— Надолго? — уточняю я, и добавляю, чтобы не злился. — Полинку нельзя оставлять одну…
— Она уже большая, — перебивает он. — Быстрее, у меня бронь на полдень. Максимум до двух, потом можешь валить. У меня встреча.
Я никак не могу понять, о чем он думает. Неужели совпадение и он не знает про нас с Алексом? Дело всего лишь в том, что его мадам заболела и нет знакомых подстилок согреть ему постель, кроме меня? Мне становится не по себе. Дочка подросла… Ей уже пять. Как он убедился на дне рождения, с ней уже не так трудно, как во младенчестве… А вдруг он решил вернуть меня?
— До двух ночи… Или дня?
— До ночи. Ты оглохла? — цедит он, мне ничего другого не остается, как позвонить няне и попросить приехать.
Я надеваю теннисное платье, сандалии и крашусь в ванной. Руки дрожат, когда я обвожу губы светлой помадой. Меня словно взяли в заложники — так я себя ощущаю.
— Переоденься, — морщится он, когда я возвращаюсь на кухню. — Выглядишь, как овца.
С упавшим сердцем я возвращаюсь в комнату. Нахожу черное обтягивающее платье, к нему — босоножки на высоком каблуке. Застегиваю высокую кожаную шнуровку, тонкие ремешки плотно обхватывают лодыжки. Толя появляется на пороге и одобрительно хмыкает.
— Красную помаду, — требует он, и я закусываю губу.
Он как-то сказал, что у меня очень эротичный рот. Настоящие врата в рай. Его очень возбуждало, когда я подчеркивала губы. Толе уже за пятьдесят, к нему нужен специальный подход. Сегодня он одевал меня так, словно хотел развлечься.
На кухне мы дожидаемся няню. Я сижу, опустив взгляд, сердце колотится, как сумасшедшее. Всей кожей я чувствую взгляд бывшего. Очень циничный, неприятный, ощущаю себя резиновой куклой, которую подготовили к «работе». Мне кажется, он не знает про Алекса. Иначе влепил бы еще с порога. Главное, чтобы няня ничего не сболтнула…
Но она — женщина понятливая. С порога здоровается и становится к плите, приготовить оладьи к завтраку. Я целую дочь, говорю, что мы с папой едем за город, но скоро я вернусь, привезу булочек с курагой, мармелад и плюшевого зайца, которого мы видели в магазине игрушек… Сажусь на постель, обнимаю теплую со сна Полинку. Меня не оставляет плохое предчувствие. Она зевает, но сонно обнимает меня в ответ и бормочет:
— Только купи голубого, ладно, мам?
Я смеюсь, глажу черную макушку. Заяц был в трех расцветках: красный, розовый и голубой. Я с ней согласна — последний вариант самый приятный.
— Обязательно, — шепчу я.
Толя в детскую даже не зашел. Я еще раз целую дочь и мы спускаемся к внедорожнику вместе с бывшим.
— Садись, Ника, — он улыбается, как варан. — И заглохни, пока не приедем.
Ненавижу этот тон. Вальяжный, вызывающий отвращение голос хозяина жизни, который говорит с холуем. Он всех называл холуями, кто его обслуживал: официантов, консультантов. Женщин. Проклиная все на свете, я сажусь на пассажирское сиденье. Выехав со двора, Толя сразу гонит, чтобы успеть проскочить перекресток на зеленый. Не успевает, но топит педаль в пол и нагло прет на красный.
Он не мог следить за мной, думаю я… Но мог следить за Алексом.
«Он должен огромные деньги моей семье».
Я помню, о чем они говорили. Толя обещал через месяц вернуть деньги. Алекс столько же должен пробыть в городе: его прислали контролировать Толю по поручению семьи. А мой бывший — настоящий хищник. Он должен был поставить за Беспредельщиком слежку, но тогда он видел, как мы…
Внедорожник сворачивает по направлению к клубу. Мне давно не было так страшно. В окнах мелькают сосны, Толя громко говорит по телефону, а у меня в животе холод, словно я пригоршню льда проглотила. Когда жила с Толей, я этого холода не замечала, так к нему привыкла, что считала нормой, пока не поняла, что это чувство тревоги и вызывает его он. Интуиция всегда предупреждала, что это опасный человек, только тогда я еще не умела распознавать ее сигналы.
Но сейчас все прозрачно: в клубе что-то произойдет.
