Все бегут из города, особенно бизнесмены, у которых вымогают деньги. Ничего больше не функционирует. Закон устанавливают ополченцы. Они объявили, что отомстят за похищение на территории Ливии Соединенными Штатами одного из руководителей «Аль-Каиды», более известного под псевдонимом Анас аль-Ливия. Эта спираль насилия за два года не остановилась. Ливия, потенциально богатая страна, стала одной из самых бедных в Африке. Муаммар Каддафи может смеяться на том свете. Он в своей стране создал самый высокий уровень жизни в Африке. Враги Африки знали это, за что руководителя страны и убили».
Александр Сивов
ПОЛИТИКА
«ПРИРУЧЕННЫЙ ИРАН»
В полной мере понять смысл прорывного, если не вообще сенсационного заявления президента Ирана о Холокосте, который был, — невозможно, не рассмотрев хотя бы вкратце предшествующие сенсации события.
Итак. Началось с того, что в «цивилизованную» прессу внезапно просочились смутные намёки на то, что, дескать, м-р Обама по доброй воле и безо всякого принуждения направил новоизбранному главе Исламской Республики тёплое письмо с предложением начать жизнь с чистого листа. Экспертное сообщество мгновенно решило, что новость, скорее всего, — вброс, но ошиблось. Практически сразу факт отправки письма в Тегеран подтвердил сам президент США, после чего официальный глава Госдепа, развивая мысль босса, заявил, что нельзя исключать «случайной встречи» двух лидеров в кулуарах ООН.
А потом — чудо чудное! — подтверждение пришло и с иранской стороны. «Да, президент Обама направил мне письмо, — признал г-н Роухани. — На мой взгляд, тон этого письма позитивен и конструктивен. Это, возможно, совсем незаметная и незначительная подвижка, однако она может приблизить к большому будущему. Считаю, что лидерам всех государств следует действовать в соответствии с национальными интересами и не поддаваться давлению со стороны…»
Намёк прозвучал более чем внятно. Мгновенно встревожилась пресса Эр-Рияда и (крайности сходятся) Иерусалима, которым любое американо-иранское потепление как нож острый; многие влиятельные лица выразили, как говорится, «осторожное недоумение» — и когда 24 сентября выяснилось, что иранская делегация, прибывшая в Нью-Йорк на сессию ГА ООН, «не рассматривает всерьёз возможности» той самой «случайной встречи», у многих отлегло от сердца.
Но, как выяснилось, зря: спустя всего сутки г-н Роухани дал большое интервью, в котором расставил все точки над «ё», пояснив, в частности, что «личная встреча с Обамой не состоялась лишь потому, что, хотя желание было взаимным, времени на подготовку к разговору не оставалось совершенно, а такие встречи должны приводить к серьёзным результатам», далее он подчеркнул, что готов к «серьёзным переговорам по поводу ядерной программы Ирана, настроен идти очень далеко и уполномочен народом предложить американцам мир и дружбу».
И вот в этом-то интервью как раз и был затронут ключевой для обеих сторон вопрос о Холокосте. Причём в формулировках настолько важных, что без обширной цитаты не обойтись. «Я не историк, — заявил Хасан Роухани, — и не хочу судить о масштабах Холокоста, но могу сказать, что любое преступление, совершённое в прошлом против человечности, включая преступление нацистов против евреев, достойно порицания и осуждения… Все те преступные деяния, которые они совершили против евреев, мы осуждаем. Лишение человека жизни является недостойным. И не важно, является ли эта жизнь жизнью еврея, христианина или мусульманина. Для нас они равны». Далее, разумеется, последовало и прозрачное пояснение насчёт Израиля: «Но если нацисты совершили преступления против определённой группы, это не даёт данной группе права узурпировать землю другой группы и занять её территорию. Это достойно осуждения. Должна вестись беспристрастная дискуссия».
Вот здесь уже, в самом деле, сенсация. Буквально в каждой формулировке. Следовательно, без разъяснений не обойтись.
