— Нет. Как раз обратил внимание, что шоссе почти пустое. Как сейчас. Ну вот, когда я услышал удар, а затем взрыв, — продолжил наконец свою мысль Иван Александрович, — то оделся и выбежал… И сын выбежал за мной. Студент. Машина горела. Там были уже люди. Стояло несколько автомобилей. Люди тушили огонь. Из огнетушителей. Мы с сыном сбегали за лопатами, пытались гасить землей, Очень быстро приехала милиция. Стали доставать водителя… Я ушел.
— Иван Александрович, а номера автомобилей, которые стояли рядом с местом аварии, вы не запомнили?
Корнилов хотел уточнить, всех ли водителей, приехавших первыми, запомнил автоинспектор.
— Нет, не помню, — сказал Панов. — В таких случаях главное внимание пострадавшим.
— Да, да, — согласился подполковник и задумался на секунду. — Вы, значит, услышали сначала удар и сразу взрыв.
— Не сразу. Взрыв чуть позже. Ну через минуту… Но удар был очень сильный. Гулкий. Я сказал: что-то случилось. Мы стали одеваться, и тут взрыв.
— А тормоза?
— Что тормоза? — не понял Панов.
— Скрипа тормозов не слышали? Они же так резко скрипят.
— Тормозов я не слышал, — покачал головой Иван Александрович.
— А когда вы бежали из дому к месту катастрофы, никто не шел вам навстречу? Никого не видели?
— Никого. Дорога была пустая. — Панов посмотрел на заросший травой проселок, словно вспоминал, и повторил: — Нет, никого не встретил. А вы думаете, кто-то неожиданно перебегал шоссе?
«Вот эту же мысль и инспектор мне подсказывал, а самому она мне почему-то не пришла в голову! — досадуя на себя, подумал Игорь Васильевич. — Камень меня все время отвлекает».
— Может быть, — сказал он, — или какой-нибудь хулиган камень бросил.
— Вы думаете, и такое возможно? — В голосе Панова чувствовались скептические нотки.
— Иван Александрович, а соседи ваши, из других дач, не приходили? — Корнилов кивнул на почерневшую сосну.
— Нет, они спать рано ложатся.
Подполковник поблагодарил Панова, и тот ушел. Вид у него был несколько озадаченный. Неожиданно он вернулся с полдороги и сказал:
— Вы на меня только, пожалуйста, не обижайтесь, но хочу дать один совет. У вас лицо немножко отечное и бледное. Ходите побольше пешком. Станете настоящим пешеходом — восемьдесят лет гарантирую.
— Спасибо. Попробую, — усмехнулся Корнилов и долго смотрел вслед удалявшемуся прыгающей походкой Панову.
Небо чуть поблекло, исчез розоватый отсвет, все вокруг словно поголубело. Но было еще вполне светло. Игорь Васильевич нашел сухую длинную палку и очень внимательно, дотошно ворошил этой палкой всякий Хлам на том месте, где горела «Волга» старпома: мелкую гальку, шишки, черные маслянистые тряпки, обрывки каких-то бумаг, крупу автомобильного стекла. Почва была здесь песчаная, сухая, с редкими травинками. Подцепив одну из тряпок, Корнилов почувствовал, что она тугая и тяжелая. Он попробовал растрепать ее и вдруг увидел что-то яркое. Нагнувшись, он осторожно двумя пальцами взял ее и развернул. Это был обгоревший японский зонтик. Женский складной зонтик с крупными красными цветами на розовом поле. Игорь Васильевич принес его к машине, завернул в газету.
— Есть поживка, товарищ подполковник? — пожилой шофер смотрел на зонтик с любопытством.
— Есть, — удовлетворенно ответил Корнилов. — Теперь надо только узнать, имеет ли он какое-нибудь отношение к машине. И к делу.
Когда возвращались в Ленинград, Корнилов спросил шофера:
— Дмитрий Терентьич, ты сколько лет машину водишь?
— Да уж скоро двадцать пять, — ответил тот с гордостью.
— Ты мне вот что скажи: если тебе какой-то обалдуй камнем в стекло запустит? Запустит так, что ты невольно глаза зажмуришь, — твоя первая реакция?
— На тормоз, товарищ подполковник. Тут уж нога сама сработает. Иначе крышка.
— Вот-вот! — согласно кивнул Игорь Васильевич. — А в протоколе осмотра указывалось на отсутствие тормозного следа…
Проехали Лисий нос, Лахту. Вдали в белых сумерках светились огни города.
5
Утром к Корнилову пришли Бугаев и Лебедев.
— Был я в отделе кадров пароходства, — докладывал Лебедев. — Посмотрел характеристики. С такими характеристиками можно каждого хоть в министры морского флота. А ими угрозыск и прокуратура занимаются…
— Без лирики, — строго сказал подполковник.
