— Как видишь! — прищелкнул языком профессор. — Настоящий врач не пренебрегает народной медициной. Железодефицитная анемия, заболевание коварное. Бывает…
— Разрешите, дядя Боря, я завершу нашу историю, — взяла бразды в свои руки Татьяна Ивановна, ловко избавляя слушателей от лекции по медицине. — Клава едва дотянула до весны. Как только появились эти самые яблочки, мы — я и мои подружки — стали рвать их и носить Клаве. Она по совету профессора давилась, но ела эту кислятину в неограниченном количестве. А потом, когда трава загустела, выползать стала в сад самостоятельно.
Клавино лицо раскраснелось — то ли от вина, то ли от внимания. Глаза заблестели.
— У нас сады-то в низинке. Помните, Борис Архипыч?
Профессор кивнул. Очень, оказывается, приятно, когда у тебя с людьми общие воспоминания. Очень приятно.
— В низинке, у речки. Я телогрейку возьму, доплетусь кое-как до сада и лягу прямо на телогрейку свою, под яблоню-то. Насобираю яблочек вокруг и грызу их, грызу. Так и поправилась! И низкий вам поклон, доктор!
— За это надо выпить! — вступил генерал. — Предлагаю поднять тост за нашу советскую медицину и за врачей, достойных этого высокого звания!
Все подняли бокалы. Клава промокнула слезы салфеткой, зашмыгала носом. Профессор шутливо полуобнял пациентку. Роза Григорьевна похлопала ее по руке.
Все разом оживились, разговор переходил в новое русло.
— Да ну, что вы! Пустяки! У меня подобных случаев — сотни! — возражал профессор, весьма польщенный тостом.
— Не скажите! — отозвался генерал. — Ваш пример заразителен, профессор! Вот наша дочь, Калерия, прошу любить и жаловать, окончательно решила посвятить себя медицине. Что вы на это скажете?
Все обратили взоры на девушку, которая, судя по ее отрешенному лицу, пропустила весь разговор. Она с трудом силилась понять, чем вызвала столь бурный интерес.
— Решительно, Лера? — удивилась Роза Григорьевна. — Ты задумала сделать карьеру врача? Мы предполагали, что ты захочешь посвятить себя музыке…
Лера облегченно вздохнула, когда за нее ответила мать:
— Зачем обязательно музыке? Музыка — хобби. Для общего развития. А медицина — это серьезно. К тому же пример Бориса Архиповича, знаете, сыграл не последнюю роль!
— Я рад, рад, — признался доктор, пожимая девушке руку. — Чем могу, посодействую.
— Я надеюсь обойтись без содействия, — сдержанно проговорила Калерия, впервые за весь вечер явственно ощутив, как тягостно ей сегодня находиться в кругу семьи здесь, в ресторане. — Я буду готовиться и… если окончу школу с медалью, то…
— Да, да, да, — торопливо поддержала мать, не понимая, отчего дочь сегодня такая колючка. — Лерочка идет на медаль, к тому же посещает научное общество по химии…
— Золотая молодежь! — всплеснула руками Роза Григорьевна. — Боря надеялся, что Олежек пойдет по его стопам, но сын выбрал карьеру дипломата…
— Мама! — подал голос отпрыск Ключаревых, заранее краснея за родителей. — Зачем ты…
— Олежек, это же свои люди. Они понимают, что пока рано судить. Но планы строить никому не возбраняется…
— Предлагаю тост за молодежь! — не сплоховал генерал, наливая дамам вино, а себе и профессору — водку.
— Да! — подхватила Татьяна Ивановна. — Пусть у них будет все, чего были лишены мы, родители. Пусть их минуют те испытания, через которые пришлось пройти нам…
— Пусть в них воплотятся все наши мечты! — с готовностью подхватила Роза Григорьевна.
Все с торжественными лицами выпили. За столом царило нерушимое единение. Обе семьи были уверены в том, что слова тоста непременно сбудутся. Ведь старшему поколению пришлось на своих плечах вынести войну. Теперь, через одиннадцать лет после победы, она казалась почти нереальной. Новой войны они не допустят! А больше ничто не сможет нарушить планов их прекрасных, умных, красивых детей. Так искренне считали генерал, профессор и их преданные жены. Так считали и их дети, немного утомленные нудной обязанностью чинно восседать в кругу стариков.
Первой не выдержала Лера. Под предлогом «подышать» она вышла на широкий балкон, который смотрел на закованную в камень Москва-реку.
Это невыносимо. Теперь, когда Юра уехал, когда он так далеко, что не дотянуться, не докричать, просто ужасно продолжать играть эту опостылевшую роль! Делать вид, что она все та же наивная девочка, которая только и думает что о пятерке за контрольную… А она женщина! Она познала любовь. Горечь и прелесть любви, и теперь несет тягостное бремя разлуки…
Она вновь и вновь вспоминала день отъезда Кузнецовых. Вопреки просьбам Юры она пришла проводить его. Пришла не одна, с Ритой. Та не подвела, без нытья поднялась в шесть утра, натянула сарафан и вылезла в окно. Лера поджидала ее в саду. Они прошли по спящим улицам своего дачного поселка, зябко вздрагивая от прикосновений мокрой, росной травы.
— Как это романтично! — пробовала в свойственной ей восторженной манере восклицать Рита. — Он уезжает. Его зовет долг… Как там, у Светлова? «Гренада, Гренада, Гренада моя…» или еще: «Девушки ночами пишут письма, почтальоны ходят по земле…»
Лера разговора не поддерживала. Она вообще не могла разговаривать. Он уезжает! Уезжает далеко, за границу. Это так чудовищно, так несправедливо!
Ведь сам Юра не может решать — ехать ему или оставаться. Он полностью зависит от родителей. Их разлучают, и ни одна живая душа не может понять, как ей тяжело! Даже Рита пытается шутить, тогда как Калерия едва сдерживает слезы.
Вот наконец зеленая, с голубым, дача Кузнецовых. У ворот — черная «эмка».
Девушки подошли в тот момент, когда Юрин отец усаживался впереди, рядом с водителем. Юра с матерью и братишкой сидели сзади. Увидев девушек, Юра нахмурился. Лера знала, что он будет хмуриться. Ведь ему тоже больно, как и ей, но он должен скрывать свою боль. Ведь он мужчина.
Она сделала невольное движение в сторону машины, но Рита одернула ее: «Подожди».
Рита щедро улыбнулась и помахала Юре. Он что-то сказал матери, и та что-то ответила. Юноша выбрался из машины. У Леры так колотилось сердце, что она думала — оглохнет от его ударов. Как только Юра подойдет, она упадет или умрет сразу. У него на руках. Но Рита опередила подругу — повисла у Юры на шее. Лера сначала ничего не поняла, зато Юра быстро включился в Ритину игру. Он обнимал Риту, а смотрел на Леру. Взгляд его был печальным. У нее перед глазами и теперь стоит его взгляд. Потом Рита отцепилась от него, и он обнял Леру. Только теперь, перебирая, как бисер, подробности прощания, она стала понимать, почему Рита так сделала и почему он не хотел, чтобы она пришла проводить его.
