А вот других родителей нет, и до выпуска из шестнадцати девочек моего класса дотянуло только семеро, что было катастрофой. Почему матриарх вообще позволяла Ракхе руководить школой — не знала даже тётушка. Позволяла — и всё. С матриархом не спорят, даже если всем видно, что разум уже давно простился с её мудростью Лавией.
Ещё одна проблема сестринства — среди многих других — из-за который оно пришло в такой упадок.
Играс вздохнула и перестала улыбаться.
— Чистая правда, Мая, и поэтому я привезла её к тебе. Совет постановил её отчислить и отправить лечиться…
— Подождите! У нас же самих есть врачи, почему её не отправили к Унаните, она же меня лечил!
— Унанита отказалась.
Вот этого я точно не ожидала. Унанита лечила меня в своё время, и я помнила её как очень мягкую и добрую женщину, которая непонятно почему служила Тиаре, когда должна была — Элени.
— Но почему?
— Потому. И поэтому я её привезла сюда.
— А кто её тут лечить-то будет?! Нин, так нельзя же! — я всё же повысила голос. Не хорошо кричать на старших, но у меня были причины ужаснуться ситуации. Во многом потому, что я о-очень, прямо таки очень-очень-очень хорошо помнила, что со мной было, когда Унаните потребовалось лечить мою не очень умную голову. Если у девочки хоть десятая доля моих проблем, то я не справлюсь и сделаю ей хуже.
Играс пожевала сигарету и подошла ко мне. Она была сильно ниже меня, и мне пришлось нагнуться, чтобы смотреть ей в глаза.
— Майя, я тебе по большому секрету расскажу: мать Лавия умерла. Месяц назад. Преемницу избрали, ей стала сестра Рафиз. Но о смерти Лавии пока официально не объявили, потому что… Не буду мучить тебя всеми пробелмами нашего сестринства, но Синод Рафиз может и не утвердить, совет же единодушно избрал её, и что делать в этой ситуации никто не знает.
— Так уж единодушно? — усомнилась я, зная, как Играс ненавидела мать Рафиз.
— Я прогуляла выборы, — пожала плечами Играс. — Ужасно неудачно застряла в Ракке во время бури. А в Ракку попала случайно, перепутав местные поезда.
Я против воли улыбнулась. Играс — тоже.
— Так что когда я вернулась, то всё уже закончилось, я пожаловалась на свои злоключения и повозмущалась, какой нехороший Синод, раз не желает признавать Рафиз новым матрархом, пока не объявлено о смерти Лавии.
Вот тут мне стало не до смеха. Раз Играс увернулась от голосования, значит, подозревала, что её никто не поддержит и что придётся либо голосовать за и ставить свою подпись в протоколе, либо голосовать против Рафиз и поять же расписываться в протоколе. А зная характер Рафиз…
— Всё сестринство за неё?
Играс, угадав мои мысли, достала свой портсигар и протянула мне. Я взяла одну ароматную палочку и раскурила. Хех, мята, душица, шалфей и какой-то сор. Захотелось закашляться.
— Пф… я бы сказала, половина. Винить их не могу, Рафиз семьдесят лет ждала возможности напялить на себя венец, и, Богиня видит, кто угодно, кто не Лавия, будет для сестринства лучше. А остальные просто как ты. Пока Рафиз не лезет в их храмы, она для них хорошая. Впрочем, у нас есть и героиня, которая успела приехать на совет и даже проголосовала против.
— И кто же это?
— Ракха, представляешь? — Играс покачала головой. — Ещё, говорят, возмутилась тем, что смерть Лавии скрывают.
— И что, она до сих пор жива? — я вспомнила рекомендации девочки. Мать-настоятельница её очень хвалила. А Унанита отказалась лечить. Не поэтому ли Играс её привезла ко мне?
— Да, жива. Если её снять, то в школу заявится учебная инспекция, а любая инспекция эту жалкое заведение закроет, чего Рафиз допустить не может.
Я кивнула.
— Нин, это всё интересно, но причём тут я и эта девочка Камалин?
— Ты прочитала же её личное дело, — матушка многозначительно поиграла бровями.
— Я всё ещё не понимаю.
Брови Играс встали мостиком.
Ну нет, так дело не пойдёт.
