Отец Дорофей (Дбар) и другие так называемые молодые священники из Абхазии, рукоположенные, то есть ставшие священниками в Русской православной церкви, ни в малой степени не озаботились проблемами Церкви-матери, поставив собственные планы на первое место. Когда я говорю об их планах, я говорю не только о патриотических побуждениях придать с трудом собранной и восстановленной Абхазской церкви самостоятельный статус. Речь идёт о неистребимом желании избавиться от опеки старших по возрасту, опыту и заслугам священников в самой Абхазии, распорядиться построенным в царствование Николая I величественным Новоафонским монастырём (ныне реставрируемым на российские же деньги) и возвести себя в епископский сан.
Ведь не в скиту или в горных кельях над Чёрной речкой, а именно под сводами расписанного русскими живописцами собора – самого посещаемого ныне церковного и культурно-исторического объекта в Абхазии – они решили бросить прямой вызов каноническому церковному праву, прекрасно понимая, что это вызов не столько Грузинской, сколько Русской православной церкви.
Я бы не стал столь жёстко оценивать их действия, если бы эта дискуссия развивалась в рамках самой Церкви, а её инициаторы не прибегли к политической агитации и самопиару, усугубляя смятение в дни, когда Абхазия прощалась с президентом Багапшем, когда ей предстоит вновь идти на выборы. Совершенно неслучайно само их собрание (я употребляю, как видите, их собственный термин) было акцией, в которой не столько священники, сколько политики задавали тон. Политики, оппозиционные действующим властям Абхазии.
Я утверждаю, что Россия не только в церковном вопросе, но и в любом другом должна думать о том, чтобы не навредить Абхазии. Раз она признала её независимость, раз она учитывает её суверенитет, она должна стараться не навредить молодому государству.
Но справедливо и обратное. Не только само абхазское государство, но и люди в Абхазии должны думать об интересах не только Абхазии и самих себя, любимых, но и об интересах своего единственного союзника и друга – России. Русская православная церковь, пользующаяся в России всевозрастающим авторитетом и имеющая неоспоримые заслуги в поддержке православных в Абхазии, ведёт очень трудный диалог с Грузинской православной церковью. В этих условиях пастве и священнослужителям Абхазии нужно терпение, которого, однако, у инициаторов раскола недоставало и раньше.
Судя по действиям, которые предпринимают раскольники, они не намерены уступать, не намерены подчиняться священноначалию. В этих условиях по-своему опасны как поспешные действия, так и бесконечное затягивание вопроса. Мне кажется, что Церковь и власти Абхазии (а последние не могут остаться в стороне, ибо налицо попытка переворота в признанной ими церковной организации и отчуждение переданной ей государством собственности) не должны приступать к решительным действиям раньше, чем публично не исчерпаны все пути к примирению, а общество не убедилось в опасности намерений раскольников. Нужно бороться за настроения верующих.
– Отец Дбар рукоположен в архимандриты митрополитом Гумениссийским на так называемых северных территориях Константинополя. Не выглядит ли это как сговор с Константинополем?
– В самом деле, после первой неудачной попытки захватить власть в Абхазской церкви и покаяния, оказавшегося притворным, честолюбцы заручились определённой поддержкой именно в тех кругах Константинопольского патриархата, которые испытывают нелюбовь к Москве. Специально, чтобы иметь возможность игнорировать неизбежное в таких случаях церковное наказание, отец Дорофей загодя «подстелил себе соломку», перейдя, по сути, под омофор Константинопольской (греческой) церкви. Вопрос о том, какое, собственно, после этого отношение греческий архимандрит имеет к церковной организации Абхазии, он, как видим, также сознательно игнорирует.
До последних событий я, не будучи лично знаком ни с отцом Дбаром, ни с другими его сторонниками, скорее, сочувствовал их мотивам, полагая, что они просто искренне заблуждаются, не просчитывая последствий своих шагов. Но после того как они решили действовать как иезуиты, а не как православные, моё отношение к ним изменилось. Все эти интриги направлены на столкновение Русской, Грузинской, Константинопольской церквей в «абхазском вопросе». Все эти намёки и наскоки на протоиерея Виссариона Апплиаа – простого и доброго человека, через трудности пришедшего к Богу и давшего этим «молодым» путёвку в церковную жизнь, не вызывают уважения.
