Одинцов лежал молча и ни на что не реагировал. Ему уже не было страшно. Весь свой страх он изжил, пока скитался по лесам. Теперь же осталось только острое, неистребимое желание выжить. Выжить любой ценой. Волк, говорите. Будет вам Волк. Надо — и медведя загрызу. Только в рабском ошейнике ходить не стану. Выберусь и из этой ловушки. Руки в кровь раздеру, но выберусь. Посмотрим, что ты за человек такой, князь Боркич, и с чем тебя едят.
* * *
Вечером за ними прислали карету. Вернее, каретой это можно было назвать лишь с большой натяжкой, скорее коробка, сколоченная из грубой, не ошкуренной древесины, поставленная на тележные колеса. Карету тянула одинокая понурая лошадка, настолько же несчастная, как и те люди, кого она должна была перевозить. Грязная шкура местами была натерта упряжью до крови и образования толстой мозолистой корки. В глазах же лошади читалась мечта о могильном холмике, где она могла бы обрести долгожданный покой.
Карета подкатила к воротам городской крепости. Из нее выбрался кучер в кожаном пальто, замызганных полотняных штанах, давно забывших о своем изначальном цвете, покрывающем котелке лысую голову, и ботфортах. Кучер окинул взглядом высокую крепостную стену из серого, поросшего мхом камня, две сторожевые башни, нависающие над мостиком, перекинутым через ров, полный мутной вонючей жижей, и довольно крякнул. Он подошел к воротам и забухал в крохотную дверцу караулки затянутым в кожаную перчатку кулаком. На уровне глаз открылось оконце, забранное решеткой, и на пришельца уставилось заспанное существо с грязными волосами в шлеме, сбившемся на затылок, и красными поросячьими глазками.
— Передай Минчу Вустру, что за товаром, купленным князем Боркичем, прибыл Ханс Хромой. Он знает меня. Да пошевеливайся, рыбья твоя башка!
Минч Вустр, главный тюремщик градообразующей крепости Рибошлиц, еще утром показывал князю Боркичу живой товар, и он, конечно же, знал, кто такой Ханс Хромой. Эту бестию знали все в городе и молились, чтобы он побыстрее уехал вместе со своим хозяином назад в его владения. Когда-то давно, лет этак сто с лишним назад, Рибошлиц входил в наследные земли княжеского рода Боркичей, но потом, в ходе восстания Ста Шапок, провозгласил свою независимость. Князья Боркичи регулярно пытались вернуть мятежный город под свое управление, только вот ничего не получалось. Начать полномасштабную войну князья не могли себе позволить по экономическим причинам, а политические и дипломатические выкрутасы ни к чему не приводили. Так и продолжал Рибошлиц управляться выборными от народа. Так называемым Советом Ста Шапок. А каждый приезд нынешнего князя Боркича воспринимался в городе настороженно, несмотря на то, что князь вроде позабыл о былых разногласиях и не помышлял лишить город независимости. Его интересовали дела лишь организованной им Гильдии Ристалищ, приносящей существенный доход.
Заслышав о приезде Ханса Хромого, Минч Вустр отослал дюжину стражников в арестантские подвалы готовить покупку к доставке. Сам же отправился навстречу грозному Хансу. Никто не знал, какое он место занимает при князе. То ли кучер, то ли камердинер, то ли секретарь, но в любом случае место значимое и ссориться с ним было себе дороже.
Появление стражников узники восприняли с воодушевлением. Егеря засуетились, повскакивали с нар и прильнули к решетке. Видно, надеялись, что это за ними пришли. Стража же прямиком направилась к камере, в которой содержался Лех Шустрый. Его первым выволокли наружу. Лех не сопротивлялся, даже улыбался. Но все-таки пинка под зад окованным в металл сапогом получил. Видно, так, для проформы.
— Чего деретесь, гады?! — возмутился он.
Бородатый стражник ухмыльнулся и ласково так сказал:
— Шевелись, давай. Некогда тут с тобой.
Только вот от этой ласки в голосе, кровь в жилах стыла.
Услышав шум в коридоре, Одинцов тоже поднялся с нар и решительно направился к открывающейся решетке. Стража его намерение не поняла. Поэтому он тут же схлопотал тычок обратной стороной секиры в живот и сложился пополам от боли и резкой нехватки воздуха в легких. Воспользовавшись беззащитностью пленника, двое дюжих стражников облапили его с двух сторон, схватили под руки и потащили на выход.
Бородатый только заметил:
— Поосторожней там с товаром. Князь порчу не любит.
— А мы им на дорожку маковухи глотнуть дадим. И никакой порчи. Только одна бодрость и веселость духа, — сквозь пелену боли услышал Серега.
