Однако шел час за часом, а ожидаемое подкрепление все не появлялось. Затем неожиданно, во время заседания штаба бригады, не выдержав нервного и физического напряжения последних дней, упал в обморок командир 32-ого батальона Цви Герман. Когда стало ясно, что Герман вести в бой своих солдат не в состоянии, было решено заменить его Хаимом Ласковым13, лишь недавно прикомандированным к бригаде, не знакомым с полевыми командирами, да и вообще еще слабо ориентирующимся в обстановке на этом участке фронта.
Вдобавок ко всему, командир взвода связистов Тед Арисон (которому предстояло стать самым богатым человеком в Израиле) оставалось никак не мог привести в рабочее состояние доставшиеся бригаде бог весть каким путем старые английские полевые телефоны. Лишь около двух часов ночи, чертыхаясь, Арисон заявил, что он сделал все, что мог, но никаких гарантий, что эти телефоны будут надежно работать и во время боя, он дать не может.
В результате автобусы с подразделениями Седьмой бригады выехали из Хульды только в половине третьего ночи. Большая часть их пути проходила по гористому бездорожью и к Латруну автобусы прибыли лишь около четырех утра, после чего командиры отдали приказ выходить и приступать к выполнению боевой задачи.
Взвод Ариэля Шейнермана находился в голове колонны – перейдя русло высохшего ручья, он должен был миновать виноградники монастыря молчальников и первым атаковать окраины деревни Латрун. Стараясь передвигаться, как можно тише, солдаты Шейнермана, не спеша, приближались к заветной цели. В половине пятого утра, уже на рассвете, Арик увидел впереди белые домики арабской деревни…
И в это время стоявшая вокруг мертвая тишина неожиданно взорвалась пулеметным огнем и автоматными очередями. Еще через мгновение Арик понял, что он и его бойцы оказались в смертельной ловушке: очевидно, иорданцы с самого начала следили за каждым их шагом и не открывали огонь только для того, чтобы подпустить их как можно ближе. Теперь со всех четырех сторон по израильским солдатам был открыт шквальный огонь, а вскоре вокруг них стали рваться и минометные снаряды.
– Ложись! – крикнул Арик, но он мог бы и не отдавать этой команды – все его бойцы и так повалились на землю, пытаясь найти укрытие от вражеских пуль за камнями. Но помогало это слабо: иорданцы сидели на холме, с которого им были отлично видны все солдаты противника, и вели по ним прицельный огонь. Несколько бойцов из взвода Арика были убиты в первые же минуты боя, еще около десяти получили ранения…
В этой ситуации лейтенант Шейнерман принял единственно верное решение: он отдал приказ бегом отступать в сторону русла высохшего ручья, представлявшего собой длинный естественный окоп, в котором можно было укрыться от вражеских пуль. А, отдав приказ, Арик первым поднялся с земли и, петляя, побежал в указанном направлении. Добравшись до ручья, он залег в нем и тут же открыл огонь из своей английской винтовки, пытаясь прикрыть остальных своих подчиненных.
– Бегите! Все время бегите! Не останавливайтесь! – кричал им Арик, выпуская в сторону иорданцев один патрон за другим.
Живыми до берега ручья добежало лишь половина его взвода. Иорданцы тут же сосредоточили весь огонь по руслу, так что израильтяне попросту не могли поднять головы и лишь изредка огрызались на пулеметные очереди одиночными выстрелами. Арику стало ясно, что выбраться отсюда, не подпав под арабские пули, можно будет только ночью, а пока остается лишь лежать и ждать. Тем временем солнце поднялось высоко, и началась обычная для этих мест невыносимая жара, вызывающая мучительную жажду, а весь запас воды его бойцы бросили, как, впрочем, и часть оружия, когда бежали к пересохшему ручью. Полевой телефон, как и предсказывал Арисон, не работал, и, таким образом, они оказались отрезанными от всех остальных подразделений батальона.
Передвигаясь ползком по "окопу", Арик, как мог, помогал раненным и одновременно подсчитывал тех, кто еще может идти в бой. Ситуация все еще не казалась ему безнадежной: и справа, и слева от них гремели выстрелы, а это значило, что Ласков продолжал атаку Латруна.
И вдруг в полдень все стихло.
– Наши готовятся к новой атаке. Видимо, подошло подкрепление, – сказал Арик. – Приготовьтесь: как только они пойдут в бой, мы их поддержим.
