Шубин вышел за ограду, нашел скамью в заброшенном парке, закурил. Холода он не чувствовал: деревья и стены домов защищали от ветра. Он докурил, впал в оцепенение. Год и восемь месяцев идет война, а все никак не привыкнуть. Были люди – нет людей, только мертвые тела и память, как десять минут назад они смеялись, ругались, делали какие-то дела… Почему сломался «газик»? Почему подсели именно в эту колонну? Гоша Царьков и Виталик Шендрик живыми стояли перед глазами, только смотрели как-то грустно. Ведь командир не только посылает своих людей на смерть, но и заботится об их безопасности, как бы нелепо это ни звучало…
Он вышел из ступора, выбросил окурок и через десять минут вышел на улицу Либкнехта (нынешнюю Сумскую), где дислоцировался штаб 133-й стрелковой дивизии…
До войны здесь работал райком. В войну – районная комендатура оккупационных властей. Здание при отступлении фашисты не взорвали, очевидно, рассчитывали вернуться. Гитлеровскую атрибутику собрали и сожгли в первый же день. Теперь ничто не напоминало о печальном прошлом. Кабинет на втором этаже был обжитым. Шкафы, стеллажи, канцелярский стол. На кушетке в углу – пыльное покрывало. Пыхтела переносная буржуйка, дым из выгнутой трубы уходил в окно, завешенное одеялом. Невысокий морщинистый мужчина в форме полковника сидел на корточках и подкладывал в печку дрова. Они стреляли под ржавым коробом, как будто полковник горстями бросал в печь патроны.
– Входи, Шубин, не стой как незваный гость, – проворчал полковник, с лязгом закрывая дверку буржуйки. Поднялся с хрустом в суставах, чертыхнулся, запнувшись о березовую чурку. – Макарчук Василий Иванович, начальник дивизионной разведки. Дай-ка поглядеть на тебя, прославленный ты наш, трижды краснознаменный… – Полковник с ироничной ухмылкой обозрел гостя, не нашел, к чему придраться, протянул руку. – Проходи, падай куда-нибудь. Вот так и живем – где спим, там и работаем… ну или наоборот.
Шубин пристроился у стола, на котором лежала мятая карта, отражающая добрую часть Украины. Макарчук ногой смел дрова в кучу, одернул китель. Устроился на другом конце стола и стал раскуривать трубку – очевидно, хотел походить на Верховного. Он носил седые неухоженные усы, при этом находил время сбривать всю прочую растительность с лица.
– Бледный ты, – констатировал полковник. – Или всегда такой? Где твои взводные? В коридоре ждут? Ожидали троих – полный командный состав разведывательной роты.
– Их не будет, товарищ полковник, – сухо отчитался Глеб. – Погибли три часа назад.
– Вот незадача… – Макарчук помрачнел. – А ты, значит, выжил.
– Виноват, – сказал Шубин и подумал: «Я всегда выживаю. Люди сотнями мрут вокруг меня, а я живой. Совсем совесть потерял…»
Макарчук с мрачной миной выслушал рассказ, покачал головой.
– Да, прошла сводка. Жалко ребят, жалко потерянное горючее…
Потерю ребят он поставил на первое место, мысленно отметил Шубин. Обычно сожалеют об утрате материальных ценностей. Человеческая жизнь менее важна. Людей в Советском Союзе как грязи в деревне.
– Хорошо, что ты живой, – вздохнул Макарчук. – Ладно, что-нибудь придумаем. Есть у меня на примете пара хлопцев, пришлю их к тебе – присмотрись, может, подойдут. Молодые лейтенанты, оба полгода в армии, не из робких. А если выжили, значит не дураки, верно?
– Или повезло, – не по уставу ответил Глеб.
