— Я помню, — произнес Эверард. — На этом эпизоде рукопись обрывалась, пока не было восстановлено остальное. Как я уже говорил, восставшие получили очень хорошее предложение, и они его приняли.
Флорис кивнула.
— Да. Конец насилию, гарантированное будущее и прощение. Цивилис вернулся к обычной жизни. О Веледе Тацит ничего не сообщает, кроме того, что она, очевидно, помогала заключить перемирие. Хотела бы я знать, какова ее судьба.
— Есть какие-нибудь идеи?
— Только предположения. Если вы зайдете в музеи в Лейдене или в Мидделбурге, что на острове Валхерен, то увидите каменные изделия, относящиеся ко второму-третьему веку: алтари и прочее, блоки с вырезанными латинскими надписями. — Флорис пожала плечами. — Возможно, это не имеет значения, но так или иначе предки голландцев стали провинциальными римлянами и не имели причин жалеть об этом. — Глаза ее расширились. Она вжалась в угол дивана. — Так, во всяком случае, было.
Над ними повисло молчание. Какими хрупкими казались солнечный закат и уличные звуки за окнами.
— Это по Тациту «первому», правильно? — тихо произнес Эверард спустя некоторое время. — На эту версию мы всегда опираемся, ее я и просматривал вчера. Я не совсем понял насчет Тацита «второго». О чем там речь?
Флорис ответила так же негромко:
— О том, что Цивилис не сдался, в основном потому, что Веледа выступила против заключения мира. Война продолжалась еще целый год, пока племена не были полностью порабощены. Цивилис покончил с собой, не пожелав сдаться в плен торжествующим римлянам. Веледа сбежала в свободную Германию. Многие последовали за ней. Тацит «второй» замечает почти в самом конце «Историй», что религия диких германцев изменилась с тех пор, как он написал о них книгу. Верх взяло женское божество. В своей книге «Германия» он рассказывает о Нертус. Он сравнивает ее с Персефоной, Минервой и Беллоной[9].
Эверард потер подбородок.
— Богини смерти, мудрости и войны, так? Странно. Асы, или как вы там называете небожителей мужского пола, долго продержались, прежде чем стать хтоническими[10] фигурами второго плана. А что он говорит о событиях в самом Риме и его окрестностях?
— В основном то же самое, что и в первой версии. Часто другими фразами. То же самое касается диалогов и ряда эпизодов; но древние и средневековые хронисты нередко грешили этим, как вы знаете, или использовали традиционные сюжеты, которые значительно отличались от реальных событий. Эти два варианта не доказывают наличия действительных перемен.
— Не считая Германии. Не так плохо. Что бы ни происходило там в первые несколько десятилетий, это практически не могло коснуться развитых цивилизаций. Хотя широкомасштабные завоевания…
— Они были незначительны, разве нет? — голос Флорис слегка дрогнул. — Мы здесь и никуда не делись, не так ли?
Эверард глубоко затянулся.
— Пока. И это «пока» бессмысленно в английском, как и в голландском или каком-нибудь другом языке. Не будем сейчас касаться темпорального. На данный момент мы имеем аномалию, которую нужно расследовать. Можно сказать, она выпала из внимания раньше — кстати, «раньше» тоже бессмысленно из-за неясных дат. Почти все внимание направлено не туда. 69-й и 70-й годы от Рождества Христова. Это не просто годы восстания северян, годы, когда Кванг Ву-Тай сверг правление последней Ханской династии, или сатаваханы опустошили Индию, или Вологез Первый сражался с повстанцами и захватчиками в Персии. (Я проверил записи, прежде чем отправиться сюда. Ничего никогда не происходит без связи с другими событиями.) И не просто годы, когда Рим стал распадаться на части, потому что легионеры осознали, что императоров можно возводить на престол не только в Риме. Нет, это был период Иудейской войны. Именно она задержала Веспасиана и его сына Тита после их победы над Вителлием. Восстание иудеев, его кровавое подавление, разрушение Третьего Храма — вместе со всем, что это означало для будущего: иудаизм, христианство, империя, Европа, наш мир.
— Значит, это все-таки узловой момент истории? — прошептала Флорис.
Эверард медленно кивнул. Каким-то образом ему удавалось сохранять спокойствие.
— Силы Патруля сосредоточены на охране Палестины. Можете вообразить, какие страсти там бушуют вот уже несколько веков. Фанатики или грабители, которые хотят изменить то, что имело место в Иерусалиме. Толпы исследователей, из-за которых неизмеримо возрастает вероятность фатального промаха. Сама ситуация, бесконечные случаи вмешательства в события и возникающие из-за этого последствия… Я не стану говорить, что понимаю законы физики, но, опираясь на полученные знания, могу с уверенностью сказать, что континуум особенно уязвим в эти моменты истории. Даже в такой глуши, как варварская Германия, реальность нестабильна.
— Но что могло подтолкнуть ком с горы?
— Вот это-то нам и предстоит выяснить. Может быть, кто-то воспользовался преимуществами службы в Патруле. Могла повлиять случайность, могло быть… ну, я не знаю что. Может быть, данеллиане смогут расшифровать все возможные варианты. — Эверард перевел дыхание. — Если ни у кого нет пусть невероятного, но успокаивающего объяснения, такого, как, например, подделка, эти два различных текста являются… предупреждением. Предзнаменование, ветерок перед бурей, нечто такое, что может иметь последствия, заставляющие историю течь по другому руслу, пока наконец и вы, и я, и все вокруг нас не исчезнет без следа — если мы не внемлем предупреждению и не предпримем шагов, чтобы воспрепятствовать этому. О господи, лучше перейти на темпоральный.
Флорис уткнулась взглядом в чашку.
— Может быть, отложим? — спросила она едва слышно. — Мне нужно все хорошо обдумать. До сих пор все это было для меня не больше чем теоретическая задача. Я проводила работу, как… как исследователь девятнадцатого века в самом дремучем уголке Африки. Конечно, я вела себя осторожно, но мне сказали, что общую картину событий нарушить очень трудно, и, что бы я ни делала тогда — в пределах разумного, — все «всегда» было — или уже стало — частью прошлого. А сегодня земля словно уходит у меня из-под ног.
— Понимаю. — «Как я все это понимаю. Вторая Пуническая война…»[11] — Не торопитесь. Соберитесь с мыслями. — Неожиданно для самого себя Эверард искренне улыбнулся. — Мне и самому это не помешает. Послушайте, а что, если нам расслабиться и поболтать на эту тему или какую-нибудь еще в другой обстановке. Давайте выберемся поужинать и выпить, мы сможем отвлечься и лучше узнаем друг друга. А завтра уже примемся за работу всерьез.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
