Геннадий Иванов сказал, что эта презентация сама по себе необычна, так как совпала с другим важным событием: вручением Ю.Хромову удостоверения члена Союза писателей России. Далее Г.Иванов отметил, что в России одни стремятся, написав одно стихотворение, сразу вступить в Союз писателей, а Ю.Хромов, издав 6 книг, скромно ждал своего часа. И вот случилось то, что давно должно было произойти – Ю.Хромов принят в члены Союза писателей России.
"Юрий Хромов – настоящий поэт и прозаик, творчество которого, как чистый родник, облагораживает и очищает", – сказал Сергей Сафонов.
Леонид Кутырёв-Трапезников обратил внимание участников презентации на то, что Ю.Хромов имеет свою неповторимую поэтическую индивидуальность, а это дорогого стоит. Поэт работает над словом бережно и внима- тельно. У него нет сложных сюжетов и композиций, но есть картины жизни, написанные тонким, проницательным художником, пишущим свою Россию. Ведь талант автора истинно русский: душевный, тонкий, тёплый, который не разменивает себя в угоду холодной и пустой западной оригинальности. Юрий Хромов в своём творчестве вышел на глубокое понимание русской жизни, русских людей и русской природы.
ПРАВЛЕНИЕ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ РОССИИ, РЕДАКЦИЯ
Юрий КРАСАВИН ДЕТСКИЕ ИГРЫ В КЛАССИКИ
Нива нашей нынешней литературы изрядно одичала, она поросла бурьяном да лебедой, лопухов много. Сорняки заглушают редкие культурные растения.
"Литературная газета", полагаю, и рада бы восторженно восклицать по поводу урожаев на ниве той, но не лебеду же молотить! Потому читаем в ней о политике и экономике, о театре и телевидении… Однако иногда на газетной странице взрастают цветы элоквенции – я радостно вздрагиваю: появляется истинно литературный материал, например, интервью с известным писателем.
Вот в очередном номере – праздник души: интервью с Владимиром Крупиным, а у меня к нему глубокое душевное чувство, род недуга. Мы с ним знакомы лет этак около сорока – сразу оговорюсь: не настолько знакомы, чтоб я мог бы похлопать его по плечу: "Ну что, брат Крупин?", а он бы мне в ответ: "Да так, брат, как-то всё…" Но он был редактором одной из моих книг в издательстве "Современник". С тех пор при встречах, увы, редких, здороваемся, конечно, однако душевно поговорить возможности нет: я-то живу в захолустье, а он столичный человек, хоть и рядится иногда в армячишко да смазные сапоги, являя себя этаким мужичком вятским, простоватым, но хватским. Меня же с первого знакомства очаровала его дружеская манера общения, его живой говорок. Даже не очаровала, а прямо-таки обольстила, и я навек зачислил его в свои друзья, хотя он о том и не подозревает.
Теперь вижу на газетной полосе: босой русский писатель молитвенно приблизился ко Гробу Господню, держа под мышкой ботинки… Худенький стал Владимир Николаевич, если судить по этому снимку, сердце сжалось: жалко его. Говорит, что пора ему подводить итоги – возраст почтенный! – что главным свершением жизни своей считает то, что приближён ко Христу… то есть почти лично знаком. Не то, чтобы на дружеской ноге, но уже явно облечён божественным доверием, почти помазан.
А в друзьях-де у него и Василий Белов, и Валентин Распутин, и до некоторых пор Виктор Астафьев, и много иных, обладающих немалым общественным весом. Что тут скажешь! Умный человек, знает, с кем дружить и как.
Молитвенное состояние свойственно Владимиру Николаевичу. Вот в его не столь давно опубликованных журналом "Наш современник" дневниках читаю о том, как он проснулся среди ночи и жарко молился о здравии друга своего – цитирую не дословно, а по памяти:
– Господи, спаси и сохрани Валентина Григорьевича Распутина. Что будет с нами и с Россией, если его не станет! И мы пропадём, и Россия.
А в интервью "Литературной газете": "Кумиротворение убийственно для души. Но авторитет и пример для подражания – это очень хорошо".
Согласен, но надо ли столь молитвенно, столь экзальтированно становиться на колени – это ведь и есть акт кумиротворения. Не удивлюсь, если над письменным столом писателя рядом с иконой Спасителя помещены портреты его друзей…
Чего уж так-то, Владимир Николаевич! Ты ставишь в неловкое положение совестливого и скромного товарища своего, в лучах славы которого, по твоему собственному признанию, пребываешь. Да и Россию не надо обижать: не на одном человеке она держится.