Я взвешивала все варианты: у него встреча, он решил отодрать меня напоследок или подразнить Беспредельщика? Для обычного человека Толя непостижим: он непредсказуем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Загородный клуб окружает высокий забор. На воротах КПП со шлагбаумом и видеокамеры. Снаружи маленькая парковка для гостей, постояльцы клуба паркуются за оградой. Территория за этим забором большая, там и зеленые насаждения, и пруд для рыбалки, и даже небольшое поле для гольфа.
За воротами он пристраивает внедорожник на парковке. Там пять-шесть дорогих марок, но «мустанга» среди них нет. На крытой веранде уже готов стол. Летний ветер треплет белый балдахин, пахнет шашлыком.
Я иду к столику вслед за бывшим. Для загородного полудня я слишком ярко и вызывающе одета.
— Привет! — мужчины по очереди встают, жмут Толе руку.
Некоторых я знаю — видела раньше. Мы рассаживаемся. Мужчинам приносят шашлык и алкоголь, мне не заказывают даже воды. На меня вообще не обращают внимания.
— Погода хорошая, — многозначительно говорит Толя. — Вечером с парнями на косулю пойдем…
Мужчины мало говорят о делах, больше о повседневном: коньяк хороший, а шашлык мягкий, о новом Толином ружье, о политике… Это не деловая встреча, а обед выходного дня. После обеда мужчины сердечно прощаются и покидают клуб. Толю я сопровождаю до вечера. Он плавает в бассейне, немного играет в гольф, сидит на веранде и курит, созерцая сосновый бор. Меня не оставляет ощущение, что мы чего-то ждем. Собираются сумерки. Персонал разжигает фонарики, и вся лужайка оказывается в уютных огнях.
Скоро приезжают его парни — я узнаю его телохранителя и двух подручных. Нервно ерзаю в плетеном кресле, пока они говорят. Скрестив ноги, делаю вид, что безмятежно смотрю на темно-голубую гладь бассейна, а сама напряжена до последней жилки. Ветер доносит с веранды отдельные фразы и смех. Один из них заинтересованно оглядывается, словно речь идет обо мне.
Мы договаривались до двух, если Толя сдержит слово, «отбывать» не так много. Часов пять, и я вернусь домой. Но меня гложут предчувствия. Я не понимаю, для чего Толя заставил поехать с ним. Он почти не обращает на меня внимания, я прислуживаю и изредка ловлю на себе непонятный, холодный взгляд. Еще и заставил так одеться…
Мужчины расходятся с веранды. Толя манит меня и направляется к джипам.
— Поедешь с нами, посмотришь, как косулю бьем.
— Я не одета для охоты… — бормочу я, но иду следом.
Сдержанно-воодушевленные мужчины собираются. Хлопают двери внедорожников. Меня сажают за тонированное стекло на заднее сиденье. Как-то раз Толя взял меня на охоту сто лет назад. До сих пор помню подстреленного оленя с вытаращенными от ужаса глазами и выпавшим языком. Туша с запрокинутой под весом рогов головой, произвела на меня ужасное впечатление. Было жаль животное. Было неприятно смотреть на мужчин, разделывающих тушу — им это доставляло удовольствие.
Но сегодня что-то иначе. Сегодня что-то не так.
Толя садится вперед, место за рулем занимает «мальчик на побегушках» — долговязый парень с выступающим кадыком. Помню его, Костик, кажется. Семь лет бегает за Толей и чуть ли не в зад целует шефа, но так и не выслужился.
Цепь внедорожников выбирается за ворота. Сначала гоним по асфальту, затем попадаем в развороченную колею и пробираемся вглубь леса. В салоне висит мрачная тишина. Парнишка нервничает. Под колесами трещит валежник, фары выхватывают из темноты деревья и густой кустарник. Колея превращается в просеку, затем колеса цепляют асфальт: мы выбираемся на опушку и огибающую ее заброшенную дорогу. Наш джип останавливается, а сопровождающие двигаются дальше.
— Шеф, ну я пошел?.. — волнуясь, спрашивает парнишка.
— Давай.
Мы с Толей остаемся наедине. Он с удовольствием закуривает и смотрит в темноту. Фары гаснут, но я успеваю рассмотреть заброшенные строения, окруженные лесом. Его парни к чему-то готовятся: сгоняют машины, вытаскивают что-то квадратное из багажников. Все возбуждены, как перед охотой, но место странное и впечатление, что они ждут кого-то или что-то…
