Кое-как отползши поближе к кустам, во избежание столкновения еще с каким-нибудь транспортным средством, Евгений Петрович стал размышлять о смысле жизни и о разных, там, высоких материях. Однако долго размышлять ему не пришлось, так как дворник, подстригающий кусты огромными ножницами, с утра не похмелялся, а оттого испытывал приличный тремор, отчего выронил свой инструмент прямехонько на Евгения Петровича.
Как вы понимаете, воткнувшиеся в глаз ножницы не прибавили Евгению Петровичу хорошего настроения и оптимизма, посему Евгений Петрович тихо заплакал и стал прощаться с недружелюбным миром, сильно подозревая, что конец не только близок, а буквально дышит перегаром ему в лицо.
Однако концом оказался все тот же трясущийся дворник, который в поисках ножниц упал из кустов на Евгения Петровича. И хоть он и находился в стадии пост-похмельной нирваны, но сложившуюся ситуацию более-менее оценил и, сползав до своей каморки, вызвал карету скорой помощи, коя по прибытии переехала Евгению Петровичу правую руку.
Тем не менее, дважды выпав из носилок, Евгений Петрович вскорости оказался в больнице, что можно считать, как вы понимаете, более-менее счастливым концом для Евгения Петровича, и нашей это историйки.
На больную голову
Мало того, что у Петра Никифоровича чудовищно болела голова, после давешних обильных возлияний, так еще и при выходе из дома он схлопотал по этой самой голове внушительной сосулькой, отвалившейся с крыши, отчего ненадолго потерял пространственную ориентацию. Но и это бы еще ничего, если бы не какая-то старушка, которая вместо помощи пострадавшему человеку или, хотя бы, простого сочувствия, с истошными криками «А! Наркоман чертов!», стала лупить Петра Никифоровича по многострадальной голове увесистой авоськой, наполненной, видимо, силикатным кирпичом. И возможно, что все окончилось бы плачевно для Петра Никифоровича, не случись проходить мимо участковому Шкурову. Отогнав от пострадавшего пистолетными выстрелами обезумевшую старушку, он водрузил скучающего Петра Никифоровича на плечо и понес в участок для оказания первой медицинской помощи и, заодно, дальнейших выяснений. Но не донес – давешняя старушка с криком «А! Оборотень покрывающий наркомафию!», довольно умело метнула по ногам участкового свою палку, отчего тот упал и был придавлен сверху Петром Никифоровичем, у которого, ко всему прочему, разыгралась нешуточная мигрень. А старушка, тем временем, довольно оперативно собрала целую шайку себе подобных, после чего всем кагалом приступила к избиению уже двоих потерпевших, один из которых, к тому же, находился при исполнении.
В общем, вызванному сердобольными свидетелями избиения отряду милиции, пришлось применять спецсредства, прежде чем удалось отбить к тому времени сильно поскучневших Петра Никифоровича и участкового Шкурова, после чего обоих доставили в больницу. С тех пор, Шкуров более не связывался со старушками без огневой поддержки отряда милиции, а Петр Никифорович зарекся выходить из дома после давешних обильных возлияний. Во всяком случае, пока голова не придет в норму.
Большая семья
У Павла Олеговича был родной брат-близнец Федор Олегович, и они вместе, как говорятся, оба, состояли в близком родстве с Ольгой Олеговной, приходящийся им родной сестрой-близнецом, а так же еще и Семену Олеговичу, Петру Олеговичу, Сергею Олеговичу и Олегу Олеговичу. Помимо этого, в этот безудержный шабаш ихнего папаши, чьего имени история, к сожалению, не сохранила, входили сестры-близнецы всех упомянутых выше – Оксана Олеговна, Анастасия Олеговна, Ирина Олеговна и Клавдия Олеговна. Ходили слухи, что их общая маменька, чьи паспортные данные также не дошли до наших дней, одарила этих братьев и сестер близнецов братьями—близнецами Кириллом Олеговичем, Михаилом Олеговичем, Валентином Олеговичем и сестрами-близнецами Ларисой Олеговной, Тамарой Олеговной и Анфисой Олеговной. Учитывая, что злые языки обычно не врут, то данным слухам, безусловно, приходится верить.
Отдельным особняком от этих братьев и сестер близнецов стоял Евдоким Афанасьевич, который так же происходил от ихней скромной маменьки и ихнего же бравого папаши, но отчего-то близнецом никому в этой кодле не являлся.
И, видимо, поэтому именно ему выпала честь перечислить всех своих братьев и сестер близнецов доброму доктору, после того как его доставили в психиатрическую лечебницу, из-за пустяковой семейной потасовки.
Быт на Северном Полюсе
Бородатый полярник Иван Афанасьевич Ледовой жил в скромной снежной «иглу», где-то на бескрайних ледяных просторах Северного Полюса, со своим неразлучным другом – пингвином Семеном Глыбой.