– Или так, – допустил полковник. – Да один хрен, – махнул он рукой, – что везучий, что невезучий – бомбам и снарядам это не объяснить… В общем, направлю их к тебе – сам решай, подойдут или нет, ты человек опытный. Наши все погибли: капитан Ломакин – командир разведывательной роты, все комвзвода, замкомвзвода… В строю порядка шестидесяти ребят, а раньше было сто тридцать. Живут в общежитии Харьковского тракторного завода. Отсюда, если пешком, минут тридцать. Разбросало всех… – Полковник сокрушенно вздохнул. – В Харьков входили – еле на ногах держались, засыпали на ходу… В строевых частях осталось меньше половины списочного состава, от танков и орудий остались жалкие слезоточивые воспоминания. Наше счастье, что немцы находились в таком же плачевном состоянии и предпочли унести ноги. Потом их отодвинули за Ахтырку – там они и стоят, в себя приходят. А у нас ни сил, ни морального духа наступать нет. Нужны отдых и пополнение… В общем, рады, что пожаловал на наш фронт. Твоя задача: сформировать боеспособную разведывательную роту и уже послезавтра приступить к выполнению боевой задачи. Количество людей в подразделении определишь сам – должен понимать, что воевать следует не числом, а умением. Сам решай, сколько взводов тебе нужно, два или три. Не забывай, что никто не отменял разведку боем, а это затратное предприятие в плане расхода живой силы, гм… Пойдешь за Ахтырку, это вот здесь. – Полковник ткнул карандашом в карту. – Поселок к западу от Харькова. Уверен, что в обозримом будущем туда передислоцируют нашу дивизию. Не век же в городе сидеть. Полк товарища Шалевича уже там, зарывается в землю. Осваиваем немецкий аэродром восточнее Ахтырки. – Макарчук сухо засмеялся. – Эти люди такие любезные, отступая, много чего оставили. То ли не успели нагадить, то ли вернуться рассчитывали, считая, что отдали Харьков на минутку… Но об этом поговорим позднее, сначала собери ребят. Поселишься на улице Архангельской, четырнадцать, это в двух шагах, по левому переулку. Ключ от квартиры возьмешь у сержанта на вахте, квартира тоже четырнадцать – скажешь, что мое распоряжение. Квартирный фонд огромен, несмотря на то, что многие здания разрушены. Поживешь пару дней, дольше не придется. Дом целый, квартира целая, нет ни воды, ни канализации, ни электричества. Спросишь у сержанта, где добыть воды. Ближе к ночи подгоню тебе ребят, обсудишь с ними ближайшие планы. Запомни фамилии: Комиссаров и Коваленко. Первый с Урала, второй местный, может быть полезен в качестве проводника по городу. С утра приступай к работе, сутки на формирование боеспособного подразделения, потом доклад и получение вводной. Понимаю, что времени мало, но где его взять? Чаю не предлагаю, сам сижу голодный, ума не приложу, где мой ординарец… Есть вопросы?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Есть, товарищ полковник. – Шубин решился попросить, попытка не пытка. – Это связано с утренней атакой на топливный конвой… – Глеб замялся. – Есть один парень, весьма толковый, видел его в деле, невзирая на то, что он служит в НКВД. Сегодня утром он съездил по лицу целому майору…
– Замечательное начало, – похвалил Макарчук. – Я заинтригован, продолжай.
Глеб описал случившееся с Прыгуновым. Да, товарищ погорячился, мог бы этого не делать. Но он потерял земляка, не считая прочих ребят. А майор заслужил, думает лишь о своей шкуре. Шубин бы сам ему двинул. Чем меньше подобных майоров в Красной армии, тем крепче боеспособность. Возможно, Прыгунова еще не расстреляли. Если жив, то где-то за решеткой, что можно узнать, обладая связями, кои есть у начальника дивизионной разведки…
– Восхищен тобою, Шубин, – покачал головой Макарчук. – Мы еще толком не знакомы, а ты уже готов воспользоваться моим служебным положением. Я похож на человека, который повелевает особыми отделами и вытаскивает из дерьма преступивших закон?
– Вы похожи на такого человека, – сказал Шубин. – Но могу ошибаться. Это, кстати, не для меня – данный человек мне никто. Мы говорим о ценных кадрах. А бойца я видел в деле и был, мягко говоря, восхищен. Ну подумаешь, погорячился, стукнул не того. Майор ведь сам нарывался…
– Так, стоп, – поморщился Макарчук. – Еще чуток, и ты начнешь высказывать крамолу и подсядешь рядом со своим протеже. Я понял тебя, капитан. Если смогу – помогу. Если нет – не обессудь, твоего задиру никто за кулак не тянул. Можешь идти. Хотя подожди…
Полковника Макарчука что-то беспокоило. Он поглядывал на карту и с усилием отводил от нее глаза.
– Слушаю, товарищ полковник.
– Полагаю, в оперативной ситуации на фронтах ты не силен… Но о тебе говорили как о человеке умном и с интуицией. Есть мнение о создавшемся положении в восточной Украине?
