Трудились с утра до вечера. Муж ждал шейха.
Дождался. Они сидели за отдельным столом. Муж в такой заинтересованной важной позе, рядом с ним человек, похожий на грузина, но не он. Говорили по-русски. Мужчина объяснял задание. Муж кивал. В унисон.
Оказалось, что у мужчины большие деньги. Сейчас в каждом спаме миллион предлагают. Мошенники. Развелось. Тогда было в диковинку. Всему верили. Миллион.
— Миллион сначала.
Муж сглотнул, кивнул: — Смогу.
Потом добавят. Нужно удачно разместить. С прибылью. Десять процентов прибыли мужу. Заживем. Обещали миллионы слать часто. Муж согласился. А кто нет?
В наш ресторан ходила очень интересная женщина. Ксавьера Холландер. Всемирная величина эскорта. Это она написала первые эротические книги. Переведенные и изданные в России. Про секс. Рассказы читала в России. Откровение.
Секс есть.
Президенты, шейхи брунеевские были ее клиентами. Даже Кеннеди. У кого не был. Много знал. Хотел открыть нам инопланетян. Говорят, за это и убили. Очень интересная, умная женщина. Ставит спектакли, пишет книги. Интересный собеседник. Ходила к нам есть борщи. Блины. Потом пригласила к себе. На пати. Она устраивала у себя большие вечеринки. Пати. С едой, музыкой, разношерстным интересным народом. Голландский бомонд. Люди в бриллиантах. Реальной ценности.
Мы пришли. Захватили грузинского шейха с собой. Оказалось, он может лечить. У него какое-то дефицитное брунеевское лекарство, самое лучшее в мире. Муж поверил. У него диабет. Принарядились. Я одела бриллианты, одежду дорогую. По случаю. Блеснуть. Тогда было важно. Зачем. Почему. Не думали. Блистали, кто чем. У кого чего было. А как иначе может быть?
Прием оказался отменным. Ходили с бокалами от группы к группе, как положено. Люди тут все так делали. Со знанием этикета. Привычно. Я ощущала себя нелепо. Не знала, куда деть. Русские были с большими понтами. Пришлось понтить и мне. Пыль в глаза. Разливали крюшон из большой хрустальной вазы специальной серебряной поварешкой. Пила. Смотрела. Театрально. Сам себе режиссер. Актер. Крутизна. У кого какая машина. Кто купил дом в Амстелфейне, престижном районе города Амстердама. Да хоть квартиру в Амстелфейне. Вассенаре. Совсем круто. Были другие разговоры. Не понимала.
Решила учить местный язык. Английского достаточно для неглубокого погружения. Чтобы понять страну, нужно говорить на ее языке. Сначала обходилась кивками. Слушала. Ничего не понимала. Кивала. Может потому, что я не много говорила. Ja. Nee. Да и нет. Для начала достаточно. Даже комплименты получала. Как хорошо говорю. Наверное, нужно больше молчать, чтоб выглядеть умно. Долго молчала. Захотелось говорить.
Крюшон закончился, пора ехать домой. Мы собрались. Муж сказал, грузин поедет вместе с нами. Хорошо. Я покорилась, как грузинская жена. Сели в машину. Доехали домой. Грузин попросил вскипятить чайник. Муж пошел кипятить. Очень ему хотелось вылечиться. Я ему доверяла, иначе не могло быть. Не могла я подумать, что муж может ошибаться, а мужчина — дурить. Кипяток разлила по чашкам. Мужчина сказал, лечить будет порознь. Сначала мужа, потом меня. Наивности с избытком. Ничего не заподозрив, загипнотизированно ждала. Когда он придет, вылечит. Как, от чего, к чему. Найдется. У меня легкие.
Мужчина сказал: — Могу. Займусь вашим мужем, потом приду к Вам.
Мужу светил миллион. Прямо в глаз. Все застилая. Он мужчина неглупый, даже интуитивный, с глубоким знанием человеческой сути. Так говорил. Я верила.
Мужчина протянул чашку с зельем мне. Жидкость слегка горьковата, пахла чем-то. Странно. Выпила залпом. Больше ничего не помню. Проснулись вечером следующего дня. Просветили. Клофелин.
Спали долго. Проснулись. Грузина не было. Одновременно, я думаю, исчезла машина, бриллианты. Маленький сейф пустой. Мы его купили по случаю. Сначала закрывали, потом, замучившись открывать, перестали. Так он и стоял, жалобно попискивая дверцей. Железная игрушка. Пустой.
Голова болела жутко. Шесть часов вечера. В 12 должны открываться. Детей не застали. В школе.
Клофелин.
На мужа было жалко смотреть. Вместо обещанного здоровья, миллионов, доходов, пароходов. Дым.
Дым в голове. Дым в нашем общем пространстве.
