что в это время у детей наступает переходный период, но чтобы так, она, ни как не могла с этим свыкнуться. Они с внучкой часто ругались, и Идочка была очень вспыльчива. Да чего уж там, они даже бывало, что самым настоящим образом дрались. А потом ходили с синяками и говорили соседям, что это несчастный случай. Аида вообще не боялась ее и позволяла все, что ей заблагорассудится. Но потом бабушка какой-то хитростью снова, уговаривала внучку, и у них, на короткое время наступал мир. И, чем взрослее становилась Аида, тем страшнее становилось самой Афанасьевне. Она очень боялась, что скоро совсем не удержит энергетику внучки, и она может пойти в разнос и натворить больших бед.
Аида с силой захлопнула за собой дверь в ванную и звонко щелкнула шпингалетом, давая знать бабушке, что та ее очень сильно взбесила. Открыв на полную катушку оба крана с горячей и холодной водой, она уселась на унитаз и закрыла руками лицо. Только теперь, она могла спокойно вернуться туда, откуда ее насильно выдернула не вовремя вернувшаяся бабушка. Она очень часто прибегала к таким действиям, когда с ней поступали не так, как ей хотелось, или мешали заниматься своим делом. Уж очень она этого не любила. Только здесь она могла полностью расслабиться, зная, что сюда ни кто не зайдет без ее разрешения. С другой стороны, это была ее настоящая крепость, где она чувствовала себя в полной безопасности. Она могла часами находиться в ванной и подолгу сидеть на унитазе и медитировать. Или залезть в ванную и смотреть на себя в зеркало, любуясь своей невероятной красотой. Она даже наизусть знала сказку Пушкина и часто цитировала ее, глядя в зеркало: – Свет мой зеркальце скажи!
Идочка делала так несколько раз, но зеркало ей не отвечало, а она воображала, что оно не отвечает по причине того, что нет, кроме нее, на всем белом свете и милее ее и белее. Ей самой очень нравилось ее молодое упругое и очень красивое тело. Она перелистала сотни журналов разной моды, сравнивая девушек на обложке и глядя в зеркало, чувствуя, что ее облик и все остальное выглядит гораздо круче и привлекательнее. Она приятно улыбалась, и настроение возвращалось к ней, превращая ее гнев в невероятную доброту. Вот уж тогда, она делала на своем красивом лице боевой раскрас, накладывая на ресницы и губы, тяжелые и яркие слои черной бархатной туши и бледной помады, предварительно толстым слоем смазав все лицо тональным кремом. Она это делала очень искусно, и получалось невероятно красиво. Аида становилась похожа на манекен или даже просто была вылитая кукла Барби.
Погрузившись в полное одиночество, она снова и снова перелистывала свое сознание, не пропуская ни одного кадра из того, что она только что недавно видела в своих колдовских видениях. Она воспроизводила в памяти его лицо и густые с яркой проседью волосы. Идочка чувствовала его запах, и даже тембр голоса. Войдя в глубокий транс, Аида полностью мысленно прокрутила все события, которые происходили с ней и с ним в тот момент, когда она занималась с этим мужчиной страстной любовью. Хоть она и была еще очень молода, но уже давно была сформирована, как девушка и как женщина. Она берегла себя для него и вот, он обозначился на ее горизонте, но пока еще только в сновидениях.
После такого разговора с Эдиком, Клим впервые не хотел идти домой, несмотря на то, что он жил здесь не далеко от развлекательного комплекса. Ему сегодня совсем не хотелось встречаться и разговаривать с Надей. Он представил себе, как она будет снова смеяться над ним и допытываться, как следопыт, что-же он такого видел во сне, что не смог удержать своих маленьких мужских войнов. Она всегда называла мужское семя именно войнами. Надя говорила, что именно они ведут захватническую войну за будущее. Но всего лишь единицы достигают в этой войне главной победы, которая дает новую жизнь. А остальные миллионы просто погибают. Вообще Климу очень нравилось по ночам разговаривать с Надеждой. Она всегда ему рассказывала что-то такое, чего он ранее не знал и даже не задумывался об этом, после чего он вновь и вновь пересматривал своё пребывание в этой жизни и частенько задавал себе вопрос, для чего он вообще появился на земле в виде человека, если целые миллионы его собратьев остались где-то там, в начале пути женского тела. Но после сегодняшнего сновидения, он, ни как не мог найти себе покоя и хоть какого-то малейшего объяснения этому видению. А с Надей он не мог говорить об этом напрямую. Да и зачем рассказывать ей, про каких-то, невероятно красивых блондинок. Он совершенно не хотел травмировать ее, как женщину, понимая, что, как бы она не отнеслась к этому с пониманием, все равно у нее останется плохой осадок, который потом может вылиться в большую ссору. Клим шел по улице и успокаивал себя тем, что у него действительно очень хорошая жена и замечательная дочка Мирочка. И, слава Богу, бизнес пошел в гору и вот еще немного, и они приобретут свою заветную двушку. И у них будет свое жилье. Они уже даже присмотрели отличную квартирку, здесь не далеко на улице Рокоссовского. Уже договорились, что через три месяца внесут предоплату и начнут оформлять документы. Клим даже с работы начал ходить мимо этого дома, планируя, как они будут здесь жить. А уж потом и хорошую иномарку можно будет приобрести и махнуть всей семьей по Европе на машине, пока Мирочка совсем не выросла. Такой план минимум был у них с Надей. И он изо всех сил старался выполнить его досрочно. Уж очень долго, да практически всю жизнь он мечтал об этом. И вот теперь оставалось совсем не много, нужно было еще чуть-чуть потерпеть. Клим не спеша, шагал по Ленинскому проспекту, засунув одну руку в карман бежевых парусиновых брюк. Ему действительно сейчас не хотелось идти домой и встречаться с женой. Он совсем не обращал ни какого внимания на страшную жару и на быстро бегущих мимо прохожих, на ходу слизывая с деревянных палочек холодное мороженное и с жадностью проглатывая прохладительные напитки. Погода была безветренная, и невероятная жара стояла уже несколько дней до самого позднего вечера. Для Балтийского побережья это было совсем не привычно. Местные жители, привыкшие к средней годовой температуре в девятнадцать градусов, вообще не хотели показываться на улице. Они, либо выезжали на море или на озера или просто набирали в ванную прохладную воду и периодически погружали свои тела туда, как бегемотики, таким образом, спасая себя от теплового удара. Только мальчишки не боялись ни чего и, не снимая своих летних одежд, они плескались в фонтанах на главной площади. Клим, в очередной раз, проходя мимо Площади победы, вспомнил, как он со своими дружками, как – то раз летом, убежали из детского дома и уехали в Москву. А там добрались до ВДНХ и весь жаркий день плескались в парковых фонтанах. Клим даже улыбнулся и мысленно перебрал в памяти всех своих друзей, с которыми он вырос в детском доме.
