Впереди героя-моряка ждали ласковые объятия родителей, крепкие рукопожатия друзей и сладкие поцелуи подруг.
рулевой на вахте
Ледокол
Довелось мне поработать на одном старом паровом ледоколе. Звался он «Волынск». В своём роде знаменитое сооружение. Построенный в Германии, в 1914 году, он, после небольших перестроек, доходил до своего 75-и летия и был с почётом передан в морской музей одной маленькой, но гордой прибалтийской республики. Тогда она ещё не вышла из состава СССР. У нас самих, средств на сохранение исторической реликвии не нашлось. Надо пояснить, что это был второй проект русского ледокола после макаровского «Ермака». Первый в мире ледокол, детище передовой инженерной мысли, построенный по проекту адмирала Макарова, тоже не был сохранён и растворился в мартеновской печи вместе с прочим металлоломом. Ну что ж, в нашем огромном государстве пропадали ещё и более ценные исторические артефакты. А тут какой-то кусок металла. Так пусть уж лучше «Волынск» сохранится у них, чем пропадёт у нас.
Принадлежал ледокол тогда одной военной организации, призванной обеспечивать боеготовность военно-морских сил нашего государства. И по мере сил обеспечивали. Согласно штатному окладу. Сочетание военного командования и гражданских специалистов рождало множество курьёзов и недоразумений. Но об этом потом.
Работал я котельным машинистом, а проще кочегаром. Правда, уголь лопатой не кидал, так как котлы уже были переделаны под мазут. Первый раз, спустившись в кочегарку, я с ужасом подумал, как я буду управлять этими огнедышащими монстрами. Жутко было смотреть на эти ревущие топки. Автоматики, конечно же, не было никакой. Лом, кувалда, факел и «мартышка»42 – вот и вся автоматика. И, тем не менее, человек привыкает ко всему. Я привык не бояться огненной стихии топок. С лёгкостью научился управляться с двумя, а затем и с четырьмя котлами. Но работка была ещё та… До стерильности в кочегарке было далеко, но мы после каждой вахты мыли пайола43 соляркой и вытирали сажу где могли достать. Не давали нашему старичку зарасти грязью. По молодости всё легко. И стоять у колов, на ходу, по восемь – десять часов, тоже вошло в норму. Людей не хватало, и работали с обработкой на полтора оклада. Получалось 165 рублей в месяц. Приличная сумма для молодого и неженатого парня, учитывая, что проживание и харчи на халяву. Экипаж в основном состоял из молодых ребят после «шмони»44 и командиров предпенсионного возраста, а то и пенсионеров преклонных годов, как наш старший машинист Феофаныч. Он врос в сталь этого парохода как дуб своими корнями в землю. Несмотря на преклонные года, он ровесник парохода, сохранил ясность ума, но передвигался с трудом. Был он почти лысый, толстый и вонючий. В своей вечной робе, не стиранной по несколько месяцев, и кожаной замасленной кепке, он вылезал из каюты только на ходу. С трудом спускался в машину и садился в кресло у конторки механика в дальнем углу так, чтобы не мешать никому. В каюте он жил один. Никто не мог терпеть его запаха. Это была ужасная смесь солярки, масла, копоти и давно немытого тела. На стоянке жил затворником в своей берлоге и очень редко сходил на берег. Работник он был, конечно, никакой. Достаточно потрудился он в своей нелёгкой жизни и теперь просто доживал век в привычной обстановке. Был он вдов. Хотя были дети и внуки, была комната в коммуналке. Но держали его не из жалости, а за его феноменальные способности. Весь пароход был ему известен от киля45до клотика46, как своя кепка. По вибрации корпуса, ломающего лёд, он определял скорость. В рёве котлов мог расслышать и определить, какую форсунку надо менять или чистить диффузор47. Старые огромные паровые насосы разговаривали с ним одним на понятном ему языке. Через палочку он, как доктор, слушал пульс машины и определял её неисправности. Ладонью измерял температуру, бешено вращающегося коленвала и шатунных подшипников, с точностью до градуса. И хоть не окончил он мореходного училища, советоваться к нему приходил даже стармех. Даже радист однажды смог восстановить рацию благодаря совету Феофаныча. На молодых он, конечно, брюзжал. Но не зло. И всегда выдавал ценные советы. Вот такой кладезь технической мудрости был наш Феофаныч.
