Софии показалась, что он был привязан только к двоим из всего окружения. Это были его камердинеры — ливонец Крамер и неотесанный швед Ремберг, бывший солдат, с которым Карл Ульрих играл в военные игры.
Из Голштинии София вернулась с полным убеждением, что ее брак с герцогом дело, по всеобщему мнению, необходимое и почти решенное. Однако на примете были и другие столь же завидные женихи, например, умный и подававший немалые надежды брат короля Фридриха, принц Генрих, который также проявил интерес к Софии. В свои двенадцать-тринадцать лет она уже вполне созрела телесно и «была крупнее и более развитой, чем обычно бывают в этом возрасте», — отмечается в ее мемуарах, — а поэтому могла уже начать брачную жизнь.
В ее жизнь незаметно, бочком вкрался еще один далекий кузен — Вильгельм Сакс-Готский. Он был хром, но очень внимателен, всегда сидел рядом с ней в церкви, докучая своими разговорами, а потом вдруг объявил, что собирается жениться на ней. Однако Христиан Август отвел его притязания, предложив Вильгельму жениться на Анне, сестре Иоганны. Очевидно, Вильгельм не отличался привередливостью и охотно женился на тридцатилетней Анне, после чего оба супруга канули в безвестность, исчезнув с общественного небосклона.
Когда Софии исполнилось тринадцать лет, с Христианом Августом случился удар, парализовало левую сторону тела. Он все же оправился и смог вернуться к своим прежним обязанностям — управлению Штеттином и командованию гарнизоном. Удар напомнил ему о том, что он смертен, и заставил поволноваться Иоганну, которая опять забеременела. К тому же здоровье старшего сына внушало все больше опасений.
Вильгельм чах на газах. Не помогали никакие врачи, лекарства и ванны на водах. Он больной лежал в постели, а его убитая горем мать бодрствовала рядом. Вильгельм с самого своего рождения был для нее дорогим сокровищем, и все в семье знали это. Теперь он уходил в небытие. Когда он скончался, Иоганна была безутешна. Поддержать, ее в этом несчастье прибыли все родственники, включая даже престарелую Альбертину, но смерть сына оставила в ее сердце незаживающую рану.
Принц, правивший Ангальт-Цербстом, умер, и управление княжеством перешло по наследству в руки Христиана Августа и его брата Людвига. Фридрих (или Фриц) Христиан Август и второй сын Иоганны стали законными наследниками. Даже Софи досталась доля, поместье в Евере, на берегу Северного моря. Христиан Август вышел в отставку и переехал вместе с семьей в средневековый город Цербст, обнесенный стенами, с темными, извилистыми улочками, старинными узенькими домиками и очаровательным дворцом. Иоганна все еще скорбела по усопшему сыну, но теперь у нее было хоть какое-то утешение. Ее честолюбие было отчасти удовлетворено: у нее и Христиана Августа было свое миниатюрное государство, с крошечным княжеским двором, скромным доходом, своей гвардией и подданными, которые отвешивали почтительные поклоны, завидев карету с принцем и принцессой. Бог с ним, что Ангальт-Цербст был такой крохотный, что на быстром коне его можно было обскакать за день. Если подходить к этому без особых претензий, то он являлся суверенным государством, и в его пределах Иоганна была первой дамой.
Когда Софи исполнилось четырнадцать лет, семья совершила поездку в Евер, и там София повстречала женщину, запомнившуюся ей на всю жизнь.
В момент их встречи графине Бентинк было тридцать лет. Это была рослая, мужеподобная женщина с грубоватым лицом, простыми манерами и с кипучей, бьющей через край энергией. Она была умница, много знала, и казалось, что ей не было решительно никакого дела до светских правил. Числясь замужем за графом Бентинком, который пребывал в безвестности, она жила в поместье своей матери в обществе женщины, которая скорее всего была ее любовницей. У нее был трехлетний сын, отцом которого, как узнала София, был лакей.
Непосредственность графини, ее независимость от светских условностей, отклонение от природных законов — все это София находила неотразимым.
По-детски непринужденно графиня взяла Софи за руку и пустилась с ней отплясывать крестьянский танец. Они плясали так задорно и весело, что вокруг собралась толпа. Графиня отлично, как заправский кавалерист, держалась в седле. Софи еще не приходилось видеть, чтобы женщина галопировала таким образом, «словно курьер». Бентинк удалось убедить Христиана Августа разрешить Софи принять участие в верховых прогулках по землям поместья. «Она словно добавила мне живости, которой и так у меня было хоть отбавляй», — вспоминала София.
Общение с графиней придавало девочке бодрости, оно заставило ее немного по-иному взглянуть на жизнь. «С того момента, — вспоминала она много лет спустя, — верховая езда стала моим главным пристрастием и оставалась им долгое время». То, что родители, особенно Христиан Август, пришли в замешательство от этой стремительной и напористой графини, делало ее еще более привлекательной для Софии, и она, придумывая различные предлоги, по нескольку дней кряду гостила у своей взрослой подруги, каждый раз рискуя быть серьезно наказанной. Графиня показала ей свои хоромы. На одной стене висел портрет очень красивого мужчины. Графиня пояснила, что это ее муж.
— Если бы он не был моим мужем, я бы по уши влюбилась в него, — призналась она Софи.
Христиан Август и Иоганна покинули Евер раньше намеченного срока, чтобы разлучить Софи с новоприобретенной подругой. Однако обаяние графини было сродни колдовству и оставило глубокий след в памяти девочки-подростка. В течение многих последующих недель Софи находилась под впечатлением духа свободы и не опасалась чужих мнений. Графиня Бентинк поступала вопреки всем ожиданиям. Она была замужем, но жила отдельно от супруга. Она спала со своими слугами и находилась в интимной связи с другой женщиной. Она не стесняла себя не только в поступках, но и в выражении своих мыслей, и самое главное — была вполне довольна собой и своей жизнью. Что бы там ни говорили, а графине Бентинк можно было позавидовать.
«Эта женщина наделала много шума в мире», — вспоминала София. — Думаю, что если бы она была мужчиной, это было бы нечто исключительное». Софи, необыкновенный ребенок, та, в ком графиня признала родственный дух, должно быть, именно тогда в Евере, в короткий период общения с ней, начала понимать, что и ей суждено стать исключительной женщиной, которая тоже может наделать немало шума в мире.
Глава 3
В четырнадцать лет София была стройной девушкой, с тонкой талией и женственными, округлыми формами. Ее манеры отличались серьезностью и решительностью и в то же время обвораживали. А вот лицо никак нельзя было назвать привлекательным — нос был слишком длинным и заканчивался утолщением, подбородок слишком выдавался вперед, а рот был узким, и она плотно сжимала губы, как бы подчеркивая неприступность. В ее больших, широко открытых глазах (левый не был заодно с правым) горело нечто роковое и мрачное. Люди чувствовали себя очень неудобно под ее пронзительным взглядом. В ее поведении было гораздо больше вызова, нежели скромности, хотя она уже училась, когда нужно, скрывать свои истинные чувства и держать при себе свои мысли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});