Пришли в себя. Поняли, что за шейх почел, осчастливил нас своим драгоценным присутствием.
Клофелин. Тот же, что и в России применяли в подобных случаях.
Клофелин.
Почесали затылки. Поехали в Амстердам. Муж пытался во что бы то ни стало сохранить лицо при плохой игре. Так начался наш развод. Разочарование в его уме, прозорливости, сути. Спала пелена. Ушло.
Искали по скупкам, в полицию обращаться не стали. По-прежнему чего-то боялись. Да и что мы могли предъявить? Грузинского шейха с его миллионами? Как можно поверить. Не раскусить. Повестись.
Глава 8. Доктор Лебедев
Один из необычных, я бы сказала, замечательных людей, которых я знала в своей жизни. Военно-медицинская академия других не берет. Высокий, приятный в общении, слегка заикающийся, наверное, потому, что спешил жить. Не успевала за ним реальность. Добрый, отзывчивый. Талантлив от Бога. Одним словом молоде́ц. Красаве́ц.
Мы, как все приличные, порядочные буржуины, обзавелись домашним доктором. Доктором Лебедевым. Муж познакомился с ним где-то на очередном фуршете. Тогда он не был мужем. На встрече по-русски. Сходке влиятельных, в меру влиятельных лиц. Многие люди из разных областей социума вдруг спонтанно стали знакомиться друг с другом. На коммерческой основе. Социалистическая Иерархия рухнула, упали барьеры, долго выстраиваемые предыдущим ответственным. Кормчим. Рабочий мог попасть только в местную, специально построенную ему больницу. Не так уж плохи они были, бесплатные больницы социализма. Все, конечно, и тогда зависело от человека, доктора, который вел историю болезни, знал все твои болячки, даже помнил их каким-то чудным способом. Когда приходили старые, обветшалые в процессе строители с новыми, только что народившимися строителями коммунизма, доктор знал все. Возможные напасти, болезни, которые и при социализме передавались наследственным путем. Несмотря на то, что Генетика как наука не стала авторитетной в те, социалистического рая, годы, не указ она была руководителям Страны. Коммунистическая Партия не признавала ничьей воли, кроме собственной коммунистической Воли народа. Так тогда говорили. Замолчали. Ушли.
Гены не переставали мутировать в малосъедобной, полной стрессов среде. Болели много, часто. Мои дети не исключение. Ходили по врачам, как все. Лечились, как могли, как доступно было. Выросли.
Теперь, когда все становилось платным, я решила: раз уж платить, так миллион. Лучшему то есть.
Доктор Лебедев.
Специалист по мозгам, как его называли в Военно-медицинской академии. Хирург от Бога. Мы обращались к нему со всеми напастями, дружили домами. Узнали ближе. Не подвел.
Одной из напастей оказался алкоголизм. Я и раньше не могла справиться до конца. Периодически давала себе слово, завязывала. Потом снова развязывала. Надеясь держать процесс под контролем. Ничего, естественно, не получалось. Сидело во всех моих предках, передаваясь по наследству из поколения в поколение. Я была наследственной пьяницей. Единственное, что меня отличало от всех моих предков, что я уже поняла, что это такое, сознательно подходила, как мне казалось, к проблеме. Пила тайком.
Никто не видел. Одна из степеней алкоголизма, особенно женского. Могу различить в других. Часто беспокоюсь, сказать не могу. Не спрашивают.
Скрытое пьянство.
Частный ресторан, то есть, собственно, мой, снабжали мы разными, появившимися тогда экзотическими, западного производства напитками. Ликеры разноцветные. Что в них давало такой ядовитый цвет, сейчас уже не вызывает сомнения. Эту экзотику пили сами, подавали в ресторане. Люди охотно заказывали, пробовали, хвалили. Спивались уже на западный, цивилизованный, думалось тогда, манер. Всем вдруг стало интересно, как там, за бугром. Как люди живут. Попробовать вкус западной жизни. Шампанское «Мадам Помпадур». Сейчас понимаю, здесь такого слыхом не слыхивали. Не пробовали. Не стали бы пить.
Тогда же Главе Православной Церкви выдали официальную, что ни на есть лицензию. Лицензию на алкоголь. Церковь везла напитки, мы спаивали. Такая образовалась цепочка. Лицензии никому больше не выдавали. Я сотрудничала с Православной Церковью. Не в лучшем виде. Таким путем.
Завозили мы и из своих союзных, бывших республик, производителей вина, водку. Вин хороших местных становилось все меньше. Рушились все постсоветские пространства. Не только в России Индустрии рушились.
Грузии отказали совсем. Крымские, мускатных качеств, вина отправляли на Запад. Там другого не брали. Всем хотелось заработать твердую копейку. Доллар. Нам доставалось то, что, по-хорошему, здесь, в Европе никто не пил.