Эти «молодые» священники – совсем не дети. Они родились и воспитывались в Абхазии, в абхазских традициях, значит, они не могут не знать, что такое уважение к старшему. И если они сегодня позволяют падким на любые конфликты журналистам намёки на корыстолюбивые намерения архиерея, обивавшего все эти годы пороги духовных семинарий, лишь бы только дать им и другим абхазцам церковное образование в России, то никем, кроме как Хамами по отношению к отцу своему Ною, они не являются. Они уже начинают действовать по логике «Враг моего врага – мой друг». Их сподвижник – иеродиакон Давид (Сарсания), в отличие от них рукоположенный в 2000 году в Грузинской церкви, уже заговорил о том, что в интересах борьбы с Московским патриархатом не надо исключать договорённостей с Грузинской церковью.
В истории Русской православной церкви было более чем достаточно эпизодов, когда те или иные, даже облечённые самым высоким саном священнослужители совершали грубые ошибки, перечёркивая то полезное, что они успели сделать. Полезное продолжает служить верующим и Церкви, сами же они наказаны исторической памятью. Существующая уже тысячу лет Русская православная церковь как-нибудь переживёт трудности, сопровождающие возвращение населения Абхазии к православной вере. Надо, чтобы люди в Абхазии нашли в себе силы не сбиться с пути и преодолеть эти трудности сами.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 3,3 Проголосовало: 3 чел. 12345
Комментарии:
Нас возвышающий обман
Новейшая история
Нас возвышающий обман
КНИЖНЫЙ
РЯД
Вишленкова Е. Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому». – М.: Новое литературное обозрение, 2011. – 384 с.: ил. – 2000 экз.
Бывают обманы более истинные, чем таблица умножения. Одним из таких является представление народа о себе самом. Обычно совокупный образ «своего» даётся в искусстве, которое, с одной стороны, отражает реальность, но с другой, реальность формирует. И если мы не разберёмся с тем, что в предыдущем предложении одним словом было обозначено разное, то понятной нам книга, на которую мы сегодня хотим обратить внимание читателя, не будет.
Итак, есть реальность материальная, зримая, индивидуализирующая реальность «номиналистов». И есть реальность идеальных образов, которая воплотилась в воззрениях средневековых «реалистов». Один подход к искусству, назовём его условно «номиналистским» (не станем останавливаться на том, что данное учение богаче нашей иллюстрирующей потребности), подразумевает, что оно отражает грубую действительность. Второй, назовём его «реалистическим», опирается на убеждение, что искусство отражает телесный мир лишь в той мере, в которой идеал соотносится с проекцией. То есть искусственная реальность служит труднодостижимым образцом, но выводится из имманентных национальных свойств. Говоря проще, нельзя навязать народу его собственный образ таким, чтобы он не совпадал с этнической «самостью».
Действительно, мы знаем из сказок, что русский народ отличается в первую очередь воинскими добродетелями. При этом Иван-царевич олицетворяет власть и брань мистическую, его борьба – с потусторонними сущностями. Он – жизнетворец, ибо овладевает Премудростью-Женственностью, вступает с нею в брак и в биологической проекции служит залогом родовой чистоты нации.
Образ убивающий, несущий смерть, воплощается в ином воине, в Иване – крестьянском сыне. Который – боец не всегда, а лишь на границе. Только на реке Смородине уничтожает он как чудь, так и юдь, ступившую на Калинов мост. Мистический смысл обширен, почти неисчерпаем и в случае Царевича, и в случае Земледельца. Но нам важен один аспект фольклора: выраженная в героических сказках этническая адекватность представлений русских о себе как о сложном вертикально организованном организме.
Собственно, об этом книга Елены Вишленковой, бесстрашной и беспристрастной учёной дамы, взявшей в качестве материала исследований русскую визуальную культуру XVIII–XIX вв., а предметом определившей то, о чём мы написали выше.