— Заслуживают внимания такие факты, — будничным тоном произнес Лебедев. — Погибший старпом Горин плавал с капитаном Бильбасовым двенадцать лет. Бильбасов все время капитаном, а Горин начинал при нем четвертым помощником.
— Вырос товарищ, — неопределенно сказал Бугаев.
— Остальные тоже подолгу с Бильбасовым плавают. Один только директор ресторана новый, Зуев. Но и он третий год ходит.
— А почему теплоход не в рейсе? Выяснил? Сейчас же самое горячее время?
— Месяц назад в Бискайском заливе они попали в сильный шторм. Обнаружились какие-то неполадки в машине. Работы на несколько месяцев.
— Ну что ж, нам времени хватит, чтобы разобраться, — проворчал Игорь Васильевич. — Поручают тоже дельце…
Бугаев засмеялся.
— Чего смешного, Семен?
— Да как же не смеяться? После того, о чем старпом написал, вряд ли кто из этих мореплавателей еще раз в загранку выйдет.
— Ты лучше доложи, что выяснил.
— Начну с капитана. Так вот: его третьего июля в городе не было. Ни днем, ни вечером, ни ночью. Ни в пароходстве, ни дома. И до сих пор нет! Собственно, в пароходстве я на всякий случай узнавал — он сейчас на бюллетене.
— Куда же он пропал? — насторожился подполковник.
— Никто не знает.
— А жена?
— Жены тоже нет. Она на курорте отдыхает.
— Может быть, он к ней и отправился?
— Нет, не отправился. Я с ней разговаривал по телефону, с Аллой Алексеевной. Говорит, найдется муж.
— Еще какие у тебя чудеса?
— Старший механик Глуховской лежит с приступом стенокардии в больнице.
— Давно лежит?
— Лег за несколько дней до гибели старпома. После того как узнал о письме в прокуратуру. Пассажирский помощник Коншин и штурман Трусов вместе с женами провели весь вечер в ресторане «Метрополь». Отмечали какую-то дату.
— Надолго никуда не отлучались?
— Нет. Только каждые полчаса ходили звонить какому-то своему приятелю. Он тоже должен был быть с ними, но почему-то не пришел.
— Так и не разыскали они его?
— Не разыскали.
— Ну, кто там у нас еще? — спросил подполковник, раздражаясь от того, что никакого просвета в этом «несуразном» деле не намечалось.
— У нас еще директор ресторана. Зуев Петр Петрович. Человек пожилой, тихий и во всех отношениях положительный. Сидел, как и положено честному труженику, весь вечер дома, смотрел телевизор. В кругу семьи.
— Ладно, не будем время терять, — сказал Игорь Васильевич. — Ясности пока никакой. Надо хотя бы такую малость разыскать, как Бильбасов. Соседей не спрашивали?
— Спрашивали — отозвался Бугаев. — Никто не знает, где он.
— Выясните у сослуживцев! Осторожно, тактично, но очень быстро. Ты займешься, Семен.
Бугаев кивнул.
— И сразу звони. Понял? А то вчера вечером от вас ни слуху ни духу.
— Нечем было порадовать, — сказал капитан. — А попусту не хотелось дома беспокоить.
— Что-то я раньше за тобой такой деликатности не замечал, — усмехнулся Корнилов и обратился к лейтенанту: — А ты, Лебедев, вызови в управление на завтра четверых водителей, которые первыми подъехали к месту катастрофы.
Бугаев и Лебедев ушли.
Игорь Васильевич чувствовал себя скверно. Вся эта история с катастрофой никак не стягивалась в единый узел. Временами Корнилов склонялся к тому, что причина ее — несчастный случай. Но существовало письмо Горина в прокуратуру и полученные позже две анонимки о том, что со старпомом хотят разделаться.
Как ненавидел подполковник анонимки! Не раз схватывался с начальством на совещаниях и на партийных собраниях, доказывая, что анонимщик — уже преступник. Послав анонимное письмо, он совершает преступление против нашей морали и нравственности: Прямота и честность в отношениях между людьми подобны свежему воздуху. Анонимщик отравляет этот воздух подозрительностью и недоверием. А кто на таком балу правит?
Вот старпом Горин! Не побоялся поставить свою фамилию под заявлением. Бросил тяжелые обвинения зарвавшимся коллегам и собирался доказать свою правоту. Можно было, как говорит Кондрашов, и на открытом собрании, в коллективе стукнуть кулаком по столу. Но мы не знаем, может, уже стучал, доказывал, а капитана и его дружков прошибить не смог!
А тут анонимка! «Хотят разделаться!» — пишет безымянный трус. Бросить бы такое письмо в корзину, но начальство считает, что за каждой анонимкой — живой человек. Он, может быть, честен, да трусоват, и тут что поделаешь! Не каждый Дон Кихот! И потому — извольте проверять анонимные сигналы.
