создал новое тело и двинулся навстречу, чтобы узнать, почему ты здесь оказался, – прямо ответил Алан.
– Я сам не знаю, к чему я вернулся, – ответил Фаррелл, понуро опустив голову, – Я больше не понимаю, что происходит. Фидес ведёт меня к Центру, но я не успел спросить, зачем мне там быть, – пояснил Спасённый, не увидев, как нервно дёрнулись глаза его друга. Тот наклонился в сторону Фаррелла и попытался взять его руки.
– Убери руки, Алан! – воскликнул тот и ошарашенно отпрянул.
– Прости меня, за два века жизни в общем пространстве я забыл, что у людей было личное пространство, – извинился Алан, – Этот жест больше других похож на то, как мы в Центре обмениваемся мыслями друг с другом, и я почему-то подумал, что это сработало бы здесь, – пояснил он и положил руки на колени.
– Как вы вообще взаимодействуете там, внутри? Как ваши копии могут смешиваться друг с другом? – заинтересованно спросил Фаррелл. Алан озадаченно посмотрел на него, формулируя понятный ответ.
– Мы одно существо, Фаррелл. Все наши черты и мысли – один общий поток информации, который адаптируется для решения стоящих перед ним задач. Даже сейчас передо мной сидит не Алан, которого ты помнишь; просто воспринимаемое тобою существо по большей степени состоит из его черт – сосуд, принимающий удобную для тебя форму, – пояснил Алан и, не получив от Фаррелла никакой реакции, продолжил, – Конечно, мы включаем в себя все сознания, когда-либо подключенные не только к Центру, но и к Омнии – просто со временем все они растворились в общности, которая стала нами, и только мы с тобой сохранили остатки своей индивидуальности, – рассказал он.
– Что насчёт Генриха? Почему ты не упомянул его? – тревожно спросил Фаррелл, вспомнив существо, исчезнувшее в здании неподалёку. Сидящий перед ним робот как будто немного задумался, прежде чем ответить.
– Несколько лет назад мы нашли в морях странный объект, который не смогли измерить – обелиск из странного чёрного материала. Этот обелиск излучал странную энергию, которую мы до сих пор не сумели классифицировать. Думаю, ты уже столкнулся с Белизной, верно? – задал Алан риторический вопрос, стрельнув глазами, и тут же продолжил, – Это излучение схоже с тем, что описывают опалённые ею роботы – по крайней мере, так решил Генрих. Когда он впервые увидел обелиск, он стал одержим идеей понять его природу – он ведь был учёным, в конце концов. Эта одержимость позволила ему выделиться из нашей общности в отдельное тело. Долгое время он поддерживал с нами связь и делился своими идеями и наблюдениями, но вскоре стал передавать нам искажённые сообщения, после чего окончательно замолчал. Тем не менее, из этих сообщений мы можем догадываться, что обелиск может позволить обычным роботам увидеть Белизну, – подытожил Алан.
– Почему тебя не волнует, что произошло с Генрихом? – чуть враждебно спросил Фаррелл.
– Когда связь с ним пропала, мы поняли, что он больше не является тем существом, которым был, – холодно ответил Алан, – Мы даже не могли видеть его в информационном пространстве: для нас он попросту умер.
– Но ведь он не исчез! Он просто прикоснулся к Белизне, это не должно было его…
– Именно поэтому я и пришёл сюда, Фаррелл, – перебил Спасённого робот, – Мы не можем видеть Белизну, не можем воспринять её в полной мере. Поэтому мы не можем точно сказать, существует ли всё ещё Генрих, но сейчас, сидя напротив тебя, я получаю информацию о таком же излучении от тебя, что исходит и от обелиска, – продолжил робот.
– Как ты мог знать об этом заранее? – осторожно спросил Фаррелл, ощутив противоречивость слов своего друга.
– Тебя спас Фидес. Он был первым роботом, который столкнулся с Белизной и выжил. Когда мы узнали о том, что он ведёт тебя куда-то, мы предположили, что это связано с Белизной. Как ты знаешь, мы не ошиблись.
– Нет, не ошиблись. С момента моего «возрождения» я слишком часто с ней сталкиваюсь, – с тревогой ответил Фаррелл. Робот чутко наклонил голову.
– Почему ты выделил «возрождение», Фаррелл? Фидес ведь наверняка возродил тебя с помощью Саркофага. По нашей памяти, процедура должна была пройти безболезненно.
– Фидес не возрождал меня, Алан. Всё это время я возрождался сам, – ответил Фаррелл и, закрыв лицо руками, зарыдал. Робот растерялся и, не найдя лучшего способа утешить Фаррелла, придвинулся к нему и положил руки на его плечи. Аквамариновые и золотые крапинки как будто против его воли вспыхнули на пурпурной радужке.
– Прости меня, Фаррелл, – тихо сказал Алан, наклонившись к другу, – Если бы я знал, я бы пришёл за тобой, – с сожалением произнёс он и мягко обнял страдающего друга. Тот обхватил свои колени, но, на секунду что-то вспомнив, испуганно оттолкнул Алана и вскочил на ноги.
– Алан, кто ещё находится в Центре? – оторопело спросил Фаррелл, ответив на нежный взгляд аквамариновых глаз сухим, осторожным взглядом, – Алан, кто ещё находится в Центре?! – повторил он свой вопрос ещё громче, наблюдая за тем, как по контуру робота начинает танцевать золотой свет.
– Почему ты всё ещё сопротивляешься? Ты прошёл такой долгий путь только для того, чтобы снова отвергнуть меня? – с болью спросил Фаррелла женский голос, резонирующий в каждом луче окружающего света. Когда поглотивший Алана золотой каскад стал слепить Спасённого, всё прекратилось так же внезапно, как и началось – глаза робота вспыхнули знакомым пурпуром, и свет исчез. Он испуганно оглянулся по сторонам и, наконец, спросил у Фаррелла:
– Почему я потерял связь с телом? Что ты со мной сделал? – спросил Алан подозрительно. Не ответив, оплетённый липким ужасом Фаррелл рухнул на колени и бессознательно начал искать рукой ружьё.
– Фаррелл, я вижу, что ты ищешь его не для меня. Что произошло со мной? – спросил Алан ещё настойчивее.
– Алан, я думал, что Белизна – не сверхъестественное явление, а обычный вирус, – сломлено проговорил Фаррелл, упирая дуло чуть выше своего кадыка и снимая ружьё с предохранителя, – Алан, вирус не может возвращать мёртвых. Не так, как ты пытался это сделать, а по-настоящему, – твердил он, не ожидая ответа, – Эта Белизна отправила Фидеса за мной, зная, где я нахожусь, и ведёт меня к тебе – к тебе, тоже заражённому ею. Чем бы это ни было, я не хочу ей подчиняться, Алан, не хочу терять свою свободу, – отчаянно рыдал Спасённый. Один глаз робота резко сменил свой цвет на синий, и он заговорил незнакомым голосом:
– Фаррелл, разве твоя смерть будет иметь тот смысл, который ты ищешь? Разве твоё исчезновение докажет, что ты можешь что-то решать? – неумолимо спросил Фаррелла его же голос, – Неужели ты хочешь исчезнуть