Первым делом их приволокли в какое-то служебное помещение, где за большим столом, заставленным стеклянными колбочками, соединенными трубками, сидел седой мужик в больших очках. Увидев арестантов на пороге, химик сразу понял, что от него хотят. Из большой деревянной бочки с краном нацедил в две железные кружки какую-то мутную жидкость и протянул их стражникам. Не церемонясь, они заставили выпить Леха и Сергея этот подозрительный напиток. Те не сопротивлялись. Травить их не будут, да и вреда наносить не собираются, по крайней мере, видимого. Как-никак, дорогостоящая покупка уважаемого клиента. За порчу он не только шкуру заживо снимет, но и обратно наденет, предварительно нашпиговав ее ржавыми гвоздями.
Маковуха по вкусу напоминала забористый квас. Только от нее сразу же и сознание прояснилось, и боль куда-то исчезла, и мир вокруг показался каким-то радостным и ярким. Лех, видно, осознал, что стражники ему братья родные и попытался упасть в объятья бородача. Тому это не понравилось, и он грубо оттолкнул Леха, но Шустрик на него не обиделся.
Значит, их все-таки опоили, чтобы посговорчивее были на первое время. Невелика беда. Серегу другой вопрос больше заинтересовал. Откуда в этих средневековых казематах химическая лаборатория могла взяться? Правда, он тут же вспомнил о Ломоносове, который вовсю химичил в далеком восемнадцатом веке, да и до него алхимики разные порошки и жидкости мешали, чтобы посмотреть, что получится и как на этом можно заработать.
Под руки их вывели на залитый ярким солнечным светом крепостной двор и поволокли за ворота. Открывать их никто не спешил. Арестантов вывели через караульную дверку по каменному откидному мосту к арестантской карете, показавшейся Сереге, видно, благодаря волшебной маковухе, очень даже уютной и красивой. Запихнув арестантов в карету, стражники встали вокруг нее караулом. Надо же товар сдать в лучшем виде. Вот и стали ждать возвращения Ханса Хромого. Он вскоре появился в сопровождении Минча Вустра. Судя по раскрасневшимся лицам, они уже успели накатить по стакану крепкого вина.
— И надолго вы в Рибошлице собираетесь задержаться?
— Да вроде поутру завтра съезжать хотим, — сообщил Ханс. — Только вот я не всех еще окрестных курочек перещупал. Я бы остался.
— Да, бабенки у нас знатные! — залился довольным смехом Минч Вустр.
— И не говори. Одна с меня всю прошлую ночь не слезала. Думал, до смерти заездит.
И вот они уже хохочут вместе.
Ханс Хромой залез на козлы, взял в руки кнут, подвинул котелок на голове и обернулся к тюремщику:
— Я к тебе в следующий раз обязательно загляну. Уж очень твое вино мне по вкусу пришлось.
— А я тебя к лучшим бабам из Веселого квартала отведу. Уж мы там оторвемся, — пообещал Минч Вустр.
Ханс поерзал на козлах, удобнее устраиваясь, взметнул кнут и несильно так щелкнул лошадку по боку. Она отлично все поняла и тронулась с места. Карета покатилась, раскачиваясь на выбоинах в брусчатке, оставляя позади крепостные стены.
Первое время Одинцов глазел по сторонам, прильнув к решетчатому окошку. Они ехали по узким городским улочкам. При приближении кареты прохожие были вынуждены жаться к стенам домов, чтобы не угодить под колеса. Изредка попадались рыцари верхом на лошадях с богатыми попонами. Облаченные в легкую броню, они щеголяли в богатых черных плащах и шляпах с перьями. И вели себя настолько заносчиво, что то и дело хватались за рукояти мечей, правда, никто еще их не обнажил. Даже Ханс, завидев рыцарей в черных плащах, старался отъехать в сторону, чтобы не мешать им на пути. Они не будут разбираться кто и откуда, засекут насмерть. Уж потом перед князем виниться станут, когда выяснится, что это его человек был.
Среднестатистический древнерусский город эти улочки не напоминали, из чего можно было сделать вывод, что если он и провалился в прошлое, то уж явно не отечественное. Теперь бы понять, в какой он стране находится да хотя бы в каком приблизительно времени.
Наконец Сереге наскучил однообразный пейзаж за окном и он повернулся лицом к Леху. Только теперь при нормальном освещении он смог его рассмотреть. Невысокого роста, исхудалый, только одни большие глаза и остались да длинный острый нос с горбинкой. В сущности, Лех Шустрый был еще мальчишкой лет двадцати на вид. Хотя по меркам этого времени он был уже очень зрелым человеком. Добрая половина его ровесников давно обзавелась собственными домами, семьями да оравой детишек. По Леху же было видно, что он еще тот пройдоха.