Прошло не менее получаса пока он понял, чем была вызвана эта тишина: увидев, что атака захлебывается, Ласков дал приказ отступать, бросив взвод лейтенанта Шейнермана на произвол судьбы. Иорданцы, между тем, прекрасно помнили о засевших в русле ручья горстке евреев, и теперь два их отряда с разных сторон спускались с холма – чтобы, пройдя через виноградники, взять их в "клещи" и захватить в плен. Оставаться на месте означало просто сидеть и дожидаться смерти, и, оглянувшись назад, Арик отдал приказ бежать в сторону расположенного в нескольких сотнях метров от ручья пшеничного поля и попытаться залечь до темноты среди его высоких колосьев.
Вот как вспоминал в одном из своих интервью о том, что происходило дальше один из бойцов взвода Арика Шейнермана Яков Бугин, которому в те дни было 17 лет:
"Арабы наступали на нас несколькими группами, ведя непрерывный огонь и все ближе и ближе подбираясь к нашей позиции. Им никто не мешал… Мы попытались открыть ответный огонь, но наши одиночные выстрелы звучали как плевки в то море огня, который они на нас обрушили. Они были от нас уже в нескольких сотнях метров, когда Арик скомандовал: "Всем бежать за мной!".
Нам было ясно, что наша задача – добежать до пшеничного поля и укрыться среди его высоких колосьев. Беда заключалась в том, что те 300 метров, которые отделяли русло ручья от поля, были совершенно пустынной местностью. Но выхода у нас не было, и мы начали бежать. Многие падали, так и не добежав до заветной цели. В то время, когда я бежал к полю, Арик и получил ранение в живот. Я бежал только потому, что знал: если я останусь лежать на дне ручья, со мной все будет кончено. Арабы добивали всех раненных, а затем глумились над их телами. Иногда они долго издевались над пленными прежде, чем их убить…
Я собрал все оставшиеся у меня силы (до этого Бугин уже был ранен в руку, плечо и шею – АВТ.) и продолжал бежать, сантиметр за сантиметром приближаясь к полю и, в конце концов, оказался среди тех немногих, кому повезло…
Добравшись до кромки поля, я нырнул в колосья и стал ползком передвигаться дальше. Неожиданно я увидел перед собой брошенную английскую винтовку. Такая винтовка была в нашем взводе только у Арика; она вообще считалась очень редким и дорогим оружием. Я поднял винтовку и подумал: "Надо бы вернуть ее Арику!". Наверное, это звучит странно, но в тот момент я почему-то думал только о том, что скажет Арик, когда я верну ему его винтовку. Ей-богу, почему-то именно это мне было интереснее всего на свете. Несмотря на то, что у меня почти не осталось сил, и боль пронизывала все мое тело, я пополз по полю в поисках Арика. Неожиданно в нескольких десятках метров я услышал арабскую речь: арабы прочесывали поле в поисках раненных. Поднять голову я не мог – тогда бы они меня увидели, но я слышал, как они стреляли в наших ребят и смеялись при этом…
Я продолжил ползти и вскоре услышал неподалеку от себя чье-то тяжелое, прерывистое дыхание. Еще через несколько метров я увидел лежащего на спине и корчащегося от боли Арика. Его рубашка на животе была мокрой от крови. Он открыл глаза, увидел меня и прошептал: "Беги, спасай себя…" Я попробовал к нему прикоснуться, но он резко оттолкнул мою руку – любое прикосновение причиняло ему сильную боль. И тогда я, как мог, стал оттаскивать его в сторону, подальше от арабов, которые продолжали двигаться по полю и добивать наших раненных. В какой-то момент я приподнялся и увидел их, но они были так заняты своей кровавой "забавой", что, к счастью, не обратили на меня никакого внимания…"
Лишь на следующее утро, когда израильтяне предприняли новую атаку на Латрун, на поле появилась санитарная машина, чтобы подобрать раненных. Заметив ее, Яков Бугин встал, шатаясь, во весь рост и, увидев его залитое кровью лицо, к нему немедленно кинулись санитары.
– Там другой раненный. Сначала возьмите его! – сказал Бугин и рухнул на землю.
На этой машине Арик Шейнерман был доставлен в соседнюю еврейскую деревню Экрон, а оттуда его на "скорой помощи" повезли через Тель-Авив в больницу в Реховот. В Тель-Авиве по каким-то неведомым причинам, которые уже, очевидно, никогда не прояснятся, водитель и медсестра "скорой" неожиданно остановились и, сообщив лежащему с перевязанным животом, мучающемуся от боли Арику, что они "вернутся через минуту", куда-то исчезли на целый час. В это самое время вокруг машины "скорой помощи" стали рваться бомбы – начался первый налет египетской авиации на Тель-Авив. Так как Арик был просто не в состоянии пошевелиться, то ему не оставалось ничего другого как лежать и гадать, попадет ли бомба в машину или нет. К счастью, все обошлось – когда бомбардировка закончилась, водитель и медсестра вернулись в машину, и они продолжили свой путь в больницу.
