Странные бывают люди. Все им нужно знать досконально, и пока они не найдут объяснения всему, что происходит, нипочем не успокоятся. Я себя к таким не относил и потому, в данный момент, меня все-таки больше волновало отсутствие воды. С решением вопросов глобального значения можно было и повременить. Как там ни крути, а человеческое "я" призвано оставаться рабом собственного тела. Никуда нам от этого не деться. И в таком положении вещей, я не видел ничего противоестественного, в отличие от заумных тирад попутчицы.
- Не нравится мне твоя теория, - смахнув пот и, облизав высохшие соленые губы, все же продолжил разговор. - Сама подумай, если ты права, то очень скоро нам предстоит превратиться в высохшие мумии, не говоря уже о том, что смерть от жажды не из приятных. Так что, может, выдашь нечто более оптимистическое?
Светлана не удосужила меня ответом. Уловить иронию в моих словах было совсем не сложно, а она принадлежала к той категории людей, которые обожают прикалываться над другими, но не терпят насмешек над самими собой. Она надулась, и некоторое время мы продвигались молча.
Идти нам приходилось по целинной земле, заросшей мелкой травой, правда, иногда случались островки чертополоха, которые мы благоразумно обходили стороной. Ни намека на дорогу, да и на само существования человека мы пока не обнаружили, а отмахали, судя по времени, уже километров пять-шесть. Возможно, мы неверно избрали направление, но менять что-либо было поздно. Отпущенное нам друзьями время истекало немилосердно, и не далек был тот час, когда нужно было возвращаться.
- Похоже, до леса нам не добраться...
Света опустилась на траву, и я с радостью плюхнулся рядом. Длительная ходьба измотала меня, и я чувствовал себя измочаленным. Солнце напекло голову, от его лучей не спасала даже рубашка, из которой я предусмотрительно соорудил нечто вроде панамы, и она буквально раскалывалась на части. Девушка, судя по ее виду, чувствовала себя не намного лучше.
- Если я сейчас не выпью хотя бы глоток воды, я сейчас умру.
Это была едва ли не первая человеческая фраза, которую она проронила за все время нашего путешествия. И я бы, наверняка, порадовался такой перемене в ее характере, если бы чувствовал себя хоть немного лучше. Однако, обреченность, которая все сильнее завладевала мною, акцентировала внимание сугубо на личных ощущениях. Страдания ближнего воспринимались как нечто абстрактное и не заслуживающее на внимание. Такова, увы, эгоистическая сущность человека.
Идти дальше казалось лишенным смысла и совершенно бесполезным занятием. В то же время, и возвращаться назад без утешительного результата было, как бы, ни к чему. Разве, чтобы утешить свои последние часы, а в том, что нам всем предстоит подохнуть от жажды, я больше не сомневался, созерцанием страданий ближних? Настолько ли это приятное зрелище, чтобы тащиться под немилосердным солнцем еще черт знает сколько?
В общем, от жары у меня, наверное, мозги совсем расплавились, а крыша уехала в такие неведомые дали, что в ближайшее время, ожидать ее обратно не приходилось.
Вместо желаемого прилива бодрости отдых произвел совершенно противоположный результат. За короткое время я успел полностью расклеиться и теперь, даже со стороны, наверное, напоминал старую развалину, ни на что не годную и ни к чему не способную.
Не знаю, сколько бы я еще занимался губительным самоанализом и истекал слезами жалости к самому себе, если бы не Светлана. Когда она поднялась, я не заметил, да это и не удивительно, не до того было.
Теперь девушка находилась на невысоком пригорке неподалеку и что-то мне кричала. Слов я не мог разобрать, скорей даже не от расстояния, а от того тумана, что прочно угнездился в моей голове, но ее голос показался мне каким то уж очень преисполненным оптимизма, что совершенно не укладывалось в мои представления об истинном положении, в котором мы находились. Именно такое несоответствие и вынудило меня, собрав в кулак последние силы, как физические, так и моральные, встать на ноги и направиться к ней.
- Гляди! - Светлана показывала куда-то вниз и, посмотрев в направлении ее руки, я почувствовал, как сердце мое встрепенулось от радости и внезапно пробудившейся надежды.
Не далее, чем в нескольких сотнях шагов от нас, в неглубокой ложбине я увидел зеленые кроны деревьев небольшой рощицы, между которыми гармонично вырисовывалась островерхая крыша деревенской избы.