Когда же он потерял способность обслуживать себя сам, его пришлось списать. Отцы командиры вызвали его родственников и устроили пышные проводы. Феофаныча помыли впервые за долгое время и одели в костюм, который, оказывается, хранился у него в рундуке. В кают-компании накрыли торжественный стол и усадили его во главе. Звучали хвалебные речи и тосты, а он плакал. Плакал потому, что знал – это были поминки по нему при жизни. Жизнь его держалась только за «родное железо»48, на котором он отходил много лет. А комната в коммуналке – это гроб. И правда, через неделю мы собирали деньги на его похороны.
Пожалуй, единственным человеком на пароходе, которому было безразлично мнение и советы Феофаныча, был старпом Егор Силыч. Он сам всё знал. Или думал, что знал. Невысокий седенький старичок, с вечной беломориной в зубах. Застиранная форменная тужурка с погонами и кожаная фуражка с «крабом»49, были его непременной одеждой. Прожив бурную жизнь, и не выйдя в капитаны, он нахлебался всякого и теперь был непробиваемым пофигистом. Ничто не могло его вывести из себя. Он даже наказывал нерадивых подчинённых без всяких эмоций. Но, не смотря на кажущееся безразличие, он не был бездушным человеком. Если к нему обращались с вопросом или за советом, он всегда приходил на выручку. Мне он, например, помогал делать курсовики по навигации и коммерческой эксплуатации судна. Я тогда учился на заочном отделении судоводительского факультета, хотя имел возможность поступить без экзаменов на дневное отделение после отличного окончания «шмони». Но перспектива опять жить в казарме, ходить строем и подчиняться военным командирам меня совсем не прельщала.
Так вот, единственным, что могло пробудить в нем эмоции, это был вопрос о национальности встречного судна. Тут в его глазах зажигался огонёк, а на губах появлялась ухмылка: «А, это же греки». В другой раз брови его сурово сдвигались и сквозь зубы он цедил: «Греки это, греки». А иногда он просто махал рукой и отвечал: «Да это греки». И флаг какого бы государства ни развевался на флагштоке иностранца это непременно были «греки».
Был у нас на ледоколе Лёня Буханов по кличке «стакан». Он никогда не участвовал в общих попойках, но и никогда не отказывался от предложения выпить. Пил он всегда только один полный гранёный стакан и уходил. Числился он старшим кочегаром и как все мы, кочегары, был чумазый. Собираясь домой, он шёл в умывальник мыться. Намывал только те места рук и лица, которые не прикрывала одежда. Почему-то мыться целиком он упорно не желал. Нет, он конечно мылся иногда и целиком, но только не на пароходе. Зато исключительно аккуратно завязывал галстук на воротнике рубашки, который ломался от грязи. Галстук конечно тоже не был стерилен. Костюм он носил, по-видимому, ещё дедовский. Шляпа, плащ и портфель завершали его экипировку помоечного джентльмена. Безобидный и тихий пьяница ждал выхода на пенсию.
Молодёжная часть команды подобралась очень дружная. Небольшая разница в возрасте и свобода от семейных уз сплотила коллектив единомышленников. На свою зарплату мы позволяли себе расслабиться в субботу и полечиться в воскресенье от субботнего расслабления. Мы даже одевались примерно одинаково. Джинсы, «казаки» и шубы из искусственного меха были тогда в моде. Немного подкопив, всё это можно было купить у барыг. Зато какое впечатление производило появление десятка модно прикинутых молодых парней в ресторане «Волна». Сдвигались столики и официантки, шурша передниками, мчались выполнять заказ. Завсегдатаи привычно кивали, а редкие залётные гости настороженно косились и придерживали своих девчонок. Но народ мы были тихий и девчонок на всех хватало. Так что дрались редко, да и то чаще ради забавы или спьяну. Обитательницы ближайших общаг не отличались строгостью нравов и стекались в этот дешёвый ресторан с той же целью, что и мы. Развлечься и закрутить легкомысленный романчик с не жадными ребятами. Ломались для приличия, а особо стойкие даже отказывались идти в гости на пароход. Но в итоге уступали нехитрым ухаживаниям и принимали предложение посетить наш двухтрубный «лайнер». Командование строго запрещало проводить посторонних на территорию воинской части, но ночью темно и не поставишь же часового у каждой сломанной доски забора. Хотя особо и не следили, закрывая глаза на мелкие нарушения. Некоторым привлекательным особам даже иногда улыбалось счастье. Легкомысленное знакомство перерастало в серьёзные отношения и даже доходило до свадьбы. Вася – мой однокашник, например, так нашёл себе жену. Приличная девушка оказалась и хорошая хозяйка получилась. Мы гуляли на их свадьбе, а потом бывали у них в гостях.