Впрочем, Иван Афанасьевич точно не знал, является ли пингвин Семеном, а не, скажем, какой-нибудь там Агафьей, и поэтому, дабы не обидеть друга, обращался к нему только по фамилии.
Предвидя едкие замечания различных умников о том, что на Северном Полюсе пингвины не водятся, со всей ответственностью заявляем – водится! Правда, только один – привезенный Иваном Афанасьевичем с симпозиума полярников, проходившим на Южном Полюсе.
Пока Иван Афанасьевич занимался научной работой, выращивая в леднике зерновые культуры и различные грибы, Семен Глыба занимался охотой на Игната – старого дошедшего до ручки белого медведя.
Этот Игнат влачил свое жалкое существование в ледяной расщелине и выбирался из нее только с целью разграбить ледник на предмет грибов, и, пользуясь отсутствием Ивана Афанасьевича дома, залезть в «иглу» на предмет канистры со спиртом. Более ни чего в этой жизни Игната не интересовало.
И вот поскольку Ивану Афанасьевичу было некогда возиться с опустившимся медведем, эту заботу и взял на себя Семен Глыба. Вооруженный старенькой берданкой Ивана Афанасьевича, Глыба устраивал засады на подступах к «иглу» и леднику. И хотя Игнат не менял своих привычек и ходил одним и тем же маршрутом, постоянно натыкаясь на засады, шквальный огонь, производимый Глыбой, никакого эффекта не производил, так как шкура старого медведя настолько огрубела, что пули отскакивали от нее с печальным звоном и даже иногда возвращались рикошетом в стрелка.
Так и проходили долгие полярные дни и ночи: Иван Афанасьевич хлопотал в леднике, Семен Глыба отстреливал Игната, а Игнат воровал грибы и спирт.
Измельчавший мужик
Бочкин с раскрасневшимся лицом расхаживал по гостиной, искоса поглядывая на Марию Петровну, которая сидела за столом, потягивая красное вино.
В какой-то момент Бочкин не выдержал и, на секунду зажмурившись, решительно шагнул к столу.
– Знаете, любезная Мария Петровна, вы сегодня выглядите просто восхитительно!
Мария Петровна посмотрела на Бочкина и, пожав плечами, сплюнула на пол.
– Чушь несете, Бочкин. Выгляжу как всегда, – сказала она и закурила папиросу.
– Нет-нет, любезная Мария Петровна! Позвольте с вами не согласиться – сегодня вы выглядите как-то по особенному! Как-то торжественнее и прекраснее!
Мария Петровна вторично сплюнула на пол и, с сомнением посмотрев на бокал вина, отодвинула его в сторону.
– Вы, Бочкин, чем трепаться попусту, лучше бы коньяку принесли или водки на худой конец. А то поите каким-то пойлом паршивым, да еще и кислым к тому же.
Бочкин покраснел еще сильнее и тихонько икнул.
– Ах, простите великодушно, любезная Мария Петровна! Я, честно говоря, как-то не ожидал, что вы…, впрочем, что же это я? Я мигом, Мария Петровна! Одну минуточку!
И Бочкин в сильнейшем смущении выскочил из гостиной и бросился на кухню к холодильнику. А через минуту уже вбежал обратно в гостиную с запотевшей бутылкой водки и маленькой стопочкой в руках, которые торжественно водрузил на стол.
– Бочкин, вы с ума сошли! Я вам что, кокетка дешевая из таких наперстков пить? Стаканы несите! И чтобы два! Я вам не алкаш не долеченный в одну физиономию упиваться.
Бочкин совсем расстроился и стал икать уже совсем не тихо. Вернувшись с двумя гранеными стаканами, поставил их на стол и осторожно налил по чуть-чуть водки.
– Эдак, Бочкин, и помереть с вами можно. Дайте сюда! – Мария Петровна буквально вырвала из рук Бочкина бутылку и наполнила стаканы до крае. – Вот так надо, Бочкин! Вот теперь совсем другое дело! Будем!
Стукнув свой стакан о стакан Бочкина, Мария Петровна залпом влила себя огненную жидкость, после чего моргнула и, занюхав папироской, закурила. От увиденного у Бочкина отвисла нижняя челюсть и начал подергиваться левый глаз. А Мария Петровна, смачно сплюнув на пол, вновь наполнила свой стакан до краев.
– Что же вы не пьете, Бочкин? Как глупости болтать, так павлином расхаживает, а как с дамой беленькой накатить, так пасует беспардонно. Давайте-ка!
Она снова стукнула свой стакан о стакан Бочкина и махом его осушила. Бочкин выдохнул, насколько смог, крепко зажмурился, и стал поглощать обжигающую жидкость маленькими глоточками. Осилив пол стакана, Бочкин почувствовал, что его сейчас же вывернет. Ухвативши обеими руками себя за рот, он пулей вылетел из гостиной. Мария Петровна усмехнулась, смачно харкнула на пол и, затушив папироску о скатерть, осушила остатки водки прямо из горла. Затем протяжно и звучно рыгнула, хрустнула шеей и налила в стакан красное вино.