"Словно оазис в пустыни, - промелькнула радостная мысль и тут же ее нагнала совершенно противоположная, - а вдруг это мираж?" Только я не дал ей времени укорениться и подавить ту искорку, что вспыхнула, и пока еще тлела. Стараясь выбросить из головы все лишнее и ненужное, я поспешил за Светланой, которая чуть ли не бежала в направлении обнадеживающего маячка...
13
Самое страшное мое предположение, к счастью, не оправдалось. Ни роща с сочной, по сравнению с выгоревшей вокруг травой, зеленью, ни так к стати повстречавшийся на нашем пути дом, никуда не исчезли. И мы довольно скоро добрались до невысокого плетеного заборчика, покосившегося и настолько древнего, что истлевшая гибкая лоза, из которой он был сделан, проваливалась от тяжести собственного веса.
Забор опоясывал, насколько можно было видеть, довольно обширное пространство, включавшее в себе и саму рощу. Вероятно, она когда-то была фруктовым садом, но от недостатка ухода превратилась в дикие заросли. Все это наталкивало на прискорбную мысль о том, что вряд ли мы здесь найдем людей, но в то же время подобное буйство зелени было бы невозможно при отсутствии влаги. А это само по себе очень радовало.
Мы не стали утруждать себя поисками калитки или чего-нибудь иного в этом роде, просто переступили через повалившийся в одном месте почти до земли плетень и почти сразу очутились в блаженной тени, которую нам милостиво подарили низкие кроны деревьев.
Вообще-то, подобный контраст казался очень странным. Мы словно перешли некую границу, разделяющую совершенно разные миры: тут тебе совершенно высохшая пустошь, и вдруг обилие зелени, где сам воздух был переполнен живительной влагой. Вряд ли такое можно было объяснить нормальными законами природы, но с нами случилось уже столько всего ненормального, что над еще одной загадкой просто уже не хотелось ломать голову. Тем более, сейчас. Может, позже, когда (или, "если") отпадут более насущные проблемы, об этом и стоило призадуматься, но сейчас я счел гораздо более уместным просто наслаждаться внезапно привалившим избавлением от мучительной, удушающей, лишающей последних крупиц рассудка жары.
Светлана, похоже, тоже придерживалась подобного мнения, или же просто, поняв, как я к ним отношусь, решила больше не раздражать меня своими бредовыми теориями. Она была на удивление молчаливой, серьезной, сосредоточенной и в то же время вся светилась от счастья.
Продираться сквозь разросшиеся, словно джунгли, дебри оказалось совсем непросто, но это было ничто, по сравнению с нашим недавним путешествием под беспощадно палящим солнцем. Столь желаемая и еще недавно кажущая недостижимой прохлада творила чудеса. Она враз наполнила наши тела силой и энергией. Куда и подевались упаднические мысли, даже жажда стала донимать меньше и отодвинулась куда-то на задний план.
Изба была небольшой, мазаные глиной стены облупились от времени, обнажая глубокие трещины и темно коричневые раны, из которых кое-где торчали жгуты прогнившей соломы. Крытая черепицей крыша зияла темными провалами, ставни, которыми были закрыты окна, опасно кренились, держась лишь на честном слове. Невысокое деревянное крыльцо также не внушало никакого доверия, и на него лучше было не ступать. Было понятно, что здесь давно никто не живет.
- Смотри, колодец!
Действительно, выложенная камнем, теперь уже почти невидимая из-за травы дорожка вела к невысокому бетонному кольцу, где-то на метр возвышающемуся над землей.
Колодец был неглубокий и ужасно грязный. В нем плавали трава, деревяшки, солома, труха, но, самое главное, что несказанно нас обрадовало, в нем была вода!
- Фу! По-моему, это пить нельзя, - обиженно произнесла света и жадно облизала пересохшие губы.
Увиденное в колодце, и у меня не вызывало восторга. Но разве у нас была альтернатива?
- Может, если перекипятить?..
- В чем, в ладонях?
- Ну, почему в ладонях? Нужно в доме поискать. Может там и найдется какая-то кастрюля или ведро...
Учитывая ветхость и ненадежность строения, решили, что в средину полезу я один. Зачем рисковать обоим? Я с опаской ступил на крыльцо. Доска прогнулась, угрожающе заскрипела, однако, как это не странно, выдержала мой вес. Я осторожно переместил ногу на следующую ступеньку, лишь для видимости слегка прикасаясь ладонью перила. Было странно, как оно до сих пор удерживалось на весу.