В интервью сказано, что-де "может и не в лучах славы, а в тени" Распутина да Белова пребывает, заслоняют они его, что само по себе досадно и несправедливо: он, мол, равновелик с ними.
Кстати, слово "Россия" Крупин употребляет очень часто и с такой по-детски наивной верой, словно уже приватизировал её и вот стоит на страже своей собственности: "Прощай, Россия, встретимся в раю", "Мои враги – это враги России и Христа". Читай: кто против меня, тот против России и Христа. То есть они в одном ряду, опять-таки равновелики.
Как тут не воскликнуть: затейливое, однако, это явление в нашей нынешней литературе – Владимир Крупин! Ему в высшей степени свойственны простодушие – отличительная черта истинно русского человека. Откровенность и чистосердечие таковы, что просто душа нараспашку – всё это явственно проступает в его интервью, а артистически явленная детская наивность умиляет меня прямо-таки до слёз. Более же всего мне понравилось в его интервью, что он без экивоков называет имена своих друзей и врагов, а также кандидатов в те и другие: вот они, по-фамильно, так и встали в шеренги. Ну, газетная рубрика обязывает – "Невзирая на лица".
Да, искренность и лукавство, правдивость и артистическая игра – всего намешано в писателе Крупине. Он и сам простодушно признаётся: не могу, мол, разобраться в своей противоречивой натуре, постоянно совершаю одну за другой ошибки да грехи. Помогите, мол, люди добрые, совсем я запутался.
Хочется помочь, а как тут поможешь! Натура-то сложновата для осмысления. Хотя, правду сказать, со стороны ясно видно: лукавит, играет Владимир Николаевич, привлекая к себе побольше внимания: десять лет не писал ни строчки и пятнадцать лет не брал руки журналов – ни "Москву", ни "Новый мир", ни "Знамя" – как бы совсем не забыли о нём!
Вот под снимком на газетной полосе в качестве подписи краткий диалог. Увидев возле Гроба Господня босого писателя, некая паломница якобы воскликнула, лаская слух внемлющего:
"– Владимир Николаевич! Это вы? Какая радость встретить вас здесь, на Святой Земле! Вы же живой классик!"
Список классиков – он, кстати сказать, уже определён и утверждён критиком Владимиром Бондаренко – состоит из полусотни имён. Именно Бондаренко осуществляет фейс-контроль на вершине литературного Олимпа: кого пущать, а кого не пущать. Ну, это он поторопился, погорячился, составляя список: и половины достойных не наберётся, не то, что полсотни. А там, где карабкаются к вершине авторы другой ориентации, на фейс-контроле тоже список – в нём, небось, не менее сотни имён. Потому как хочется зачислить своих близких друзей и нужных людей в эти самые живые классики.
Очень не хочется мне обижать кого-то из достойных литераторов, а Владимира Бондаренко в особенности: я отношусь к нему с глубокой симпатией – вон его книга "Позиция" стоит на полке в моей домашней библиотеке, я люблю её иногда почитывать – но не могу удержаться вот от какого суждения.
Один из моих знакомых в том городе, где я живу, ныне уже, увы, покойный, очень ловко и своеобразно манипулировал званием почётный гражда- нин города, хотя не имел на то никаких полномочий. Он обращался к директору крупного предприятия, к главе района или местного парламента, к управляющему или заведующему: мол, кто-кто, а вы-то, уважаемый имярек, достойны такого звания. Тот бывал польщён, застенчиво и этак слабо отнекивался. А мой знакомый настаивал: мол, выступит с такой инициативой, подтолкнёт оформление необходимых для того документов… И выступал, и подталкивал, и власть имущее лицо бывало возведено в почётные граждане. Не беда, что никто не знал, какие же благие деяния он совершил для города, чем осчастливил граждан. Зато таким образом мой знакомый обретал в дальнейшем расположение влиятельного человека. Не то ли происходит и с причислением того или иного ныне живущего писателя к лику выдающихся деятелей русской литературы?
Это такая игра в классики, которой увлекаются взрослые дяди, не только находя в этом душевную сладость, но и пользу извлекая.
Ну, поиграли мы, и хватит, а теперь о серьёзном: в своём интервью Владимир Крупин поведал, что в журнале "Наш современник" недавно была опубликована его "большая вещь, которая называется "Повесть для своих"", и что он волнуется, как она будет принята. Автор поясняет, что повесть его "жгуче современна, в ней отразилось моё неприятие идеологии либерализма и глобализации и всего того, что они несут для России".