— Не понимаю, — твёрдо сказала я. — Девочке нужен врач, здесь врачей нет, я точно знаю. Я её вылечить не смогу, я со своей головой едва справляюсь. Тем более я не справлюсь, если от неё отказалась Унанита. Значит, ей тем более для её же блага надо в больницу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да что ж с тобой делать! — старуха закатила глаза. — Девочка — племянница Ракхи. Осталась без матери этой зимой, и Ракха привезла её в Лиду из Маруты.
Я отстранённо заметила, что считаю, что неизвестная сестра (или жена брата, или кто она там) матери-наставницы забралась так далеко именно из-за родства с Ракхой.
Будь у меня вместо брата что-то вроде Ракхи, я бы тоже сбежала.
…хотя я и от Кадма, если подумать, тоже сбежала…
— Ракха в отношении этого ребёнка показала себя с очень неожиданной стороны, — криво улыбнулась Играс.
— Нет! — я сунула папку обратно Играс. — Нет, везите её обратно.
— Да ты дослушай!
— Нет! В ваших играх я не участвую! Мстить Ракхе — без меня! И это Аман вас побери, даже не низко! Это… Это мерзость! Вы мстите ей через ребёнка!..
Играс махнула пальцами по моим губам, и я заткнулась. Мой голос пропал, а зубы клацнули друг о друга. Язык прилип к нёбу, а губы онемели.
— Помолчи пожалуйста, — Играс утопила свой окурок в стакане с водой и достала новую сигарету. — Ты чем меня слушала? Я не предлагаю тебе месть. Сама с этим разберёшься. Я прошу тебя спрятать девчонку у себя и потянуть время. Совет школы постановил её исключить и отправить лечиться. Унанита отказала ей в помощи. А значит, девочка должна отправиться в обычный приют и обычную больницу. Формально у неё никого нет, Ракха отказалась от мира. Камалин станет государственной сиротой при живой тётке и после всего пережитого, а это жестоко.
Я попыталась сказать, что многие сироты через это проходят, но не смогал расцепить зубы. Язык тоже не слушался. Вот старая ведьма, как же бесят её фокусы! Что в детстве, что сейчас. Сейчас — тем более, потому что я не ребёнок и никто не давал ей права такое со мной творить!
— Девчонка страдает, и в душе она на самом деле ничего так. Туповата, но кто в нашем мире по-настоящему умный? Совет был несправедлив к ней из-за Ракхи и потому что Рафиз не на её стороне. Унанита отказалась её лечить потому же, из мелкой злобной мстительности, хотя могла помочь: она сама сказала, что можно было бы обойтись и её силами и не высылать девочку из Обители.
Вот значит как.
Я расслабилась, представила, что мои губы вовсе не склеены, язык послушен, и стёрла чары с губ.
— Унанина казалась мне хорошей, — сказала я.
— Она хорошая. Но все мы оступаемся.
— А в чём ваша выгода в этой истории?
— Я не могу сделать что-то хорошее просто так?.. Ой, не смотри так! Против твоего исключения я тоже голосовала, если вспомнишь. Ну что, возьмёшь девочку?
— Я не врач.
— Унанита оставила инструкции. Она считает, что девчонка оправится, ей просто нужно время и отдых.
— А мозгоправ? Вот эти все разговоры по душам, нарисуй мне свой класс, нарисуй любимую учительницу? — наверное, это было какое-то колдовство Играс, потому что всё внутри меня требовало сказать “нет” и уйти, но я почему-то это “нет” не говорила. Сердце было возмущено предложением ввязаться в дрязги старших сестёр, а разум говорил, что она права, девочка окажется в приюте с её ужасными проблемами. Разум говорил, что я не справлюсь, я не врач, я вообще ничто, и я сделаю девочке хуже, чем казённый мозгоправ. Ребёнок вредит себе во сне — это же катастрофа! Но сердце почему-то упрямилось и требовало справиться.
Иногда я ненавидела саму себя.
— По моей просьбе совет дал девчонке ещё шанс. Я предложила отправить её на полгода к тебе. Ты… была в схожей ситуации и знаешь, что она чувствует. Возможно, поможешь успокоиться и вернуться к обучению.
— Ну это прям очень легко, ага. Но допустим, я согласна. Что будет, если я не справлюсь? Я не мозгоправ, а так, даже не наставница. Я могу и навредить. Что с ней и со мной тогда будет? Вышлете меня в ещё более медвежий угол?