Прежде всего журналистская мантра, разлетевшаяся по всему миру, — дескать, «Президент Хасан Роухани в отличие от своего предшественника Махмуда Ахмадинежада не отрицает Холокост», — запредельно упрощена. Строго говоря, г-н Ахмадинежад тоже не отрицал того факта, что где-то в Европе когда-то нацисты убивали евреев. Открыто выражал сомнение в цифрах, нюансах, деталях, но факта не отрицал. Однако выводы из этого делал совершенно конкретные: если евреев убивали в Европе, то с какой стати потери им компенсированы за счёт арабов, а не немцев? А следовательно, пусть Израиль убирается куда угодно и процветает где угодно, но не на Ближнем Востоке. И плюс к этому позволял себе то, что с точки зрения Запада позволять нельзя ни в коем случае: называл факты, свидетельствующие о причастности к Холокосту не только немцев, но и тогдашних политических элит Великобритании и США, а также (опосредованно) руководителей сионистского движения.
Такой подход — практически полностью воспроизводивший взгляды покойного аятоллы Хомейни — делал невозможным хотя бы минимальное политическое сближение. В отличие от позиции г-на Роухани, который, ни в чём не поступаясь принципами, по максимуму возможного смягчает все острые углы: (а) допускает, что масштабы Холокоста были очень велики, (б) осуждает действия нацистов как «преступные», (в) конкретно и чётко говорит только о «нацистах» и, более того, в отличие от предшественника констатирует, что по вопросу о существовании Израиля возможна «беспристрастная дискуссия».
По большому счёту тем самым снимаются все принципиальные противоречия и открывается возможность диалога, причём вполне понятно, что такое смягчение позиции санкционировано духовенством Ирана и лично рахбаром Хаменеи. Говорить подобное от себя лично президент (в иранских раскладах фигура подчинённая) не посмел бы. А дополнительно одобрение свыше подтверждено фактом недавнего выступления г-на Роухани на встрече с командованием Корпуса стражей исламской революции, которых он предостерёг от вмешательства в политику. Учитывая, что фактически главой КСИР является аятолла Хаменеи, совершенно ясно, что это заявление — прозрачный намёк на неуместность радикализма — прозвучало с подачи рахбара.
Что же, в самом-то деле, происходит? А происходит вот что.
Иран в принципе на подъёме. Эпоха революционного порыва давно прошла, страна вполне динамично развивается, возник и оброс жирком городской класс профессионалов, установился социальный консенсус — и его гарантом выступают кумские дедушки, которым только и по силам обеспечивать определённые социальные гарантии, сдерживая предельно взрывоопасный потенциал перенаселённых деревень и предместий. Аятоллы — назовём их идеологами — держат страну в жёсткой узде, жестоко выжигают преступность, но не мешают тому самому городскому классу расти и процветать, и городской класс это ценит.
При этом аятоллы, люди старые и мудрые, вовсе не хотят «экспортировать революцию»; им вполне хватает Ирана, они сознают, чем может кончиться прямая стычка с Западом, и дорожат стабильностью. В отличие от бывшего президента. Тот, человек предельно богобоязненный, в политике был не прагматиком, но чистым романтиком. Он выражал интересы той самой деревни и тех самых предместий и потому стремился к «перманентной революции», при которой политику определял бы он, а духовенство бы только молилось и следило за благопристойностью, и готов был идти на максимальное обострение внешней политики.
Нет никакого секрета в том, что эти острые, хотя внешних приличий не нарушающие противоречия между Кумом и Тегераном в последние два года были контрапунктом иранской политики. Г-н Ахмадинежад стремился расширить зону влияния, а духовенство всячески его одёргивало, не позволяя пускаться в авантюры, которые, укрепляя позиции президента, в то же время могли бы поставить под раздачу Исламскую Республику.
В итоге, как известно, г-н Ахмадинежад проиграл: его попытка организовать «бахрейнскую весну» была купирована, а затем на его политической стратегии и вовсе поставили полумесяц, просто-напросто не допустив к выборам его ближайшего друга и единомышленника, при котором экс-президент рассчитывал реально управлять страной. А теперь, когда «линия Ахмадинежада» оборвана, и оборвана демонстративно, возникли условия для диалога с США.
Ведь, если подумать, что нужно аятоллам? Чем они не могут поступиться?
Поступиться они не могут своей властью (то есть, принципом теократии), «особыми связями» с шиитами Ирака и Ливана и предельно важным идеологически принципом «борьбы за права мусульман Палестины». Вопрос о ядерном оружии принципиальным не является — при условии, что Штаты дадут гарантии (но серьёзные гарантии) ненападения. Взамен они хотят снятия санкций и права управлять Ираном так, как считают правильным.
